Но вот что существенно. У нас, как правило, критикуют тех антиперестроечников, которые занимают руководящие хозяйственные посты, А антиперестроечников, сидящих на высоких партийных постах, не трогают или трогают очень нежно и редко, и от подобной критики те только лучше себя чувствуют. Но ведь от них же фактически вся наша жизнь зависит или, скажем, до сих пор зависела! Вот, помню, много лет назад одного видного поэта мы не выбрали делегатом на писательский съезд. Уж кто-кто, а интеллигенция давно начала бороться за перестройку. Но партийные органы решили по-своему, и была эпиграмма: "Его не выбрали на съезд, а Васька слушает -- да ест!" Отвергнутый не только пришел на съезд, но его прекрасная лысина сверкала, красовалась в президиуме, где он демонстративно вел дружеские разговоры с высшими партийными деятелями. Всей писательской общественности одним махом дали пощечину. Показали ей ее место.

-- Быпа ли возможность у общественности "сохранить лицо"?

-- Не знаю. Написали вот эпиграмму...

-- Странно, что вы не знаете ответа. Только что вы ставили в пример дореволюционного интеллигента, который в знак протеста покидал зал или выходил из состава академии. Почему же общественность не смогла найти способ протеста, спокойно "умылась" и только зубоскалила в кулуарах?

-- Мы не зубоскалили: вы не расслышали в эпиграмме горечь. Но вы меня озадачили: я ведь там сидел, и мне это в голову не приходило! Видимо, для этого общественность должна быть другого качества. Чего-то ей не хватило.

-- Мелочи: достоинства.

-- Видимо, дело вот в чем. Допустим, я уйду, но вслед за мной никто не поднимется. Или уйдет половина зала, а вторая половина будет замечательно улыбаться отвергнутому и пожимать ему руку. А в-третьих, зачем всем вставать, ведь там за столом президиума сидели носители пенсне и курители трубок, те писатели, которые всегда попадают на снимок в "ЛГ", как они беседуют в кулуарах. По трое. Кто-то из них мог бы взять слово, если бы он чувствовал в своей душе пепел Клааса, встать и сделать заявление, сославшись на нарушение устава.

-- Как можно рассчитывать, что нравственный поступок за тебя совершит кто-то другой? И что вам за дело до тех, кто будет пожимать кому-то руки? Разве не вы говорили, что внутренняя свобода -- основное качество интеллигентного человека?

-- Вы правы. И это еще раз говорит о том, что процесс воспитания, намагничивания интеллигентов очень долгой. И надо лелеять тех интеллигентов, которые еще есть у нас, а не рычать на них утробно. Интеллигентность -- это божий дар, и мы должны дорожить им. Потому что он принадлежит не одному, а всем.

-- Позвольте в конце один литературный вопрос. Вы много читаете, и, судя по культурному контексту ваших романов, интересы ваши разнообразны и нестандартны. Кто ваши любимые авторы?

-- Начнем с философов. Это Артур Шопенгауэр, Спиноза. Владимир Соловьев, Освальд Шпенглер -- вон он лежит у меня у изголовья. Люблю некоторые строки Флоренского. Вообще я люблю читать изданные до революции потрепанные книжки малоизвестных философов. Так, я недавно купил один из двух томов Макса Штирнера и насладился спором с ним.

Из прозаиков люблю читать тех, кто касаются сторон этической жизни. Я с удовольствием читаю Достоевского, Гоголя ужасно люблю. В общем, не так-то много. Любить всего Тургенева нельзя, но после длительного нечтения откроешь -- и небольшую порцию Тургенева пускаешь в душу. И душа с наслаждением принимает. -- А как вы относитесь к Набокову?

-- Я повторю те же слова, которые сказал о нем Сименон: если бы он не писал "Лолиту", я бы очень его любил. "Лолитин" привкус -- сладкий запах мертвечины -- отравляет мне всю гастрономию. А Набоков гастроном. Я наслаждаюсь ето красотой. Только что прочитал "Другие берега". Прекрасно! Но вот то же: говоря о любви, надо уходить от описания телесных позывов. Разговор о любви начинается с иероглифов, которые влюбленные друг другу посыпают. Это очень тонкая материя -- разговор душ. Набоков слишком близко и слишком торопливо подходит к тому, что является предметом познания в самую последнюю очередь. По законам природы. Отвратительный старик! Я смотрю на его портрет -- он дал мне через "Лолиту" ключ к пониманию своего лица.

-- Губерт -- не портрет автора. Может ли автор так расплачиваться за созданного героя?

-- Бросьте! Он обмануть меня не смог! Я же чувствовал: он вербовал меня усиленно в такие же садисты, но не завербовал, потому что я не принадлежу к тем людям, которые в щель смотрят на женский пляж.

-- А если когда-нибудь кто-нибудь, глядя на ваш портрет, скажет, что в чертах вашего лица проступил академик Рядно, что вы на это ответите?

-- В каждом писателе всегда есть что-то от его героев. Кроме того, когда я пишу, у меня на лице появляется выражение, характерное для лица того, о ком я в это время думаю. Жена уже это знает. Так что -- все может быть!

Владимир Дудинцев. Расставание с Камчаткой

Известия, 27.07.1990

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ зачастую ставит перед нами неожиданные загадки, прихлопнет, словно из-за угла, и ты -- перед мудреным вопросом. Ответ получаем подчас жестокий, но точный. Жизнь как бы говорит тому, кто задал вопрос: получи, дружок, что заслужил, ты -- человек взрослый, ходил в школу, пора бы научиться предугадывать реакцию, которая последует за твоими громко высказанными, но плохо продуманными словами.

На съездах, пленумах, конференциях можно стать свидетелем выступления женщины, которая "на нервах" требует: мало выдвигаем женщин! Больше внимания женщинам! И сейчас же у того, кто сидит в аудитории, возникает ответ: бедняжка, ведь ты сама, своей громкой речью даешь всем понять, что не разумеешь сущности равноправия и не можешь пользоваться этим благом. В Англии, надо полагать, вряд ли найдется человек, способный без риска объявить, что Маргарет Тэтчер стала лидером государства только потому, что она--женщина, и ее, дескать, поэтому "выдвинули". "Для прослойки". Почему наши депутаты Е. Гаер, В. Домнина "выдвинуты" на свои посты? Потому что они не кричат в микрофон глупости, а без страха вкладывают в сознание своей многомиллионной аудитории новые идеи, рождающие отзвук и ответное действие.