Трудно жилось в те дни колхозным людям: вручную, лопатами поднимать землю, сеять из давным-давно забытого лукошка, жать серпами, которые десятки лет ржавели где-нибудь в чухнах… Работали от зари до зари. Бывало, возвращаясь с поля, присаживались где-нибудь на обочине дороги отдохнуть и засыпали каменным сном. Но люди работали, жили и с особой ревностью выполняли планы поставок: ведь большой войне, бушевавшей совсем недалеко от деревни Циребушево, нужны были не только оружие, танки и самолёты, но и хлеб и овощи. И в этой неимоверно тяжёлой работе топила осиротевшая семья своё горе.

Зато нелёгкая эта жизнь, требовавшая от человека отдачи всех сил, закаляла характеры. Вскоре сметливая, смышлёная Валя, с первых дней сиротства ставшая помощницей матери, сделалась и её советчицей.

В те дни жизнь в освобождённых Советской Армией городах Калининской области возрождалась. Люди поднимали из пепла сожжённые и изуродованные фабрики, заводы, отстраивали дома. Возрождающаяся промышленность требовала рабочих рук. Ремесленные училища становились заветной мечтой подростков фронтовой области. Загорелся этой мечтой и Алексей, старший брат Валентины.

- Вот получить бы мне профессию, я бы помогал вам, мама, всю бы получку отсылал!..

Мать боялась даже самой этой мысли. И так семья еле-еле сводила концы с концами. Какой-никакой, а помощник. «Нешто вынесешь всё на одних плечах?»

Неожиданную поддержку Алексей нашёл в сестре.

- Отпустим его, мама, ему так хочется А мы выдержим, я ж могу работать не хуже его.

Мать с удивлением смотрела на дочь: с виду глядеть - совсем девчонка. Да девчонка и есть. Забудется - с сестрёнками, с братишками играет, будто ровня им. Намедни с подружками перед крыльцом в «классики» играла, на одной ножке прыгала. А как за дело какое возьмётся, точно взрослая становится, и откуда что берётся! Печь у ней точно сама разгорается, корова её любит, сама под дойку становится, на огород выйдет - взрослые только за ней поспевай.

И главное, всё сама, ни указывать, ни тыкать не надо. Работает и поёт.

Так удивлялась мать, но и она, самый близкий Вале человек, не знала, как трудно было девочке после страшной вести с фронта заставлять себя вставать до рассвета, как она однажды, изведя целый коробок драгоценных по военному времени спичек, плакала от бессильной досады возле не желавшей разгораться печки, и как дрожали её колени, когда она в первые дни робким шагом подходила с подойником к корове…

Всего этого мать, погружённая в своё горе и заботы, не замечала, да так, пожалуй, и не узнала до сих пор.

Но одно заметила она в те дни в Вале - характером дочка удалась в отца: весёлая, смешливая, а в делах упорная, настойчивая. Если что положено, просить не пойдёт - потребует. Отстаивая что-нибудь, доходила до председателя колхоза, до секретаря парторганизации. И от соседей теперь матери частенько приходилось слышать:

- Ну и дочка у тебя, не только волосом рыжа, но и характер рыжий! Ёжик, в обиду не дастся!

И вот теперь, когда брат снова заговорил об учёбе в ФЗО, девочка вдруг сказала:

- Вот говорим и пишем: всё для фронта, всё для фронта… Это ведь не слова. Лёшка для фронта работать хочет.

И Зинаида Васильевна согласилась. Алексей уехал «приобретать профессию». Все заботы легли на мать и дочь.

Так и жила семья Гагановых, как жили в дни войны многие осиротевшие семьи: трудно, но дружно. И, может быть, именно оттого, что с детской поры Валентине всё время приходилось заниматься «взрослыми делами», в характере её так рано проявились черты самостоятельности, упорства, смелой прямоты, те черты, которые заставляли считаться с нею не только младших ребятишек, не только мать, но и посторонних.

Девочка не гнушалась никаких дел, с интересом относилась к любой работе и прямо-таки влюблялась в колхозниц - мастериц своего дела. Даже если такая мастерица по натуре своей была замкнутая, неприветливая, девочка вес равно готова была следить за каждым её движением и выполнять каждое её приказание. А вот какого-нибудь лентяя-пустобрёха, будь он хоть душа-человек, сторонилась, не любила и этой своей нелюбви никогда не скрывала.

