— На этот раз все по-другому. Когда я посылал ее на Мсалли IV, мы оба работали на правительство по секретному заданию. Она могла отказаться от порученного ей. Она знала свои шансы и знала, что если все-таки поймают, то политическая и военная обстановка просто не позволит провести операцию по освобождению. — Он перевел дух. — А они взяли и поймали ее, вот так. Мне приказали отменить спасательный рейд на Мсалли IV.

— У меня сложилось впечатление, что в те времена вы были довольно близки.

— Были.

— Но не настолько близки, чтобы не подчиняться приказам, наверное?

— Мышка была лучшим мастером скрадывания из всех, кого я когда-либо знал, — сказал Айсберг. — Не было ни стены, по которой она не смогла бы забраться, ни комнаты, в которую она не смогла бы проникнуть, ни ситуации, из которой не смогла бы выпутаться. Холодная голова, быстрый ум, стальные нервы. Именно поэтому я ее нанял. — Он замолчал. — Но у нее был недостаток. Если на то пошло, он у нее остался до сих пор.

Малыш подумал над этим, потом пожал плечами:

— Что за недостаток?

— Как сказал в свое время Шекспир, она любит не мудро, но слишком. Она пошла на Мсалли IV вовсе не потому, что рассчитывала выполнить задание; она пошла потому, что любила меня, а я ее попросил. Сейчас она решила стать матерью Пенелопе Бейли, и она проходит через муки любви другого рода, и она снова в опасности. — Он печально покачал головой. — Она допускает, чтобы эмоции затуманивали ее суждения, и очень скоро это ее убьет.

— Мы вытащим ее из этого целой и невредимой, — с уверенностью сказал Вечный Малыш, — Может быть, и не годимся мы в герои, но теперь мы спасатели, черт меня возьми!

— Все по порядку, — отозвался Айсберг. — Мы летим прежде всего карать.

— Но ты не возражаешь, если где-нибудь там по дороге мы ее освободим? — спросил Малыш, который находил разговор забавным.

— Я даже не уверен, от кого ее больше всего надо освобождать, — угрюмо сказал Айсберг.

Потом они замолчали — Айсберг, погруженный в свои раздумья и воспоминания, Вечный Малыш, просто уставший разговаривать, — а корабль продолжал нестись сквозь пространства Внутренней Границы.

Внезапно Пенелопа села и выпрямилась на своей койке.

— Он идет! — прошептала она испуганно.

— Кто идет? — спросила Мышка, с опаской поглядывая на запертую дверь в их каюту.

— Айсберг.

— Он здесь, на корабле?

Пенелопа покачала головой.

— Но он идет.

— Ты, наверное, ошибаешься, — сказала Мышка. — Он никогда не покидает Последнего Шанса.

— Он идет, чтобы убить Короля Зазывалу и Золотого Герцога, — сказала Пенелопа с глубоким убеждением. — А еще, может быть, меня.

— Ты думаешь, что Айсберг убьет тебя?

— Он думает, что я плохая, — сказала Пенелопа. Она повернулась к Мышке. — Почему он меня так ненавидит?

Мышка слезла с верхней полки, уселась рядом с девочкой и успокаивающе обняла ее за плечи.

— Он никого не любит и никого не ненавидит, — объяснила она. — Он слишком бесстрастен для того, чтобы испытывать нечто подобное.

— С ним Вечный Малыш, — сказала Пенелопа. — Может быть, хотя бы он спасет нас от Айсберга.

— Ты все путаешь, Пенелопа, — сказала Мышка. — Если они вместе, то это значит, что они собираются спасать нас от Короля Зазывалы и его приятелей.

Пенелопа увидела внутренним зрением холодное, отстраненное лицо Айсберга и содрогнулась.

— По мне лучше остаться с Королем Зазывалой.

— Айсберг не причинит тебе зла, — принялась успокаивать ее Мышка. — Я тебе обещаю.

— Ты ошибаешься, — сказала девочка. — Из всех, кто за мной охотится, он единственный, кто действительно может причинить мне зло.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. — Внезапно по ее лицу скатилась слезинка. — Я скучаю по Дженнифер. Как бы я хотела, чтобы нам не пришлось ее оставлять.

— У нас не было выбора, — сказала Мышка.

— Но она сейчас одна там, в гостинице, и ей страшно.

