— Кто входил в число ее обожателей?

— Этой юной, очаровательной особы, вечно попадающей неприятности? Думаю, ответ очевиден. Обычно это были так называемые «папочки» или «папики».

— Дашь список?

— Как я уже сказал, я счел необходимым сжечь все бумаги и документы, имеющие к ней отношение.

Он поглаживает свои едва тронутые сединой волосы.

— Я бы мог достать список лиц, бывших весьма благосклонными к ее личности. Уверен, среди них непременно найдется кто-то, кто входил в привычный круг ее обожателей.

Я представляю себе, как буду медленно прорабатывать список тридцатилетних извращенцев, пытаясь найти хоть малейшую зацепку, пока меня изнутри будет пожирать Вирус.

— Забудь.

— Что-нибудь еще, Джо?

— Известно ли тебе что о парне, который продает ее снимки в обнаженном виде в Интернете?

Он мотает головой.

— Предполагаю, это один из ее поклонников, что загрузил в Интернет снимки и пытается нажиться на трагедии. Что же касается меня, я изъял все ее снимки и материалы, связанные с ней, и сжег. Меры предосторожности, сам понимаешь.

Я вынимаю фото Аманды Хорд и бросаю ему на стол. Фотография ложится довольно близко к нему, так что ему не придется тянуться.

— Знаешь ее?

Он берет ее и какое-то время разглядывает.

— Я бы сказал, что нет.

— Иногда она появляется без макияжа.

Он вновь смотрит на фото и косится на меня.

— Все равно я бы сказал, что нет.

— Да ну?

— Я кручусь в большом бизнесе, Джо. Ко мне ежедневно приходят сотни подростков. Среди них много начинающих актеров и просто ищущих дополнительный заработок. Многим, таким, как эта девочка, я сразу же отказываю. По одной лишь причине: они слишком молоды. Однако есть возможность, что она оказалась в моей команде без моего ведома.

Я кладу фото Аманды обратно в карман.

— Ясно.

— Это все, Джо?

— Да. Спасибо.

Он наклоняется вперед и протягивает руку, изрядно потея от непомерных в его состоянии усилий. Я пожимаю ему руку.

— Джо, слышал, с Уитни так жестоко поступили.

Я отпускаю его руку.

— Толстяк, а я слышал, что она была больна. Думаю, все случилось так, как и должно было.

Он прикрывает жирно рукой рот.

— Нет, Джо. Я не могу в это поверить.

— Такие бродят толки.

Я направляюсь к двери.

— Джо, позаботься о ней. Позаботься об этом деле, Богом тебя прошу.

Я останавливаюсь в дверях.

— Я как раз над этим и работаю.

— Бывай, чувак.

Даллас восседает на старом виниловом диване в помещении, что заменяет им приемную. Выходя, я указываю ему на офис.

— Можешь вернуться.

Он отбрасывает газету, которую читал минуту назад, и, сопя, направляется к офису.

Я прохожу мимо девушки, исполняющей обязанности секретаря.

— Привет, мистер Питт.

Это Мисси. Одна из тех девушек, которых я спас от придурка-садиста. Когда я вошел, ее здесь не было.

Сейчас она выглядит лучше. Ухо у нее уже не вырастет, а улыбка никогда не станет ровной. Однако она отращивает волосы, и, похоже, Толстяк подыскал ей куда более спокойную работу. Нет, он далеко не альтруист. Он просто знает, что принесет пользу его бизнесу. Вот взять хотя бы Мисси. Другая девица, которую я спас, исчезла, не успев вернуться. Может, она одумалась и вернулась к семье. А может, она где-то в темном углу глотает пиво или таблетки? А Мисси никуда не делась. Толстяк не прогадал. Конечно, он бы сделал больше прибыли, пусти он Мисси на экран — ее внешность, далее с такими увечьями, была достаточно востребована на порнорынке. Однако девушка уже к такой работе вернуться не могла. Но и уходить никуда не хотела. Не выгонять же ее, а то она может подойти к первому попавшемуся копу и настучать на все это дело.

— Привет, Мисси.

Ее левая рука инстинктивно тянется к волосам, чтобы прикрыть еще не совсем заживший шрам на месте оторванного уха.

