Зарабатывала Бет прилично, но что делать с деньгами на базе? Мужчины могли тратиться на выпивку, а для женщин оставалась единственная возможность разнообразить жизнь: пуститься в любовную интрижку, а то и выйти замуж, тогда хоть появится какая-то цель. Выезжать за пределы Шеррарда младшему персоналу разрешали с большой неохотой, да и куда было ездить? Ближайший городок Хоторн был такой же дырой, разве что по дороге на базу можно было прогуляться вдоль берега красивого озера Уолкер.

Через два месяца Бет познакомилась с Кирманом, и жизнь ее опять круто переменилась. Настолько круто, что сейчас, в полдень 18 октября 2001 года, она сидела перед майором службы безопасности Полом Рихтером и решительно не знала, что говорить, хотя все возможные варианты ответов были обговорены с Диком еще несколько месяцев назад. Вчера Дик был еще жив, а по ночному переполоху Бет поняла, что пока все идет по плану и Дик ушел.

— Милая Бет, — сказал Рихтер, — я пригласил вас к себе, чтобы кое о чем спросить. Из сотрудников базы вы ведь лучше всех знали Ричарда Кирмана, верно? Я слышал, даже собирались за него замуж?

— Дик не делал мне предложения, — Бет запнулась, — а теперь… Теперь уже, наверное, не сделает…

Рихтер покачал головой.

— Его болезнь для нас тяжелый удар. Лучший ученый. Ну… вам это известно лучше.

Значит, его не нашли, подумала Бет. Она поджала губы и приготовилась заплакать. Рихтер протянул ей бокал с соком, но успокаивать не стал, ему и нужно было вывести Бет из равновесия.

— Скажите, мисс Тинсли, в последнее время перед болезнью вы не замечали в поведении Кирмана чего-нибудь… ну, необычного?

— Нет, — сказала Бет. — Ничего такого… особенного.

— Вы были его ассистенткой, верно? Работали вдвоем. Часто бывали вместе. Не встречался ли Кирман в неслужебное время с кем-либо, кроме вас? На территории базы или вне ее…

— Нет, — решительно сказала Бет. — Он ведь очень уязвимый, Дик, и скрытный… Нет, сэр.

— Милая Бет, не нужно так официально. Мы ведь беседуем, и для вас я просто Пол.

Голос Рихтера казался Бет все более тусклым, между ее сознанием и миром возникла какая-то серая стена. Бет отвечала уже чисто механически, вопросы были простыми, ответы готовы заранее, и она начала думать о своем. О том, что Дик, наверное, уже добрался до пещеры. Он так и не сказал ей, какое именно место выбрал для того, чтобы переждать процесс. Кирман знал, что Бет могут начать обрабатывать препаратами, и она невольно скажет все, что знает. В любом случае она не должна была сказать ничего лишнего.

Рихтер не хотел пока применять к Беатрис Тинсли крутые меры. Она, конечно, знает больше, чем говорит. Но прежде чем менять тактику допроса, нужно представить себе, к какой именно области относится знание, которое она прячет так старательно, что оно проглядывает в каждом ее движении. Рихтер прекрасно умел отличать ложь от правды — так ему, во всяком случае, казалось. Допустим, Бет что-то скрывает. Это вполне может быть нечто из ее интимных отношений с Кирманом, и проку от такого знания немного. В иностранную разведку Рихтер не верил — эту версию навязало ему начальство, и он ее отрабатывал, понимая полную бесперспективность.

В отличие от теоретиков из Лэнгли Рихтер хорошо знал Кирмана — это был один из самых опекаемых людей на базе, его работа представляла первоочередной интерес. Связи тщательно прослеживались, и Рихтер был уверен — биолог вне подозрений. Иначе и быть не могло. Кирман — ученый, профессионал. В политике не разбирается. Считает, что каждым делом должен заниматься профессионал. Пироги должен печь пирожник, и печь так, будто каждый пирог — последний. И политику должен делать профессионал высочайшего класса — возможно, таких и нет в наши дни. А биолог должен на пределе своих сил заниматься биологией. Генетикой в частности.

Лицевая сторона этой идеи была совершенно очевидна, и Рихтер был доволен тем, что, судя по всему, оборотная сторона до сознания Кирмана не доходила. Кирман работал на базе Шеррард над генетической бомбой, способной погубить население страны так, что противник и не заподозрит вмешательства извне. Заманчивая задача для профессионального генетика, и Кирман решал ее на высоком уровне. Но при этом думал, по-видимому, что те, кто поставил перед ним задачу, тоже высококлассные профессионалы в политике и военном деле. А потому вмешиваться в их решения не только бессмысленно, но просто вредно.