— Если бы она осталась с нами, то она бы тоже была пленницей, — заметила Мышка. — Ей сейчас в любом случае лучше, чем нам.

— Но она была моей первой подругой, а теперь я ее больше никогда не увижу.

— Она на самом деле никогда не исчезнет, пока ты ее помнишь, — сказала Мышка.

— Но я все равно хочу, чтобы она была со мной, — сказала Пенелопа.

— Иногда приходится прощаться с тем, кого любишь, — ответила Мышка. — Это неизбежно, если ты растешь.

— А все оставляют кого-нибудь, кого любят, когда вырастают? — спросила девочка.

— Почти все. — Мышка подумала. — А иногда оставляют даже самих себя. Наверно, это в конце концов одно и то же.

Мышка обняла девочку, потом подняла ее на верхнюю койку и в сотый раз принялась осматривать каюту. Стены, потолок и пол этого маленького помещения были отлиты из титанового сплава и имели тускло-серый оттенок, типичный для боевых кораблей. Обе койки были привинчены к металлической балке. Компьютерный замок каюты был отключен, и дверь сейчас была закрыта на засов снаружи. Крошечная уборная состояла из сухого душа, химического унитаза и сухого умывальника. Вентиляционные трубы были не толще руки, и даже Мышка не смогла бы по ним пролезть. Не было ни экрана, ни интеркома, ни иллюминатора.

Мышка побродила взад и вперед по каюте в надежде найти слабое место, но ничего не обнаружила. Если бы был хоть отдаленный намек на возможность бегства, то она бы уже наверняка его заметила. И все же она методично обследовала каждый дюйм каюты, притворяясь, что не успела это сделать уже двадцать пять раз, и в конце концов снова вернулась на нижнюю койку.

Через несколько минут они услышали, как отодвинулся засов, и в кабину вошла Траур Сентября с двумя подносами.

— Ужин, — сказала она, подавая поднос каждой из пленниц.

— Скоро мы прибудем? — спросила Мышка. Лицо иножительницы исказилось в гротескной пародии на человеческую улыбку.

— Если я вам скажу, то вы можете догадаться, куда мы летим.

— А какая, собственно, разница? — сказала Мышка. — Кому, вы думаете, мы тут все расскажем?

— Вы? Никому. — Траур Сентября бросила взгляд на Пенелопу. — Она? Кто знает.

— Пенелопа же не телепат.

— Вы говорите, она читает будущее. Я говорю, она читает мысли. Большая разница?

— Разница в том, что она не может общаться ни с кем телепатическим путем, так что вы вполне можете сказать нам, куда мы летим.

Траур Сентября снова улыбнулась.

— Если я не скажу вам, разницы не будет. Если я скажу вам, а она телепат, тогда большая разница.

— Но я не умею читать мысли и передавать их на расстоянии, — запротестовала Пенелопа.

— Ты бы утверждала то же самое независимо ни от чего, — коротко ответила Траур Сентября.

С этими словами она вышла из каюты, и дверной засов вновь с легким скрипом встал на место.

— Мне это вовсе не нравится, — сказала Мышка.

— Что именно? — спросила Пенелопа.

— Если они думают, что ты телепат, то они могут потребовать, чтобы ты читала мысли или передавала свои на расстоянии, и если ты будешь объяснять, что не умеешь, а они не поверят, то мы можем заработать кучу неприятностей.

— Мы уже заработали кучу неприятностей, — сказала Пенелопа, без энтузиазма ковыряя вилкой еду.

— Что касается тюрем, то я видела и хуже, — сказала Мышка, исследуя собственный поднос и принимаясь поглощать экзотический салат из полудюжины овощей с разных миров.

— А как выглядела та инопланетная тюрьма? — спросила Пенелопа. — Та, где Айсберг тебя бросил?

— Не очень приятная.

— Она была, наверное, холодная, темная и сырая? — спросила Пенелопа с невинной детской мечтательностью в голосе.

Мышка помолчала, собираясь с мыслями.

— Там действительно было темно, — сказала она, — но совсем не холодно. По правде говоря, она больше походила на печку. Мсалли IV — очень жаркий мир.

— Они тебя пытали?

Мышка покачала головой.

— Нет, по крайней мере не напрямую. Они просто бросили меня в камеру и оставили там. Иногда они не забывали меня кормить, иногда забывали.