«Чирк, чирк, чирк», — три предупреждения.

Все вокруг нас пришло в движение — люди и представители иных миров быстро укладывались на полу. Я лежал на спине, немного раскинув ноги, вытянув руки вдоль туловища ладонями вверх, расслабив пальцы. Такое положение будет наиболее удобным.

Ускорение в 10g подобно сну рядом с китом: одно его движение — и вся громадная масса животного подомнет тебя под себя.

Предупреждения больше не было, только раздался звук, автоматически закрываемой двери. Если какой-нибудь несчастный не успеет зайти в отсек или, наоборот, выйти оттуда, то двери разрежут его пополам или превратят в лепешку. Воздух внутри помещения, и без того тяжелый и спертый, стал еще тяжелее. Послышался одинокий отдаленный вой механизмов, помогающих включиться и набрать обороты основным двигателям — оборудование демонстрировало свою силу, играло мускулами. Вой сменился более громким биением сердец мощных турбин, и все услышали, как водородное горючее побежало по трубопроводам.

Глухой стук, затрясшийся корабль и появившееся из сопла ракеты флюорисцирующее свечение свидетельствовали о Toм, что включилось зажигание и реактивные турбины судна заработали на первой скорости. Затем я был размазан по полу навалившейся на меня тяжестью.

Где-то пронзительно закричал человеческий ребенок, и его дикий крик почти заглушил протестующее ворчание, испуганный шепот боромилитян, в большинстве своем прежде никогда не летавших на космических кораблях. Когда ракета легла на заданный курс, у меня заложило уши.

От перегрузки ладони расползлись по полу, костяшки пальцев, как мне казалось, вдавились в пластик.

Рев реактивной турбины перекрыл шум вспомогательных двигателей, от него сотрясались стены и перекрытия — ракета выходила из тропосферы планеты. От работы турбин и перегрузки в 10g грузовые контейнеры издавали настоящую какофонию звуков — скрежет, скрип коробок и ящиков друг о друга, натужное пение веревок и канатов, которыми они были закреплены. Сюда добавлялись жалобные стоны пассажиров, похожие на вой раненых собак.

Шрехт неподвижно лежала рядом со мной, тяжело дыша, пыхтя, как поврежденный двигатель. Боковым зрением я смутно мог видеть ее голову и закатившиеся глаза.

Наверно, давление на ее ребра было огромным, ей приходилось гораздо тяжелее, чем мне, но хруфф никогда не будет жаловаться, даже если эти ребра сломаются.

Между нами на полу распластался поппит размером с ладонь, похожий на маленькую голубую звездочку. Открыв рот, он всеми своими восемью красными глазами смотрел на меня.

Давление несколько уменьшилось, уровень шума резко понизился. Мы наконец выбрались из тропосферы. Голубое пламя реактивного двигателя погасло само собой в разреженной стратосфере Боромилита, стартовые сопла закрылись. Ускорение составляло 6g.

Мы двигались к орбите планеты.

Где-то все еще плакал ребенок, его мать пыталась успокоить свое ненаглядное дитя, что-то нежно ему мурлыкая. Наверно, вместе со мной летит семья какого-нибудь важного работника одного из межпланетных сервисных бюро, какого-нибудь техника-контрактника, выбившего из своих работодателей определенные привилегии: «Моя семья поедет со мной, и мы можем вернуться домой в любой момент, когда захотим, когда кончится работа». Неужели это зависть, что я испытываю к ним? Да нет, наверно, не зависть.

Немного погодя даже эти звуки умрут, наступит тишина, нарушаемая только отдаленным рычанием турбин, несущих нас к ждущему звездному кораблю, где сила тяжести тоже составляет 10g, но в условиях космоса она будет переноситься легче, и пассажиры смогут встать на ноги. Как мило и заботливо с их стороны. С их, машин. Надо же, машина с душой!

Скоро мы уже находились на звездолете. В наших «каютах» шум турбин был едва различим. Путешествие проходило относительно легко и спокойно, если только перелет через звезды можно назвать безопасным.

Посадка всегда бывает суматошна. Стыковка проходит при тусклом освещении в шлюзах, в невесомости. Сталкиваются пассажиры, грузы, мелькают поппиты, похожие на летающих пауков.

