Затем на них, зачем-то, оглянулись

и к матушке кровати подошли.

Во сне чему-то сладко улыбаясь,

Царица мирно почивала.

И, ничего уже не опасаясь,

Сестрицы стрелы открепили с покрывала.

Но тут змеиное шипенье

Царевен сильно напугало.

Пред ними странное виденье

в свеченье мертвенном предстало.

В виденье нянюшку они узнали,

Но вид её менялся на глазах.

Глаза, как у змеи, смотрели, не мигали,

Невольный нагоняя страх.

А вместо рук, змеи две извивались,

Всё время, изменяя цвет.

От тела отделялись, с ним сливались.

То есть они, а то их нет.

В тугой спирали хвост змеи

держал своё, как кобра, тело.

И первый луч дневной зари,

Царевнам показал, что тело – серо.

Серо, как мышь. Легко, как приведенье,

Оно перед царевнами предстало,

В каком-то неземном свеченье,

Слегка покачиваться не переставало.

От нянюшки лишь голова осталась,

Но вид её так страшно изменился.

Покрылась чешуёй, слегка качалась,

А из рта язык змеи струился.

Видение к царевнам приближалось,

Но вдруг застыло, замерло оно.

Лишь медленно, как маятник, качалось,

Как будто место то ограждено.

Царевен обошло оно кругом,

Но не нарушило невидимой границы.

Глаза сверкнули и кольцо огнём

легло вокруг кровати матушки-царицы.

Огонь собою поглотил виденье,

Но вдруг затих, и дым возник густой.

Лишь он рассеялся, царевнам в удивленье,

Кровать царицы оказалась вся пустой.

Глава 5.

Часть 5.

Беда не красит наши лица,

Не делает моложе и добрей.

С поры исчезновения царицы

прошло, ни мало длинных дней.

И день рождения царевен наступил,

Но к торжеству готовиться забыли.

И тенью царь всё по дворцу ходил.

Отчаянье и боль в глазах его застыли.

Свою вину увидя в том,

Царевны к батюшке не подходили.

И не искали оправданья пред царём.

И только горько слёзы лили.

Так в горести и праздник наступил,

А день был полон света и тепла,

Но лица у людей не осветил.

И не улыбка на глазах у всех, слеза.

И день прошёл без праздничных гостей.

А во дворце царевны две обнявшись,

В тоске сидели в горнице своей.

Прошло их торжество, увы, и не начавшись.

Лишь ночь одна всем принесла покой,

Заставила тяжёлым сном забыться.

Дворец затих. Стоял, как бы пустой.

И только в нём царевнам двум не спится.

Но, что за чудо, что за сновиденье?

В окно вдруг птицы две влетели.

И, медленно, в златом свеченье,

Кружась на пол спокойно сели.

От восхищения царевны онемели.

Их поразила птиц краса,

Лишь молча издали на них, глядели,

Не в силах отвести глаза.

Во всём великолепии предстали

две птицы неземные – два орла.

Птиц перья золотом сияли.

Он их сиянья горница светла.

Вот крылья вскинулись у них

и птиц собою полностью закрыли.

Огонь возник и сам собой затих.

И сестры в удивлении застыли.

Пред ними вместо статных птиц,

Прекрасные два молодца предстали.

И отблески ночных зарниц

в глазах их весело играли.

Один голубоглаз и чёрен волосами.

И рост высок и сила есть в плечах.

Другой был белокур и чёрными глазами,

Под стать старшому, но с улыбкой на устах.

Заряне старший приглянулся,

Да и с неё он глаз не отводил.

Лишь краем губ тихонько улыбнулся,

И тотчас же улыбку погасил.

Другой, наоборот, улыбкою своей

Ответную зажёг улыбку у Светланы.

Их взоры пламенных очей

зажгли в душе любви вулканы.

А время проходит в минутах пустых,

В душе отдаваясь неведомой болью.