Помощь на старте Гитлер получил от баварского правительства: в начале февраля оно отменило осадное положение и сняло запрет с НСДАГГ и газеты «Фёлькишер бео-бахтер». 27 февраля в том же самом мюнхенском «Бюр-гербройкеллере», где всего 16 месяцев назад он устроил провалившийся путч, нацистский главарь провозгласил воссоздание НСДАП и выдвинул свои притязания на руководство ею.

Хотя новая НСДАП и придерживалась прежней стратегии завоевания масс и организации сборищ, дела ее поначалу шли плохо. Экономический и политический климат не благоприятствовал правому экстремизму. Безработица в период относительной стабилизации капитализма резко упала, новая финансовая система оказалась устойчивой. Вслед за тяжелой промышленностью после десяти лет прогрессировавшего обнищания (во время войны, в первый послевоенный период и в годы инфляции) оживились ремесла и мелкая торговля. Большинство крестьянских хозяйств в годы обесценения денег избавилось от бремени долгов и ипотек. Чиновники и служащие глядели в будущее с определенной надеждой. Отношения Германии с западными державами в результате принятия американского «плана Дауэса», представлявшего собой промежуточное решение репарационного вопроса, частично потеряли свою остроту. Противоречия между державами-победительни-цами и побежденными в первой мировой войне временно отошли на второй план.

Выборы в рейхстаг в декабре 1924 г. принесли выступавшим с единым списком фёлькишско-фашистским партиям и группам менее половины того количества голосов, которые они получили в мае того же года (0,9 млн. по сравнению с 1,9 млн.), — за них проголосовало всего 2,9 % избирателей. Буржуазным же партиям, участвовавшим в трех последних республиканских правительствах (Центр, ННП и Демократическая партия), отдали свои голоса более 30 % избирателей, а стоявшая на республиканских позициях социал-демократия добилась 26 % всех голосов (7,9 млн. по сравнению с 6 млн.).

Прирост голосов сумели записать в свой актив и немецкие националисты, которые на декабрьских выборах преодолели 6-миллионную отметку. Однако внимательные наблюдатели расценили это не как плюс для врагов республики; они объясняли успех согласием реакционных партий на сотрудничество с буржуазным государством, невзирая на его республиканскую форму. Ведь в конечном счете Немецкая национальная народная партия, несмотря на поднятый ею шумный протест против урегулирования вопроса о выплате репараций, все же дала рейхстагу принять «план Даузса», а также заявила о своей готовности с января 1925 г. участвовать в республиканском правительстве. Внешне более умеренное поведение партии немецких националистов выразилось не в последнюю очередь в постепенном превращении находившихся под ее влиянием военизированных организаций в милитаристские «традиционные союзы» и в связанном с этим некотором уменьшении антиреспубликанской активности.

В результате такого развития событий сборища НСДАП теперь нередко проходили в полупустых залах, а о парадах штурмовиков, в которых порой участвовало всего несколько десятков человек, реакционные газеты упоминали лишь петитом на последней полосе. Даже если к нацистской партии прибивались вышедшие из других правых партий экстремисты, если некоторые фетишизировавшие силу интеллигенты чувствовали вкус к гитлеровскому культу, если недовольные «прогосударственны-ми» тенденциями руководства НННП мелкие буржуа порой снова поглядывали на свастику, все это еще отнюдь не означало превращения НСДАП в перспективе в массовую партию. Даже по ее официальным данным, приток новых членов в НСДАП составлял за год около 20 тыс. человек, и, таким образом, к концу 1927 — началу 1928 г. она насчитывала самое большее 70 тыс. «партайгеноссен».

