Все пеночки внешне очень похожи ― маленькие, буровато- или зеленовато-серые. Может быть, внешнее  сходство ― итог такой совместной эволюции? Это должно быть очень удобно: «Он такой же, значит ― бей его!» Такое объяснение подразумевает общую эволюционную судьбу этих видов. Но вот у веснички и таловки с общностью судьбы не всё в порядке. Весничка по происхождению европейская, а таловка ― уроженка Азии. Значит, агрессивность к виду-конкуренту не могла приобретаться вместе с процессом формирования вида. Или она появилась позднее, когда виды встретились. Но тогда внешность их уже была, так сказать, готова.

Есть ещё одна теория. Согласно ей, агрессивность одного вида к другому ― всего лишь недоразумение. Это недоразумение называют ошибкой в опознавании. Случайно птицы двух видов оказались внешне очень похожими, и теперь бьют друг друга только за то, что похожи и не могут разобраться. Что ж, если так, то это очень полезная ошибка. Правда, при том условии, если есть за что бить, если эти виды действительно за что-то конкурируют. Наиболее  просто представить себе, что они конкурируют за пищу.

Вот так и всплыли вопросы: откуда у пеночек-весничек и пеночек-таловок могла взяться их межвидовая агрессивность, и есть ли у них в действительности конкуренция за пищу, или за что-то там ещё.

Судя по карте распространения наших пеночек, Приполярный Урал ― это район, где расселявшиеся на восток веснички и расселявшиеся на запад таловки встретились довольно давно. Место, где мы теперь находились, расположено в середине гигантской области совместного обитания этих видов. Как оно было в действительности, уже, видимо, навсегда останется тайной. Надеяться, что палеонтологи когда-либо раскопают сверхбренные остатки крохотных птичек и сделают из этого соответствующие выводы, не приходится. Иголку в стоге сена даже без магнита найти куда проще.

Может быть, мамонты были свидетелями этой встречи видов? А может быть, это было уже после мамонтов? Только никто об этом ничего не записал. Даже если кто-то из наших сутулых предков, эдакий невероятный пранатуралист-орнитолог, и проникся интересом к пеночкам, таким маленьким и неприметным, и изобразил их где-нибудь на ещё не раскопанной ныне скале, всё равно мы не поймём, весничка это или таловка. На зоологических иллюстрациях и то не всегда поймёшь. Вот и приходится о времени встречи расселявшихся пеночек судить весьма приблизительно по карте их распространения. Ведь если весничка заселила всю северную Сибирь, а таловка ― всю северную Европу, то Урал (тоже северный) давно покорён ими обеими. Может быть, им хватило времени, чтобы научиться жить вместе?

Вот мы и приехали сюда, чтобы попытаться узнать, чему же они научились за время совместного существования.

На следующий день опять была холодная морось. Сергей пошёл продолжать поиски гнёзд пеночек на участке. А я вытащил из баула резиновую лодку, накачал её  и отправился на ту сторону реки. Это было не просто желание погулять, продолжить «вольную охоту» в тех местах, где мы ещё не были. Ширина реки была немногим более  сотни метров ― много или мало это для пеночек? Надо было посмотреть, есть ли за рекой окольцованные птицы. Результаты должны говорить сами за себя. Тогда можно примерно ориентироваться и в том, каковы взаимоотношения наших весничек, что на участке, с теми, что за рекой, оценить реку как экологическую преграду. Ну и конечно интересно посмотреть, что там за места, на той стороне реки.

Из-за дождей воды в реке опять стало больше, она стала более  мутной и бурливой. Место для переправы пришлось выбирать с таким расчётом, что меня сильно снесёт течением. Заранее  я присмотрел в бинокль на том берегу что-то вроде крохотной заводи, где можно причалить, затащил лодку далеко против течения и без приключений переехал.

Проклиная сырость, которая опять везде лезла и мешала смотреть, я обследовал весь берег напротив участка. Поймы тут почти не было, от самой воды шёл не очень крутой подъём. И лес был другой ― мало елей, больше берёз, по берегу ― ольха и ивы. Были и полянки, но тоже не такие, как на нашем берегу, а с каменистыми проплешинами.