— Могу ли я чем-нибудь помочь вам, мистер Питт?

Она смотрит мне в глаза.

Мне вспоминается дом на Стейтен-Айленд. Он поработал ножом над ними обеими. Только казалось, что Мисси понравилась ему больше. Не приди я вовремя, она бы уже умерла. Может, мне сказать ей сейчас: «Конечно, Мисси. Ты можешь оказать мне огромную услугу. Я лишь разок приложусь к твоей артерии и выпью пинту-другую твоей крови». Черт! Нет, она, чего доброго, еще и согласится.

— Скажи-ка мне, Толстяк говорит, что каждая малолетка, переступающая порог вашей компании, тут же получает от ворот поворот. Так ли это?

— Это чистая правда.

— Кто этим занимается? Ты?

— Иногда.

Я протягиваю ей фото.

— Видела ее?

— Да… Да, точно.

Я убираю фотографию. Все внутри меня застывает.

— В смысле?

— Нет, нет. Она у нас не работает. Она просто приходила и ждала свою подругу.

— Подругу?

— Да, ту… как ее, Уитни.

Я задаю ей еще пару вопросов и направляюсь к грузовому лифту, который спустит меня обратно на улицу. Позади меня раздается:

— Мистер Питт, если вам понадобится моя помощь, вы знаете, где меня искать.

Я молча вхожу в лифт, стараясь не думать о том, как она пахнет.

Она пахнет так чудесно и соблазнительно. Она пахнет человеческой кровью.

На улице я выкуриваю сигарету. Конечно, эти две девицы знали друг друга. Иначе и быть не могло. Ведь так всегда был устроен мир.

Мисси известно немногое. Она говорит, что девчонка Хордов стабильно появлялась каждый раз, как у Уитни была фотосессия. Она сидела на диване в приемной, читала газеты и разговаривала по мобильному подруги. Мисси призналась, что узнай Толстяк о нахождении малолетки в помещении, он тут же бы выгнал ее с работы. Да только она подумала, что девчонка — младшая сестра Уитни. Позже она поняла, что их связывают всего лишь дружеские отношения, однако они всегда вели себя как сестры. Малолетка и в самом деле сошла бы за младшую сестру, младшую, которая преклонялась перед старшей.

Я курю и посматриваю на часы. Полночь. Рановато будет.

Офис Честера Доббса находится на Первой авеню, Четырнадцатой улице. Адрес я нашел в справочнике, позаимствованном у владельца гастронома, где купил пинту своего любимого «Олд кроу». Я медленно прохаживаюсь, попивая виски из бутыли в коричневом бумажном пакете. Черт! Что это? Чистый медицинский спирт? Но все равно под действием обжигающего алкоголя и легкого хмеля мой нечеловеческий голод отступает. Так же, как леденцы немного облегчают страдания наркомана, когда у него начинается ломка.

Я прохожу мимо Томпкинса. Откуда ни возьмись, появляется какая-то бездомная на вид девица и идет со мной вровень.

— Эй!

Я даже не смотрю в ее сторону.

— У меня нет мелочи.

— Тебя и не спрашивали про хренову мелочь.

— Выпивку тоже не получишь.

— На хрена она мне.

Она все не отстает от меня.

— Что нужно?

— Ты видел Лепроси?

Я перевожу на нее взгляд. Она грязная, оборванная и жирная. На ногах огромные солдатские сапоги. Солдатская форма. Огромная цепь спускается из одного ее уха и соединяется с кольцом в проколотой верхней губе. Ей не больше шестнадцати.

— Нет.

— Гектор сказал, что видел, как вы на днях с ним беседовали.

— Не знаю никакого Гектора.

— Он говорит…

— Не знаю его.

— Слушай, мы с Лепроси все время проводили вместе, а я его не видела с воскресенья. Я о том, что у него лежит пара моих вещей, и если он решил порвать со мной и иметь другую, пусть их вернет. На него же мне плевать.

Однако это неправда. Ей далеко не плевать. Я чувствую это по солоноватому запаху слез, застывших в уголках ее глаз.

— Я не видел его.

— Если ты решил…

— Ничего не решил.

— Да пошел ты.

Она все идет со мной вровень.

— Что еще?

— Ну, так что, выпить дашь?