Рано постигла Валя истину, которая приходит к людям обычно в зрелые годы. Истина эта говорит, что труд, и только труд, является главным мерилом человеческих качеств. Подсознательно постигнув это, она научилась замечать и уважать всякую хорошую работу, всякое истинное мастерство.

Так и росла эта смышлёная девочка со светлыми, широко раскрытыми глазами, в которых как-то уживались и ребячья шаловливость и совсем взрослая озабоченность. В постоянных заботах о младших сестрёнках и братишках, о стареющей матери превратилась она сначала в худого, нескладного, длиннорукого подростка, а потом, тоже очень рано, стала оформляться в ладную девушку с хорошей фигурой, с лёгкой, стремительной походкой. Ребята уже стали посматривать на неё. Любила почитать, но читала разве что урывками на ночь, доучив последний школьный урок, закончив последнее домашнее дело. Любила попеть, но пела лишь во время работы. Зато научилась по-взрослому думать о семье, о будущем, научилась самостоятельно направлять свою жизнь.

Под праздники в деревню Циребушево приезжали к родным девушки, работавшие в соседнем городе Вышнем Волочке ткачихами, прядильщицами. Валя любила этих городских, бойких на слово девчат. По вечерам звонкими голосами выкрикивали они под гармонь озорные частушки и по-своему, по-фабричному сопровождали их припевками: «И-и-их, а-ах!» И поплясать они были горазды, не хуже молодых колхозниц. а случалось, что в сельском клубе певали они и настоящие песни, «будто по радио». Сельские кавалеры - подросшие после войны мальчишки, весьма отличали этих «городских», и по вечерам единственный в деревне баянист, недавно вернувшийся с фронта, кружил возле изб, где они жили, наигрывая сердцещипательные мелодии.

Но не эти явные преимущества приезжих девчат привлекали Валю. Всё больше и больше заинтересовывало её то, что рассказывали девушки о своём ткацком и прядильном деле. Девчата эти посылали родным изрядные деньги, и Валя прикидывала в уме: вот если поехать ей на фабрику, научиться делу, получить настоящий заработок, тогда она сможет помочь матери поставить на ноги малышей, вырастить их не хуже, чем в других семьях, дать им образование…

До поры до времени об этой своей мечте Валя умалчивала, но с каждым новым приездом вышневолоцких гостей она всё больше утверждалась в своём решении.

Уже окончилась война, вернулись в деревню мужчины, жизнь заметно входила в нормальную колею, и подростки, которые в трудную пору работали за взрослых, получили возможность учиться.

Вот тогда-то Валя и объявила матери:

- Поеду в Волочёк на фабрику. Алёшка профессию получил, к пенсии твоей прибавка есть, маленькие подросли, сами о себе позаботиться могут. - Она говорила и видела, как бледнеет лицо матери, как кривятся её губы, возле которых последние годы наложили глубокие морщинки, и девушка, как когда-то, в детстве, прильнула к матери. - Мама, так же будет лучше, я всё уже продумала, я быстро выучусь и все свободные деньги буду посылать вам! Ребят же по-настоящему учить надо, не так, как я училась!..

Мать молчала. Слёзы бежали по её лицу, а само лицо как-то сразу осунулось, побледнело.

- Что же ты молчишь, мама, что с тобой? - взволнованно теребила её Валя. - Так же лучше будет, нам всем лучше! Ну что же молчишь?

- Раз всё обдумала, поезжай, - с каким-то неестественным спокойствием произнесла мать. Но спокойствие это тут же прорвалось слезами. - Только не забывай о нас, доченька, слышишь? Слышишь, не забывай!.. Каково нам без отца…

- Мама! - только и сказала Валя. Но тон, каким было произнесено это слово, как-то сразу успокоил плакавшую женщину.

Не зажигая огня, в полутьме сгущающихся сумерек сидели мать и дочь, обсуждая затею Валентины, советуясь, что ей нужно взять с собой в дорогу, как лучше устроиться на новом месте.