— О чем вы, Шекет? — всплеснул руками майор. — Живите до ста двадцати и вдвое дольше! Но это задание действительно может оказаться последним — не только для вас лично, но вообще для разведывательной службы. И если вы не будете, черт побери, прерывать меня своими репликами…

— Прошу прощения, майор, — сказал я и вытянулся во фрунт. — Больше не повторится. Слушаю вас.

— Садитесь, наконец, — потребовал майор, и мы оба опустились в огромные кресла, кроме которых в комнате не оказалось ни одного предмета. Я сразу понял, что кресла являются одновременно и индивидуальными средствами спасения, способными сохранить человеку жизнь в космосе и, не исключено, даже в звездных недрах.

— Слушайте и запоминайте, — сказал майор. — Для вас это будет откровением, Шекет, но вот вам истина: за нами и за всеми разумными расами вот уже миллиарды лет ведет слежку та единственная сила, которой мы не можем ничего противопоставить. Эта сила…

— Вселенная! — выпалил я, и у майора Лившица от изумления брови оказались на середине лба.

— Откуда вы… знаете? — прошипел он.

— Элементарно, — хмыкнул я. — Вы говорите, что задание может стать последним не только для меня, но и для всех разведок. Разговор мы ведем в комнате, экранированной даже для нейтрино. И вы не боитесь, что меня могут похитить агенты иных цивилизаций. Следовательно, нашим противником является сама Вселенная, которая настолько старше любой цивилизации на любой из планет, что могла обрести самостоятельный разум, если не имела его изначально.

— Похоже, что имела, — вздохнул майор. — Вселенная всегда была разумна и всегда, конечно, хотела знать, что замышляют против нее живущие в ней разумные существа.

— А что мы могли замышлять против Вселенной? — удивился я. — Ведь мы в ней живем, пользуемся ее благами…

— А зачем мы тогда ведем против Вселенной активную разведывательную деятельность? Зачем стараемся выведать у Вселенной все ее самые интимные тайны? Если бы кто-то постоянно копался в вашем грязном белье, Шекет, разве вы бы не считали этого человека своим злейшим врагом?

— Понимаю, — задумчиво сказал я. — Мы называем это наукой. Мы даже не скрываем, что наша цель — проникнуть во все тайны мироздания. Открыть все законы природы, выведать все свойства материи и духовных миров… Вселенной, если она разумна, все это не может нравиться. Мне бы тоже не понравилось, вы правы, майор.

— С вами приятно иметь дело, — улыбнулся майор. — Вы все понимаете с полуслова.

— Вы думаете, — продолжал я, — что ученые узнали о Вселенной нечто такое, что ей может быть неприятно? И она способна предпринять ответные действия?

— Уже предприняла, — мрачно сказал майор. — Вы знаете, что все штабы разведывательных служб известных нам цивилизаций, включая и наш штаб в Иерусалиме, в последнее время оказались в зоне тектонических разломов? Там никогда не было опасности землетрясений! Однако они произошли — на сотне планет в один и тот же день! Если это не предупреждение…

— Ужасно, — совершенно искренне сказал я. — Но что мы можем предпринять? Против нас — Вселенная! Не нужно было лезть в ее тайны.

— Это вы скажите Аристотелю, Пифагору, Ньютону, Декарту, Эйнштейну, — мрачно перечислил майор Лившиц, — и еще миллиону гениальных ученых, которые занимались шпионажем, сами того не подозревая. Теперь вы понимаете, Шекет, что задание, которое вы получите, действительно может стать последней разведывательной акцией в истории цивилизаций?

— Понимаю, — сказал я.

— Ваша цель, Шекет, — убедить Вселенную, что занятия наукой не являются злонамеренной разведывательной деятельностью.

— Вы хотите, чтобы я поговорил с…

— Совершенно верно.

— Но как?!

Я тут же прикусил язык. Черт побери, я не должен был показывать майору Лившицу, что не способен догадаться о том, что, как он полагал, известно лишь ему одному!

— Готов выполнить задание, — четко сказал я.

— И у вас нет вопросов? — с недоверием спросил майор.

— Нет, — отрезал я. — Просьба оставить меня наедине со Вселенной.