Итак, Рихтер решил, что проверять возможные связи и политические взгляды Кирман, конечно, нужно. Но чего бы стоил он как профессионал-разведчик, если бы не обнаружил эти связи раньше? Их просто нет. Однако Рихтер, опять-таки будучи профессионалом, не давал воли самолюбию. Нужно проверить — он проверит. А потом начнет отрабатывать свою версию, более реальную, на которую в Лэнгли не обратили должного внимания. Кирман мог уйти из клиники по единственной причине — ему пришла в голову идея, которую необходимо было или просчитать, или доказать экспериментом. Сделать это мог либо в лаборатории университета, либо на базе. До базы далеко, часы Кирмана сочтены, значит, искать его нужно у нью-йоркских генетиков. Но это личное соображение Рихтера, начальство не спрашивало его мнения.

— Скажите, Бет, — Рихтер помедлил, — часто ли бывало, чтобы вдруг, среди ночи Кирману… Дику являлась какая-нибудь идея, и он покидал вас? Или наоборот, звонил вам среди ночи и просил придти в лабораторию, чтобы что-то проверить…

Бет улыбнулась. Этот вопрос Дик тоже предвидел. Господи, да Дик предвидел все! Она сделала вид, что задумалась.

— Н-нет, сэр.

— Пол, милая Бет, просто Пол…

— Да. То есть, нет, это было редко. Собственно, я только один раз и помню. Когда умирала Красавица… Помните?

Рихтер кивнул. Этот эпизод трудно было забыть. Года полтора назад Кирман переполошил всю службу безопасности, потребовав около четырех утра вертолет и объявив, что ему срочно нужно быть в лаборатории генетика Хадсона в Солт-Лейк-Сити, чтобы поставить некий контрольный эксперимент для проверки новой идеи. Рихтер не привык к таким методам работы. Лично его неожиданные идеи по ночам не посещали. Начался переполох, и только к пяти часам разрешение было получено. В половине шестого Кирман вылетел, а в шесть вертолет опустился на посадочной площадке, Кирман вышел под недоуменными взглядами охраны и объявил, что в дороге понял, где ошибся. Только и всего… А Красавица умерла — лучшая обезьяна из питомника. Идея оказалась ошибочной, и макаку похоронили.

— Еще вопрос, Бет, и я отпущу вас отдыхать. Среди коллег-генетиков у Ричарда много знакомых? Ведь за последние годы он кое с кем перестал переписываться, верно? Работа здесь не располагает к обширным связям. Старые рвутся, новые не заводятся…

Бет кивнула.

— Вы правы. Дик часто говорил, что чувствует себя здесь, как на необитаемом острове. Знакомых у него почти не осталось.

— Могли бы вы назвать две-три фамилии? Таких людей, с кем бы он переписывался или кого бы навещал.

Бет посмотрела на Рихтера удивленно, и он, прекрасно поняв этот взгляд, лишь кивнул, поощряя все же ответить. Корреспонденция, выходившая за пределы базы, в том числе и сугубо личная, перлюстрировалась. Почта, приходившая на базу, — тоже. Компьютеры имели выход в Интернет и на серверы сети Министерства обороны, но любые файлы — входящие и выходящие — изучались экспертами из службы безопасности. Рихтер был прекрасно осведомлен обо всех корреспондентах Кирмана и знал, что среди них не было ученых-генетиков.

— Он называл мне… Гордон из Детройта, например. Ширли из Кливленда… Больше не припомню.

— Спасибо, милая Бет, — улыбнулся Рихтер, — это пока все, что я хотел узнать. Идите к себе.

Бет поднялась. Ей показалось, что сейчас она упадет. Нужно спросить… Это ведь естественно — спросить о Дике.

— Господин Рихтер, — сказала она. — Ричард еще… Я хочу сказать, он…

— Он жив, — поспешно ответил Рихтер. — В тяжелом состоянии, но жив. Знаете, — он говорил вслед Бет, которая шла к двери, как лунатик, ничего не видя перед собой, — знаете, я сообщу новость, которая наверняка вас обрадует. Недавно передавали — Кирману присуждена Нобелевская премия.