Как начали все про политику гомонить, я сразу бочком, бочком, спиной по стеночке - поближе к двери. А тут как раз и Казбек из будки выглядывает.

- Заходите, - говорит, - еще пятеро.

И мы с какой-то бабешкой чумазой первыми - юрк в дверь. Ну прямо прет мне счастье сегодня. Как с самого утра солнышком пригрело, так и ласкает! Вхиску нашел больше полбутылки, день угадал правильно, а теперь еще и без очереди влез! А, да! Еще от Стылого вовремя спрятался. Житуха!

- На лавку садитесь! - командует Казбек. Помещеньице-то - ни встать, ни лечь. Коридорчик узенький да кабинка, где Казбек спины колет. Проходная бывшая, что ли... В коридорчике лавка вдоль стены. Еле-еле пять человек втискиваются. Вот и сели мы пятеро. Смотрю - и Костян тут! Он хоть и потрепаться горазд, а своего не упустит!

- Ну и вот, - говорю, пока время есть, - темным силам лучше добровольно покориться и служить. Потому как окончательная победа все равно за ними будет...

- Рубаху снимать, что ли? - бабешка перебивает.

Из новеньких, видно.

- Погоди ты, успеешь растелешиться! - рыгочет Костян. Вот, бабы! Одно на уме - перед мужиками заголяться!

- Да век бы вас, жеребей, не видать!

Огрызается, гляди ты, хоть и беззубая!

- А ну тихо! - Казбек вдоль ряда с кабелюкой своей прохаживается. Молчать-лять! Сычас ынструктаж будит!

- Опя-ять... - тихий вздох.

- Кто сказал?!

Взметнулся Казбек и дубину свою поднял. Все молчат, хоть голос точно Костянов был, я-то не ошибусь.

У Казбека глаз черный, так и сверлит в душу. Да мы сверленые уж, не зыркай! Походил туда-сюда и в кабинку:

- Давай, отец!

Из кабинки - где только прятался там! - выступает степенно старичок. Просто старичок, без названия. Старичка этого все, кто Казбекову вытяжку посещает, знают хорошо, но ни имени его, ни фамилии никогда не слышали. Старичок - и все. Блаженный он какой-то, несет вечно непонятное, вроде как я про темные силы. Но у меня-то - служение, а он так просто, по скудоумию. Для чего Казбеку такой старичок, неизвестно. А спрашивать - себе дороже, Казбек вопросов не любит. Да и не для того мы сюда ходим, чтобы вопросы спрашивать. Сказано инструктаж - сиди, слушай.

Старичок, из кабинки выйдя, поправляет поясок на лохмотьях и затягивает козлетоном:

- Добыча наша велика и тяжела. Вкуса кислого, запаха невкусного, но желанней ее нет на свете!..

И мы, как молитву, тянем за ним сто раз повторенные слова:

"...Велика и тяжела. Вкуса кислого, запаха невкусного..."

Плешь они мне проели, эти слова, в шкуру впитались, в печенку, как паразиты, вгрызлись, а понять я их не могу. Повторяю за стариком, как попка:

"...Лежит она, свив тело кольцами, в шкуре мягкая, без шкуры твердая. Если же протянется во всю длину, может убить в одно мгновение. Другая добыча, короткая да толстая, весьма потаенна и тяжела безмерно. Сидит всем выводком в древесном дупле без древа..."

Черт знает, что оно такое... Древесное без древа... масляное без масла. Иначе как молитвой у нас эту галиматью не зовут. Однако что же, наше дело маленькое. Велят повторять - повторяешь:

"...И найдя добычу, что свернулась кольцами, самому сильному бойцу схватить ее за хвост и тянуть. А когда тяжело пойдет в потяг, второму бойцу ухватить возле колец и тянуть за первым, а там и следующему... И так хватать и тащить, зубов не жалея, и бойцов прибавлять, пока вся добыча не потянется..."

Все-таки старичок этот - псих. Чего тащить? Кого хватать? Сроду Казбек такелажными работами не промышлял и никого в грузчики не нанимал. Сейчас уколют, заплатят, и вали куда хочешь, не надо ничего зубами тянуть. Да и какие у нас зубы? Смех один.

Но старичок твердит, старается да приглядывает за каждым, чтобы честно повторяли. В этот раз еще кое-что прибавил в конце. Про пустые какие-то холмы, про тайный лаз, который кто-то охраняет, а кто, я так и не понял. Повторяем мы хором и эти слова, и старичок наконец отвязывается от нас. Снова входит Казбек - уже в перчатках и со шприцом.

- Ну, давай по одному, - командует хмуро...

Господь-вседержитель! Мать Пресвятая Богородица! До чего же больно! Видишь ли Ты? Знаешь ли мою муку? Позвонки мне раздвигает Казбек железными пальцами и втыкает меж ними иглу. А потом! Будто сразу все нутро, от башки до задницы, втягивает в свой шприц и вырывает из тела вместе с иглой. За что мучаешь?! За что терзаешь?! Душу мою высасываешь! Жизнь мою прошлую и будущую всю вытягиваешь из меня, а ее и так уж осталось во мне с гулькин хрен...

...Отлежался я немного на полу, слезы, сопли утер, как мог, и опять-таки сам, без помощи, на ноги поднимаюсь. Живуч все-таки человек. Без рук, без ног, без хребтины - все будет ползать по земле!

Ну и я ползу. Хоть и согнутый в три погибели, зато с деньгами в кулаке. И теперь мне уж не так страшно жить. Теперь мы горю своему поможем, только бы до ларька добрести...

Выползаю из Казбековой будки, а эти все про то же долдонят - где бы чего украсть, чтоб в утиль сдать. Вот паскуды! Человек, может, полжизни прожил за это время, седых волос вдвое прибавил, а они про свой цветмет доспорить не успели!

- А я говорю, не найдешь ржавого гвоздя! - кипятится дед Усольцев. - А найдешь, так с тебя за него рублей пятнадцать слупят!

- Почему не найдешь? - спорит одноглазый какой-то опойка. - Вон на подстанции целый склад медяшки разной. Кабеля, шины, контакты запасные ящиками лежат! Да и в работе там, поди, не одна тонна. Только под током все, не возьмешь.

- А все равно воруют. - Костян голос подает. Он и тут раньше всех успел, растянулся на травке - отлеживается после укола.

- Четвертого начальника охраны меняют на подстанции, - рассказывает, и без толку. С горя уж собак завели на территории.

- Денег некуда девать! - злобится Нинка. - Волкодавов еще за народный счет кормить!

- Не, - говорит Костян, - у них там не волкодавы. А маленькие такие, как их? Тильеры, что ли. Они и стерегут...

Вот он, пустой холм. Какой уж там холм! Гора! И ни отлогости, ни покатости, чтоб наверх забраться. Будто выперло его из земли прямо таким каменно-гладким. Не пророешь его и снизу не подкопаешься. Однако ж нашелся хитрый нос и на этот утес. Проковырял лазеечку! Вот мы через нее сейчас холмик-то изнутри и выпотрошим, чтобы не зря Пустым назывался. Но - не торопясь. Спешить некуда, да и мало ли что? А ну, Вонючка, слетай-ка до угла, посмотри, что там и как...