В надежде на будущие изменения общей политической ситуации и в ожидании попутного ветра руководство НСДАП сконцентрировало усилия на организационном воссоздании своей партии и примыкающих к ней групп. В марте 1925 г. Грегор Штрассер, по опыту своей деятельности в НССП знавший условия за пределами Баварии и имевший там связи, был уполномочен возглавить руководство НСДАП в Северной Германии. Его задача состояла в том, чтобы привлечь в нее сторонников Грефе и все больше отходившего от политической жизни Лю-дендорфа (на президентских выборах в марте 1925 г. он получил всего 0,2 млн. голосов). Штрассер с этой задачей справился, заложив тем самым краеугольный камень для собственной партийной карьеры, несмотря на назревавшие разногласия с Гитлером, он в 1927 г. стал имперским руководителем НСДАП по организационным вопросам и затем некоторое время даже считался «наци № 2». Однако это не спасло его от пули, когда наступило кровавое 30 июня 1934 г.

Организационному укреплению воссозданной НСДАП служило, разумеется, и полное подчинение СА Гитлеру. Из-за этого в марте — апреле 1925 г. дело дошло до острых разногласий между ним и Ремом. В конце концов предводитель штурмовиков капитулировал и был отстранен от руководства этими террористическими бандами. Новым «фюрером СА» был назначен (однако только в сентябре 1926 г.) бывший офицер-фрайкоровец Франц Пфеффер фон Заломон. Рем поначалу отошел на задний план, затем на время отправился военным инструктором в Боливию, но в 1930 г. (за четыре года до его убийства Гитлером) по просьбе последнего вернулся в Германию, чтобы в качестве начальника штаба СА произвести реорганизацию штурмовых отрядов.

Через несколько месяцев после восстановления НСДАП были созданы и так называемые охранные отряды (СС). Первоначально они представляли собой немногочисленную личную охрану нацистского главаря («ударный отряд Гитлера»). После назначения в 1929 г. начальником СС Генриха Гиммлера они с начала 30-х годов превратились во внушительное преторианское формирование НСДАП и в конечном счете в террористическую элитную армию, игравшую главную роль во всех преступлениях германского фашизма в отношении собственного народа и других народов Европы.

Несмотря на все тирады о своем якобы неоспоримом единоличном руководстве, Гитлер и теперь смог удержаться во главе нацистской партии только при помощи тактических трюков. Фактически ему приходилось терпеть рядом с собой второй — северогерманский — центр, целеустремленно создававшийся Штрассером под видом распространения НСДАП на всю Германию. Штрассер регулярно созывал гауляйтеров Рейнско-Рурского бассейна, Берлина, Гамбурга и других северогерманских областей и городов на совещания. В результате в октябре 1925 г., формально с согласия Гитлера ¹³, возникло содружество западно- и северогерманских гауляйтеров НСДАП. Руководил им, естественно, Штрассер, а управляющим делами стал кичившийся своим докторским званием некий Йозеф Геббельс. До тех пор он подвизался информатором на Кёльнской бирже, а затем пробовал свои силы в качестве автора националистических статеек и приобрел репутацию лихого борзописца.

Фашистские функционеры, действовавшие в крупных промышленных центрах, где их задачей было прежде всего сделать НСДАП привлекательной для рабочих, в гораздо большей мере прибегали к псевдосоциалистической демагогии, чем нацистские пропагандисты в Баварии и других, преимущественно мелкобуржуазно-крестьянских областях. Северогерманские нацисты говорили не о «национал-социализме», а о «национальном социализме» и употребляли такие выражения, как «тотальная германская революция», «сообщество по нищете и хлебу», «хозяйство для потребления, а не для прибылей».

Отсюда позже возникла легенда, будто группа Грегора Штрассера и тесно сотрудничавшего с ним его брата Отто была чем-то вроде «левой» фракции внутри германского фашизма. Импульс ота легенда получила и благодаря тому, что Штрассер, демонстрируя свою якобы антикапита-листическую позицию, в январе 1926 г. составил проект новой программы НСДАП. Он предусматривал, в частности, превращение предприятий тяжелой промышленности в предприятия с государственным или коммунальным участием, а также конфискацию крупных юнкерских имений.

Однако это были чисто демагогические формулировки: сколь бы смело они ни звучали, они никоим образом не противоречили интересам господствующего класса, с которым Штрассер имел или стремился установить особенно тесные отношения. Например, менеджеры так называемых новых отраслей промышленности (электроника, химия) отнюдь не возражали против участия фашистского государства в угольной и частично металлургической промышленности.