— Звездолет какого класса вы хотите иметь? — задал майор провокационный вопрос. Он, видите ли, никак не желал оставить за мной последнее слово.

— Никакой, — отрезал я. — Не собираюсь вообще покидать этой комнаты.

— Ну-ну, — пробормотал майор, — надеюсь, Шекет, вы знаете что делаете.

Я даже и отвечать не стал.

Майор Лившиц вышел, закрыв за собой массивную свинцовую дверь толщиной тридцать два метра, и я действительно остался наедине со Вселенной, ибо ничто не могло ни попасть в комнату, ни покинуть ее. Здесь были только мы — я и она.

И я точно знал, что ни в чем не смогу убедить Вселенную, ибо все, сделанное человечеством на протяжении его истории, говорило о том, что цели «хомо сапиенс» по отношению к мирозданию никогда благородством не отличались. Вселенная, к примеру, тщательно скрывала в черных дырах информацию о своем прошлом — так нет же, мы и в черные дыры проникли, отняв у мироздания естественное право на интимные воспоминания…

Но и сдаваться я не собирался — во-первых, на меня рассчитывало Управление разведки в лице майора Лившица, а во-вторых, я сам себе не простил бы, если бы завалил это самое важное в жизни задание.

Я мысленно пожелал себе удачи и нырнул в колодец времени. Как вы знаете, такие колодцы есть в сознании каждого разумного существа, а пользоваться ими меня обучили, когда я работал в Зман-патруле. Надеюсь, читатели еще не забыли мои рассказы о приключениях в далеком прошлом, откуда я даже как-то привез себе жену, с которой впоследствии расстался при не очень трагических обстоятельствах?

Но на этот раз я не стал падать в прошлое, а принялся карабкаться по холодным и скользким стенкам колодца — вверх, в будущее.

По дороге я встретил самого себя, падавшего в прошлое с выпученными глазами, и понял, что миссия моя увенчается успехом. Впрочем, разве я в этом сомневался?

Карабкаться пришлось долго. Сколько? — спросите вы. Глупый вопрос. В колодце времени нет понятия длительности. Как у дикарей: один, два, а то, что больше — это много, и все дела. Вот и я лез долго. То есть много. И на более точный ответ не рассчитывайте.

Остановился, оказавшись там и тогда, где и когда Вселенная завершала очередной цикл своего существования. Все прошло, и человечество прошло тоже, и прошли все иные цивилизации. А Вселенная сжалась и усохла, как старая женщина, и готовилась схлопнуться в кокон, погибнуть, умереть, забыться — может, даже видеть сны.

— Ну что? — спросил я. — Сейчас, когда ты вот-вот умрешь, нужно говорить правду, верно?

Я услышал тяжкий вздох пространства-времени и понял, что Вселенная сказала «да».

— Вспомни, разве человечество, познавая тебя, хотело причинить тебе вред? Вред человечество всегда причиняло лишь себе и другим цивилизациям.

Еще один тяжкий вздох согласия был мне ответом.

— Рад, что мы договорились, — сказал я. — Сейчас ты знаешь истину о себе и обо всем, что в тебе заключалось, в том числе — о разумных цивилизациях. Вспомни себя, какой ты была, и скажи себе: «Нужно оставить человечество в покое. Пусть лезут в мои тайны. Я не должна их карать за это».

Вселенная вздохнула так тяжко, что я понял: ей очень не хочется говорить себе неприятные истины. А кому хочется?

Я решил было продолжить разговор, но вовремя заставил себя промолчать. Я ведь не с майором Лившицем имел дело, а со Вселенной! Она должна была понять меня. Не могла не понять.

Я почувствовал не вздох даже, а всхлип, и понял, что для Вселенной настал последний миг. Не дожидаясь конца, я бросился вниз в колодец времени и промчался мимо самого себя, изо всех сил карабкавшегося наверх.

— Все хорошо! — крикнул я, но, по-моему, не расслышал.

В секретной комнате все было так же, как в тот миг, когда я ее покинул. Собственно, могло ли быть иначе — я ведь вернулся ровно в то же мгновение, которое оставил, залезая в колодец времени.

— Послушайте, майор, — сказал я. — Я знаю, что вы за мной наблюдаете, хотя и уверяли, что это невозможно. Я вернулся, извольте выпустить меня отсюда.