Они возвратились. Безмятежное спокойствие и удовлетворенность, написанные на их лицах, окрасили и мои чувства в те же цвета, и я решил не подставлять себя больше под огонь их поцелуев.

Снова заговорили об Анжеле. Я сказал, что-мне незачем ее видеть, ибо я убежден, что она не любит меня.

— Она вас любит, — возразила простушка Мартон. — И я это точно знаю; но если вы не намерены на ней жениться, вам придется порвать с ней окончательно: она решила не позволять вам даже одного поцелуя, а не то чтобы стать вашей любовницей. Так что вы или расставайтесь с нею, или приготовьтесь к тому, что не получите от нее и самой малой малости.

— Рассуждение ангельское. Но почему вы все-таки уверены, что она любит меня?

— Раз мы теперь брат и сестра, я могу вам сказать почему. Потому что когда мы спим с Анжелой, она нежно прижимается ко мне, целует и называет своим миленьким аббатом.

При этих словах Нанетта со смехом прижала ладонь к губам сестры. Я, взволнованный этой откровенностью, еле нашел в себе силы сдержаться. Мартон возразила Нанетте, что я, человек сведущий, не могу не знать о том, чем занимаются девушки, когда спят вместе.

— Разумеется, — поспешил я вмешаться. — Всем известно об этих пустяках, и вы напрасно, дорогая Нанетта, считаете дружескую откровенность вашей сестры неприличной.

— Это делают, но об этом же не говорят! Если бы Анжела узнала!

— Она была бы в отчаяньи. Но Мартон подарила меня таким знаком дружбы, что я буду ей благодарен до самой смерти. Ну, ладно, дело кончено: Анжела мне отвратительна и не будем больше о ней говорить. Она испорченная особа, она делает все, чтобы погубить меня.

— Но в чем же ее испорченность? Она вас любит и хочет, чтобы вы стали ее мужем!

— Конечно, но она думает только о себе: разве она не видела, как я страдаю? Если бы она любила меня для меня, могла ли она так поступать? А пока что она старается удовлетворить свои желания с этой милой Мартон, согласившейся послужить ей взамен мужа.

В ответ на эти слова Нанетта рассмеялась еще пуще, но я выдерживал серьезный тон и продолжал расхваливать Мартон за ее искренность. Потом я сказал, что наверняка по праву взаимности Анжела в свою очередь была и ей мужем, но Мартон засмеялась и ответила, что она была мужем только для Нанетты, и Нанетта подтвердила слова сестры.

— Но кого же, — поинтересовался я, — Нанетта в этих* ласках называла своим мужем? Чье имя она произносила?

— А вот этого никто не знает. — Вы любите кого-нибудь, Нанетта? Люблю, но никто не узнает моего секрета.

Такая сдержанность подсказала мне, что этим секретом вполне могу быть я, что Нанетта и Анжела соперницы. Столь занимательная беседа понемногу поколебала мою решимость провести с этими, словно созданными для любви, созданиями бездеятельную ночь.

— Я счастлив, — сказал я, — что питаю к вам только дружеские чувства. Иначе мне было бы трудно быть с вами ночью, не пытаясь дать вам доказательств моей нежности и получить от вас такие же. Ведь вы обе на редкость красивы и созданы для того, чтобы кружить головы мужчинам. Да вы и сами это знаете.

И разговаривая таким образом, я постарался показать им, что меня начинает клонить ко сну. Нанетта это заметила первая.

— Не- церемоньтесь, ложитесь-ка в постель, а мы пойдем в другую комнату и ляжем на диване.

— Я был бы последним человеком, если бы допустил такое. Поговорим еще, мне совсем расхотелось спать. Я беспокоюсь только из-за вас. Вам надо отдохнуть. Идите в другую комнату, а я останусь, мои милые подруги, здесь. Если вы меня опасаетесь, запритесь, но только вам нечего бояться — я люблю вас настоящей братской любовью.

— Мы никогда этого не сделаем, — ответила Нанетта. — Но позвольте вас уговорить: ложитесь.

— Я не могу спать одетым.

— Ну так разденьтесь, мы не будем на вас смотреть.

— Этого я не боюсь, но я не смогу заснуть, зная, что вы будете бодрствовать из-за меня.

— А мы тоже-ляжем, — проговорила Мартон. — Только мы не будем раздеваться.

— Это недоверие обижает меня. Скажите, Нанетта, вы считаете меня благородным человеком?

— Да, конечно.