Название корабля, который принял нас на борт, оказалось «7мб4субСХ», а в главном его узле расположился господин, только что созданный своими собратьями и, следовательно, не имеющий пока большого веса в своем машинном мире.

Моя каюта, подобная тысяче других, созданная из соединенных вместе грузовых контейнеров, оборудованная минимумом приспособлений, могла выдержать нагрузку в 6g и выше. Находилась она на полдороге к фюзеляжу. Это помещение предназначалось для пассажиров. Большую часть отсеков занимал груз, находившийся на нижних палубах в необорудованных каютах, отдаленных от жилых отсеков на метр.

Я старался не спускаться ниже. Меня смущал запах рвоты и испражнений, которыми негуманоиды реагировали на шок подъема и перегрузки.

Я поднялся выше на площадку на уровне фюзеляжа, где сила тяжести была l1g — норма для поппитов. Вид из иллюминатора поразил меня. Сев за маленький столик в ресторане, недалеко от главного поручня на одном из балконов, я принялся рассматривать громадное скопление народа. Представители различных цивилизаций толпились внизу, глядя в иллюминаторы.

Они — выдающееся творение машин, огромная, изогнутая поверхность великолепного стекла, в сотню метров высотой и вдвое большей шириной. Конечно, у людей такого просто не может быть.

Внешний корпус судна, как, впрочем, и все, прежде виденные мной звездолеты, представлял собой ничем не выделяющееся, замкнутое пространство из сверкающего металла, сделанного бог знает из чего. Под нами работали турбины, однако рев их почти не был слышен, и работа двигателей позволяла нам перемещаться, ходить и любоваться звездами в роскошные иллюминаторы. Удивительное зрелище…

Яркий полумесяц Боромилита, отстоявший уже за тысячу километров, заполнил половину иллюминатора. Одна из лун планеты Лэлатри, находившаяся в той же фазе, — мягкий оранжевый диск — плыла над туманной атмосферой планеты. В черном небе сверкали звезды: дюжины и сотни маленьких сверкающих бриллиантов, опалов, бледных сапфиров, которые едва ли можно было различить на фоне блистательного великолепия алмазов.

На одном из оконечностей полумесяца, единственное, что я мог хорошенько разглядеть, мерцала полярная шапка Боромилита — царство льда в разгар лета; виднелись бледно-зеленые моря, темные полосы джунглей, прожженные солнцем пустыни.

Однажды, когда я был ребенком, мы возвращались с родителями из отпуска, проведенного на Луне, и тогда я увидел разные стороны родной планеты.

Это случилось за полгода до Вторжения. Тогда континенты казались мне морями бесконечного света, яркими островками. Сейчас же все занимал темный океан, лишь кое-где светилась суша.

Я отпил глоток напитка, отдаленно напоминающего виски, налитого из дешевой, без опознавательных знаков бутылки, и отвернулся.

На сцене тем временем в самом разгаре было шоу, начавшееся почти сразу после того, как я уселся за стол. Обнаженные, мужчина и женщина танцевали, касаясь друг друга, отходя от партнера и вновь сближаясь. Пассажиры, столпившиеся около сцены, выглядели восхищенными.

Парочка, казалось, следовала любовному ритуалу слишком уж подробно. Мужчина был очень хорош собой — высокий, красивый, мускулистый представитель сильного пола с эрегированным половым членом — очевидно, его единственным достоинством. Его партнерша, гибкая, длинноволосая женщина, элегантно демонстрировала влажную поверхность внутренней части бедер. Почему-то мне казалось, что они не смогут совершить это на сцене; мужчина, наверно, страдает от высокого давления, а танцовщица больше уделяет внимания эффектам движения, чем утонченному процессу возбуждения. Кроме того, они уже совершали половой акт тысячу раз, надоели друг другу, и этот глупый бизнес, наверняка, сидит у них в печенках, если, конечно, выступающие не напичканы наркотиками.

Интересно, смотрят ли на них женщины, которые, как правило, отличаются стыдливостью? Да, они неотрывно взирали на происходящее на сцене, открыв рты, ожидая последующих действий. Почему люди глазеют на этих дураков-танцоров, изощряющихся в нелепых телодвижениях и нещадно потеющих, вместо того, чтобы повернуться друг к другу и самим сделать то же самое?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: