Умник Гришка хотел как лучше.

Но он не знал важной вещи. Даже взгляд оставляет след, не то, что слово.

Электричество кончилось как раз в тот день, когда Евгения опять погнали менять фильтр. Он все сделал, потом долго сидел над уютным теплом буржуйки, куда капала шипучая соляра и питала огонь. Евгений даже не заметил, как потух свет, он думал только о печке и о тепле. Окоченелые руки с тихой болью возвращались к жизни.

От резкого пинка ногой вбок Евгений едва не упал.

– Встать, – скомандовал Стас.

Евгений как можно спокойнее встал на ноги. Пока поднимался, прикидывал шансы. И старался не смотреть в глаза пьянчуге-солдату.

– Всё, свет потух. Короче, вали чини нах, и пока не починишь, не возвращайся.

Под ноги Евгению упал рюкзак, в нём глухо стукнулись жестянки, зашелестел целлофан упаковки пектина.

Евгений не знал, а был уверен – лучше не спорить. Стоит посмотреть в эти бесцветные, твёрдые глаза, и душа уйдёт в пятки. Ему не справится со Стасом, факт. А раз так, то будет разумно пойти, поискать неисправность. Какое-то время они стояли и молча смотрели друг другу в глаза. Молчание длилось минуту или чуть меньше. Евгений спокойно поднял рюкзак, встряхнул и бросил лямку на плечо. Потом застегнул телогрейку и подтянул повыше ворот старенького свитера.

Стук двери за спиной он не услышал. Вокруг выл снежный буран, и норовил сбить с ног.

Евгений шёл в никуда. Он знал это также чётко, как знал, что назад пути нет. Когда добрался до края посёлка, обнаружил дорожный указатель. По нему-то и догадался, что где-то рядом шоссе. Но где-то рядом – понятие растяжимое. Совсем не просто идти сквозь буран. За отворот утеплённых берцев попадал снег, противно таял внутри и мешал ходьбе. Первое время это сильно напрягало, потом он свыкся.

Евгений плутал много часов, пока не выбился из сил. Забрёл в какую-то окраинную деревушку, где взрывом смяло большую часть домов. Отыскал на кривой табличке название, вспомнил про указатель, сравнил и нервно рассмеялся. Указатель не то погнулся, не то устарел. А чего еще ждать, если нет ни карты, ни компаса? Евгений заблудился.

Он стал искать приют в полуразрушенном доме. На то, чтобы разгрести снег и отодвинуть в стороны заиндевелые доски, ушли последние силы. Но внутри хотя бы не было бурана.

Евгений сбросил под ноги рюкзак, и сам опустился рядом. Может быть, в тёмных углах притаились мертвецы, но сейчас ему было всё равно. Евгений съежился, подоткнул под голову рюкзак, спрятал пальцы рук под ворот свитера, и натянул на голову часть телогрейки: надо хоть как-то сохранить тепло. От усталости сильно клонило в сон, но он боялся заснуть и замёрзнуть.

Скрипели под ветром мертвые доски, точно стихия хотела растерзать его убежище.

Вот ведь как, подумал Евгений. Правду говорят, говорили то есть, что война отбирает самых лучших. И губит их. Остаются худшие. Такие, у которых ни сил, ни желаний нет. Серые, тупые и бесполезные. Как придурок Стас со своей сучкой сестрой, как задохлик Пётр и шизанутый Гришка. Как он сам.

Да, сказал самому себе человек, пока лежал в холодном, полуразрушенном доме на мёрзлом полу. Вокруг выл буран и Евгений готов был выть вместе с ним.

«Ну ничего, ничего, – шептал он себе под нос, – Пережил, до сих пор жив, значит ничего. А ведь и, правда, ничего не осталось. Сны о прошлом, сказки Веры, видения солнечных дней и чистого синего неба. Все это поблёкло. Самое время взять и сдохнуть в этой снежной бездне».

С этой мыслью он и заснул.

Удивительно – он проснулся от холода. Злорадно подумал, до чего же мерзкая тварь человек, живучая и упорная. Другая тварь давно бы сдохла, а человек нет, одежду выдумал, огонь.

Вокруг как будто посветлело. Не то солнечный день, не то снег поредел. Интересно, сколько сейчас времени? Но циферблат часов запотел. «Чёрт с ним, со временем», – решил Евгений.

В доме осталась полуразрушенная печь. В самой печи и рядом – остатки дров. Даже растопка нашлась.

– Ну ничего, ничего, – хихикал Евгений, – Поживём.

Он кое-как согрелся, вскрыл и растопил на огне тушёнку, съел пол банки. Остаток бережно убрал в рюкзак: на такой стуже не испортится. Сверху он упаковал немного дров и растопки. Если опять угораздит заблудиться, будет из чего развести костёр. Он смутно представлял, как это делается под открытым небом. Тем более, когда кругом валит снег. Но если надо, решил Евгений, можно всему научится.

Главное, не сломалась бы старенькая китайская зажигалка. В данный момент на свете нет предмета ценнее.

И Евгений продолжил свой путь в никуда.

В бесцельных поисках он провёл много дней. Петлял и терялся, накручивал круги и пытался найти ориентиры. В одном из брошенных селений он нашёл старые охотничьи лыжи. Эта находка оказалась очень кстати, ведь ходить по снегу дело нелёгкое. А так он обрёл устойчивый и подходящий вид транспорта. В том же безымянном посёлке он разжился консервами. Но больше всего Евгений мечтал найти хоть какую-нибудь карту. Как-то раз он наткнулся на целый караван автомашин, они словно мёрзлые изваяния торчали из снега, хрустели на ветру изломанным, рваным тряпьём брезента и редко скрипели то ли открытыми нараспашку дверцами, то ли чем-то ещё. На бортах Евгений заметил маркировку красными звёздами. В первой машине за рулём был мертвец, а в кузове какие-то тяжёлые ящики, видимо, с оружием. Во второй кабине трупы пассажира и водителя лежали друг на друге, смёрзлись в последнем объятии. В третьей… Он уже знал, что увидит в третьей. И где-то там, на краю слышимости, за воем ветра был ровный монотонный звук. Скрипучий гудок. Такой бывает, если надавить на клаксон. Давно, наверное, гудит?

А может, нет, на морозе не разобрать, когда люди умерли.

А это значит…

Что это значит, Евгений понял и в ужасе отпрянул. Если это радиация, быть может, они умерли не сразу. Отъехали от очага. А если нет? Если наоборот, ехали по снегопаду, не разбирали пути и приехали.

Евгений со всей возможной прытью бросился прочь. Даже если он прав, или не прав, это может быть болезнь. Эпидемия, или как там это, врачей, зовётся? У него нет ни лекарств, ни счётчика. Евгений в бессмысленном порыве двигался всё дальше и дальше. Пока были силы. Потом в изнеможении рухнул на снег и разгорячённым дыханием заставил его подтаять. Жадно хватил ртом снег, пил его с хрустом на зубах, вдыхал и выдыхал хриплые стоны, полные безумного страха. Вздрогнул, когда почувствовал на языке тёплый привкус. Из носа текла кровь и попадала в рот вместе со снегом.

Тогда он немного опомнился.

Зашелся в истошном крике, перевернуться на спину и долго кричать в месиво серого неба и белого снега.

Ему было холодно и страшно. Больно и сдавленно где-то изнутри, возле самого сердца. Это могла быть болезнь, могла быть радиация, а могло быть и так, что караван тут не причём, ведь столько дней подряд он пил-ел снег, а чистый ли снег, как знать?

С хрустящим скрипом человек размял вокруг себя снег, собрался с силами и поднялся на ноги.

– Ну нет, – одёрнул он себя, – Пока я жив. Пока, значит жив. И никаких вариантов.

Евгений плёлся по снежной пустоте, бормотал себе под нос не то молитву, не то мантру. О том, что он всё уже прошёл, всё пережил и перестрадал. Теперь и помирать не страшно, только не хочется. Он уже никогда ничему не удивится. Разве вот прямо под ноги упадёт атомная бомба, да не разорвётся. Главное, чтобы на ноги не упала. Она тяжёлая.

Он снова плутал очень долго. Заходил в пустые дома, долго смотрел на мертвецов, если находил, тихо говорил с ними, чтобы просто не сойти с ума от одиночества.

Со своей болезнью он тоже свыкся. Однажды он погладил волосы и почти не удивился, когда в руке остались пряди волос.

Потом было время, когда его выворачивало на изнанку от тошноты, он страдал от гнойных отёки глаз и ушей, а тело покрыли пятна, похожие на язвы. Но все это осталось в прошлом. Его организм почему-то никак не хотел умирать.

Евгений потерял почти все зубы. Чтобы хоть как-то есть, он вырезал из дерева вставную челюсть. Интересно, что сказали бы при встрече те же Вера, Гришка, Пётр и Стас? На кого он похож с этой челюстью?