– Да что же это? – сказал Сорочинский.

Ашмарин поднял голову и увидел Сорочинского, стоявшего на четвереньках на самом краю.

– Дед бил, бил – не разбил, – уныло сказал Сорочинский. – Баба била, била…

– Молчать, – тихо сказал Ашмарин.

Он сел на край ямы, спустил ноги и стал спускаться.

– Не надо, – сказал Гальцев. – Опасно.

– Молчать, – сказал Ашмарин.

Надо было немедленно понять, что произошло. Не может быть, чтобы подвела конструкция Яйца, самой совершенной из машин, созданных человеком. Самой неуязвимой машины, самой умной машины.

Сильный жар опалил лицо. Ашмарин зажмурился и соскользнул вниз мимо докрасна раскаленного края купола. Он встал и огляделся. Он сразу увидел оплавленные бетонные своды, ржавые почерневшие прутья арматуры, широкий темный проход, который вел куда-то в глубину сопки. Он шагнул вперед, но чуть не упал, споткнувшись о что-то тяжелое и круглое. Ашмарин нагнулся. Он не сразу понял, что собой представляет этот серый металлический обрубок с округлым утолщением на конце, а когда понял, то понял все. Это был артиллерийский снаряд.

В сопке была пустота. Сто лет назад какие-то мерзавцы устроили залитое бетоном темное помещение и сложили сюда артиллерийские снаряды. Зародыш не мог знать, что здесь склад снарядов. Он не мог знать что это такое – артиллерийский снаряд, потому что люди, которые дали ему программу жизни, давным-давно забыли о том, что это такое. Кажется, снаряды заряжались тротилом. И вот в одном их этих снарядов сработал взрыватель, от жара или от толчка. Все, что могло взорваться, начало взрываться. И замечательная машина превратилась в кучу хлама.

Сверху посыпались камешки. Ашмарин поглядел вверх и увидел, что к нему спускается Гальцев. По противоположной стене спускался Сорочинский.

– Куда вы лезете? – спросил Ашмарин.

Гальцев не ответил, а Сорочинский сказал тонким голосом:

– Мы хотим помочь вам, Федор Семенович.

– Вы мне не нужны. – сказал Ашмарин.

– Мы только… – начал Сорочинский и запнулся.

По стене позади Ашмарин побежала трещина. Купол качнулся.

– Осторожно! – заорал Сорочинский.

Ашмарин шагнул в сторону, споткнулся о снаряд и упал. Он упал лицом вниз и сейчас же перевернулся на спину. Купол падал прямо на него. Он зажмурился и услыхал чье-то сдавленное рычание. Но это зарычал он сам, когда раскаленный край купола обрушился на него.

Можно просто лежать и смотреть в синее небо. Он так давно не смотрел в синее небо, а оно стоит того, чтобы смотреть в него часами. Он знал это, когда был Десантником, когда прыгал на северный полюс Венеры, когда штурмовал Япет, когда сидел один в разбитом планетолете на Трансплутоне. Там вообще не было неба, была звездная пустота и ослепительная звезда – Солнце. Тогда ему казалось, что он отдал бы последние минуты жизни, лишь бы увидеть синее небо. На Земле это чувство забывается быстро. И только, когда приходит пора, вспоминаешь, и каждый раз оказывается, что уже поздно. А потом оказывается, что не поздно.

– Слушайте, а он выживет? – сказал голос Сорочинского.

Ашмарин не знал, о ком идет речь – о нем или о Гальцеве. Гальцев лежал рядом. Он был без сознания и тихо стонал. Он весь обжегся, вытаскивая Ашмарина из-под купола. И Сорочинский обжегся. Надо выжить, – подумал Ашмарин.

Десантнику не пристало думать о смерти. Да и катастрофа как бы то ни было произошла из-за неслыханно нелепой случайности. Ведь не мог он предположить, что под круглой сопкой спрятан старинный японский дот, что длинная грязная лапа преступлений вековой давности дотянется до него. Он вспомнил, что были годы, когда каждая секунда могла стать его последней секундой. И однажды он уже лежал вот так, искалеченный, лицом вверх. Только небо было другое. Небо было оранжево-черное, по нему тянулись длинные черные полосы, дул ядовитый ураган и кругом не было никого. Была только боль, тошнота, как сейчас, и обида, что все кончится.

Он пристально глядел в синее небо, и ему стало казаться, что в синеве появляются и уплывают бледные пятна. Он силился понять, что это и почему. Потом понял: он хотел увидеть странное неподвижное облако с четкими очертаниями. Нечеловеческим усилием он поднял голову. Чья-то рука поддержала его затылок. И он увидел прозрачный белый конус над горизонтом.

– Что это? – спросил он.

– Это вулкан Алаид, – сказал кто-то.

– Хорошо бы туда… – сказал Ашмарин.

Он опустил голову и стал думать, как когда-нибудь обязательно поднимется на этот конус. Воздух там, наверное, холодный, такой холодный, что стынут зубы. На нем будут такие же тяжелые горные ботинки, как у Сорочинского. Пожалуй, он даже возьмет Сорочинского с собой.

– Хорошее, синее небо, – сказал Ашмарин громко. Он закрыл глаза и подумал, что боль уходит. И сразу захотелось спать.

– Заснул, – сказал кто-то.

Ашмарин дремал и ему казалось, что он стоит на белой вершине Алаида и смотрит в синее небо. Можно часами смотреть в него, такое оно синее и удивительно земное. Небо, под которым возвращаются.