Мне удалось довольно быстро разглядеть всех весничек, которые пели в это утро в прибрежной полосе леса. С кольцами оказался только один ― КА. Значит, река представляет для весничек ощутимую преграду, и они летают на наш берег редко. А следовательно, и взаимоотношения этих заречных весничек с нашими весничками не играют существенной роли в жизни тех или других. В конце дневника у меня «досье» на всех окольцованных пеночек. КА был окольцован в первые же дни нашей работы, и с тех пор не попадался.

Здесь очень красиво пел дрозд. Его было слышно и на участке, но мешало расстояние и шум реки. Теперь у меня была возможность специально послушать этого солиста ― как на концерте, чтобы не между делом, не на ходу, и без помех. Как и чаще всего при перекурах, отыскал подходящую валежину. Местечко очень уютное ― можно удобно сидеть, привалившись спиной к стволу берёзы .

Валежины в лесу заросли мхом, они всегда влажны, а в дождь насквозь пропитаны водой. Но сидеть на них и не ощущать сырого дискомфорта нам позволяют куски оленьей шкуры, которые мы носим сзади на поясе. Такое своеобразное кресло я придумал давно, работая в тундре, коллеги мою находку по достоинству оценили. Вот и сюда каждый из нас не забыл взять такую шкурку, которая у нас называется совсем по-театральному ― задник.

Сначала я только сидел, курил и слушал. Дрозд пел чисто, размеренно, с выразительными паузами. В песне совсем не было неприятных шепелявых звуков, тресков, верещаний. И было приятное умиротворение от такого вот сидения, слушания, от созерцания пейзажа ― мрачноватого, но живописного.

Скоро мой лирический настрой сменился более  деловым. Дрозд пел на одной из немногих здесь высоких елей, и мне его не было видно. Кстати, дрозды, особенно певчие, довольно осторожны, далеко не каждый из них позволяет себя разглядывать. Будь они, а не пеночки, нашими объектами, нам пришлось бы очень трудно. Но мне и не требовалось на него смотреть. Зная, что дрозды любят устраивать гнёзда среди хвои, я принялся просматривать в бинокль стоявшие передо мной ели. И вскоре в самом деле увидел дроздовое гнездо. Но было довольно далеко, насиживающей дроздихи я не видел, и может быть, гнездо вообще было нежилым.

Пейзаж передо мной несколько изменился. Аморфная серость, разлитая в воздухе, стала прозрачнее. Совсем прекратилась морось, туман поднялся и становился облаками, которые пока ещё были низко, закрывали верхушки деревьев и увалы на том, нашем берегу. Это были радующие перемены.

Я хотел уже было встать, но увидел вверху двух летящих чернышей. Один из них протоковал свое изящное «тьююлли-тьююл-ли...», затем они, летя крыло к крылу, выполнили красивый разворот между елями и сели прямо к тому гнезду, которое я только что высмотрел из своей засидки.

Ага! Значит, это их гнездо! Нам ещё не приходилось находить здесь гнёзда чернышей, и потому увиденное волновало. Черныши обитают возле лесных речек и ручьев, а гнёзда свои они любят устраивать не на земле, как другие кулики, а на деревьях, выбирая для этого чаще всего старые гнёзда дроздов.

Наблюдая за чернышами, я ждал, когда один из них сядет на гнездо и начнет очень характерно покачивать телом, расправляя наседное пятно. Но черныши вели себя как-то неопределённо. Они стояли, озирались, топтались на месте, прохаживались туда-сюда по ветке, кланяясь, как это делают и все другие кулики, принадлежащие к группе улитов. Наконец один из них подошёл к гнезду, но только постоял на его краю, зашёл в него и снова вышел. А потом они оба улетели. Послышались одна за другой несколько токовых фраз ― всё тише и тише.

Внезапно у меня возникло неприятное ощущение, что на меня кто-то смотрит. Повинуясь внутреннему требованию, я осмотрелся, но никого не увидел. Под взглядами птиц у меня подобных ощущений не возникает. Кто бы это мог быть? Вообще такое бывает очень редко, и только раз в подобной ситуации я, обернувшись, увидел собаку ― то ли бродячую, то ли просто гулявшую по лесу. Сейчас всё было тихо, никаких подозрительных звуков, теней, движения. Только временами слышались лёгкие шорохи и вздрагивали листья от падающих капель ― как всегда в сырую погоду.