— Прекрасно, но я не смогу этому поверить, если вы не докажете это. И потому вы должны лечь рядом со мной совершенно раздетыми и поверить слову благородного человека, что он не притронется к вам. А в конце концов, вас двое против одного, чего вам бояться? Если благоразумие изменит мне, кто помешает вам тут же покинуть постель? Словом, если даже увидев, что я заснул, не захотите оказать мне такой знак доверия, я не буду спать вовсе.

И закончив эту речь, я сделал вид, что подавляю зевоту. Они пошептались, потом Мартон сказала, чтобы я ложился, и они последуют моему примеру, как только увидят, что я сплю. Нанетта конфирмовала это решение, я повернулся к ней спиной, пожелал им доброй ночи и вытянулся на кровати. Я думал притвориться спящим, но сон и вправду одолел меня и проснулся я только когда почувствовал, что они улеглись по обе стороны. Тогда, слегка поворочавшись как бы во сне, я снова затих, пока не убедился, что они заснули или, во всяком случае, делают вид, что засну ти. О е они лежали ко мне спиной, свет был погашен, и я оказал первые знаки внимания той, что была справа, не зная, подступаюсь ли к Нанетте или к Мартон. Я обнаружил лишь, что она лежит, подобрав под себя ноги, и что охраняет ее тонкое одеяние. Не торопясь, оберегая ее стыдливость, я постепенно занял такое положение, при котором она убедилась, что побеждена и что не остается ничего лучшего, как продолжать притворяться спящей, предоставив мне действовать. Вскоре голос природы заговорил в ней в унисон с моим, я достиг цели, и мои усилия были увенчаны полным успехом, не оставившим во мне никакого сомнения, что мне достались первые плоды, которые предрассудок, возможно, заставляет нас так высоко ценить. В восторге от того, что я впервые в жизни вкусил наслаждение в полной мере, я тихонько покинул свою красавицу, чтобы понести другой дань своего пыла. Она лежала на спине, без движения, погруженная, казалось, в глубокий спокойный сон. Осторожно, словно боясь ее разбудить, я подводил свои апроши, думая, что и она такой же новичок, как и ее сестра. Как только мое естество дало мне понять, что Амур готов к жертвоприношению, я счел своим долгом немедленно приступить к совершению обряда. И здесь, уступив силе чувств, которые ее обуревали, и устав играть надоевшую роль, спящая перестала быть спящей и, крепко прижав меня к себе, покрывая меня поцелуями, бросая меня от восторга к восторгу, сплелась со мной, пока наши души не потерялись в обоюдном наслаждении. По этим признакам я решил, что это Нанетта. Я окликнул ее.

— Да, это я, — ответила она. — И я буду считать себя счастливой, так же как и моя сестра, если вы окажетесь верным и постоянным.

— До самой смерти, ангелы мои. И так как все, что с нами свершилось, свершилось по зову любви, забудем наконец об Анжеле.

Я попросил ее подняться и зажечь свечи, но Мартон, милая Мартон, вскочила в ту же минуту и сама выполнила мою просьбу. И вот я увидел их: Нанетту в моих трепещущих от любви объятиях и Мартон, стоящую подле со свечой в руках. Ее взгляд, казалось, упрекал нас, что мы забыли о ней, тогда как это она, первой предавшись моим ласкам, подала сестре воодушевляющий пример. Я смотрел на них, переполненный блаженством.

— Встанем же, любимые мои, и поклянемся друг другу в вечной любви!

Мы встали и тут же все вместе совершили омовение, каждый помогая один другому среди шуток и смеха. Это и освежило нас и снова оживило наш пыл. Затем в одеждах золотого века мы сели за стол и покончили с остатками нашего ужина. Наговорив друг другу тысячи вещей, которые понять может только любовь, мы снова улеглись в постель, и самая сладкая из ночей прошла во взаимных доказательствах нашей страсти и нежности. Последний свой жар мне выпало отдать Нанетте.

…Через день я снова был у г-жи Орио. Анжелы не было, я остался ужинать и удалился вместе с г-ном Роза. Нанетта на этот раз передала мне не только записку, но и маленький сверток. В свертке лежал кусок воска с отпечатком ключа, а записка сообщала, что, сделав по этому слепку ключи, я смогу их навещать в любую ночь, когда только мне захочется. Кроме того, Нанетта писала, что Анжела ночевала у них прошлой ночью и по изменению в их повадках догадалась о том, что произошло. Они признались ей во всем, упрекнув, что она послужила причиной случившегося. Она всячески разбранила их, пообещав, что ноги ее больше не будет в их доме, но им это все равно.