- Ну так вот. Ничего не вышло. Она не хочет меня больше видеть! Не могу сидеть на месте и думать об этом, трясти начинает, всё бесит! Какого черта ничего не получилось? Хиним! – простонал Хонки.

- Ладно, давай встретимся через пару часов, но я могу задержаться.

И вот они уже сидели в баре, заправляясь литром пива, потому что Хичоль отказался переходить на более крепкие снадобья – завтра ему нужно было наверняка быть в форме. А Хонки раздумывал, не увлечься ли дальше соджу в одиночестве. Огорчение и досада теребили нутро, не сдаваясь на милость покоя.

- … и вот после этого всего, сколько раз я позвонил и даже написал, она молчит и не отвечает. – стукнув стаканом по барной стойке, вокалист покачал головой. – Пиздец, что я не так сделал?

- А давай попробуем найти, что ты сделал так? – засмеялся Хичоль и похлопал его по плечу. – Хорош убиваться, этих баб никогда не поймешь. То им любви и нежности надо, а когда ты любишь и нежный, ты вдруг унылое чмо, и им надо мексиканских страстей. А когда ты по их же желанию превращаешься в мачо, то, оказывается, надо было позвонить не в тот лунный день, встав на левую ногу, перебросив через плечо соль и прокукарекав. Или я там не знаю, что ещё.

Хонки вымученно улыбнулся, закивав. Решившись, он попросил налить ему рюмку корейской водки.

- Я вчера и прокукарекать был готов, если бы она сказала, понимаешь? А что вместо этого? Мне не поднимают! Игнор! Всё, пошел в жопу со своими чувствами. Плевать она хотела.

- Может, не всё так плохо-то? Уверен, ей не безразлично произошедшее и происходящее. Когда женщине всё равно, она поднимет и поговорит, потому что в руках себя держит, а если не поднимает, значит, щемит что-то, ясно?

- И как я должен понять что? Я же не телепат! Как будто она не знает, что я бы всё выслушал! – выпив первую порцию соджу, язык Хонки развязался. – По сути, все наши отношения кончались, потому что она не выдерживала что-то во мне, потому что я себя вел не так, а она долго-долго терпела, а потом выговаривала, или не выговаривала и уставала от этого. А лучше бы сразу выясняла всё, и теперь то же самое? Опять молчать? Зачем? Господи, ну почему Мина настолько замкнулась в себе? Я же помню, что она была открытой, достаточно легкой на подъем, задорной…

- Стало быть, такой её сделала жизнь. Или ты. – заметил Хичоль, ткнув пальцем ему в грудь сбоку.

- Да я-то причем? Мы не виделись черт знает сколько! – парень вспомнил их последнюю встречу до этого. В самом деле, Мина становилась иной ещё при нем. Это он посеял в ней разочарования и позволил им прорасти. Но разве захочется признать, что ты стал бедой для любимого человека? – А жизнь – да, она её постучала. Думаю, что из-за её проблем со здоровьем она немало вынесла…

- А что с ней? – полюбопытствовал Хичоль.

- У неё была операция на сердце. Не знаю точно, в чем суть. – попросив бармена наполнить по новой до краёв, Хонки присосался к рюмке вновь.

- Подожди, то есть у неё настолько всё серьёзно?

- Она сказала, что теперь всё в порядке. – пожал плечами тот.

- Понятие «теперь всё в порядке» очень относительное. И ты поверил и расслабился? – Хичоль внезапно треснул его по затылку. Младший друг айкнул. – Ты вообще знаешь, что такое проблемы с сердцем?

- Ты так говоришь, будто ты знаешь? – огрызнулся Хонки, потирая макушку.

- Лично нет, но мозгов хватает, чтобы понимать, что это не мизинец об угол стола ушибить. Нет, ты правда кретин? У тебя девушка с опасными синдромами не отвечает два дня на звонки и тебе хоть бы хуй? Ты считаешь, что она обиделась после того, как вы переспали и не попытаешься задуматься, а не случилось ли с ней что-нибудь?

Хонки замер с рюмкой в руке. Внезапно его как будто обухом стукнуло. Наплывающая пьяность вмиг понизилась и стала возвращаться трезвость. Случилось что-нибудь? Почему он не подумал о такой возможности? Потому что привык жить в мире здоровых и деловых, но беззаботных, по-серьёзному, людей, где мало с кем что-либо случается, если не по собственной глупости. Любой, не сталкиваясь с определенными трудностями, не предположит их в случае чего, вот так вдруг. Случилось ли с Миной что-нибудь? Волнение отдалось дрожью в пальцы. А если так и есть? Если он уже вторые сутки обвиняет её в жестокости и надменности, в то время как она… нет-нет, пусть лучше будет надменной, гордой, вредничает, капризничает, что угодно делает, пусть только с ней всё будет хорошо.

- Что, задумался, оболтус? – хмыкнул Хичоль, не удержавшись, и заказав ещё бокал пива.

- И что мне делать-то? – посмотрел на него Хонки.

- Мне кажется, ты должен попытаться убедиться, что с ней всё в порядке. Или я не прав?

- Прав, конечно, прав… поехать к ней домой? – с маленьким испугом задался вопросом молодой человек. И нужно было бы поехать, и в случае, если у неё всё отлично, и виной всему на самом деле её равнодушие, не хотелось выглядеть назойливым дураком под её дверьми.

- Ну, ты же адрес знаешь?

- Да. – Хичоль вытащил из его руки соджу и отставил его в сторону.

- Вот сиди, проветривайся, и поедешь. – подумав, старший товарищ подвинул напиток себе, обозначив его в очереди следом за своим бокалом пива. – А то вдвойне будешь глупо выглядеть, если ещё от тебя спиртным запасет.

Хонки опустил плечи, обреченный другом на план действий, который по их общему мнению был правильным. Разве это не логично? Волноваться, что человек не берет трубку и приехать узнать, всё ли с ним в порядке? И если всё хорошо, он даже не станет спрашивать, почему Мина не поднимала трубку, тут же уедет. Значит, у неё были на то причины. А если она там со своим парнем? Если этот тип откроет ему дверь? А он тут со своей заботой, со своими переживаниями. Как позорно он будет выглядеть! Жутко, отвратительно. Таких унижений, пожалуй, он не испытывал со времен… да никогда он унижений не испытывал! Он не позволял себе влипать в такие неловкости. Если обычно кто-то и требовал жалости, так это другие, вокруг.

Певец, попрощавшись с Хичолем, вышел на улицу и продолжал истреблять из себя запахи и действия алкоголя. Ещё не такой поздний вечер, а он уже выпивший. Если дверь откроет кто-то из её родителей, то будет совсем срамота. Хотелось выкурить сигарету, но ради сохранности голоса ему нельзя было этого делать. Ему много чего нельзя из-за того, что он знаменитость. Свободно гулять, встречаться, говорить людям то, что требуется, а не вежливо проглатывать любые мерзости, чтобы не уронить лицо артиста, чтобы не потерять поклонников. Ему тоже нелегко живется, неужели Мина не понимает? Зачем издевается над ним? Хонки поймал такси и, забравшись в него и назвав улицу и дом, прикрыл глаза, едва не задремав. Но в сон лезли картинки его далекого прошлого, где светлое юношеское сознание ещё не было затемнено славой и понтами. Они не давали ему расслабиться, поэтому он почувствовал, когда автомобиль стал останавливаться и тут же расплатился, выйдя из него.