— Как… — произнесла она. — Тебе было… семнадцать.

Она отпрянула, нахмурив брови и пристально вглядываясь в его лицо своими полными слез глазами. Весь ее вид выражал растерянность и замешательство.

— Подожди. Почему… Холден, ты все еще был… с ним?

Он перевернулся на спину, убрав руку от ее волос и уставившись в потолок. От этого движения у него разболелся бок. И грудь тоже. Слава Богу, лицо сегодня уже не так сильно болело. Закрыв глаза, он положил ладонь себе на грудь и почувствовал, как вдыхают и выдыхают воздух его легкие.

— Холден? — сказала она.

— Хмм?

Она немного подвинулась, и когда он открыл глаза, смотрела на него с мрачным выражением лица, опершись головой на согнутую в локте руку.

— Что ты… В смысле, ты все еще был с ним? В семнадцать лет?

Он повернулся и взглянул на нее, стиснув челюсти и сжав пальцами кожу на груди.

— Да, — пробормотал он, и его собственный голос показался ему совершенно безжизненным.

— Ты остался с ним? — потрясенно спросила она.

— Да.

— О, — она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц и слегка приоткрыла губы, затем откинулась на спину, и он быстро понял, что ни одна часть ее тела больше не касается его. После продолжительного молчания, она тихо произнесла:

— Я рада, что он мертв.

И Холден, который все это время боялся вздохнуть, ответил:

— Я тоже.

Гризельда не знала, почему ее так поразило известие о том, что Холден оставался с Калебом еще четыре года после ее побега, но это было именно так. Это ее потрясло. Это ее огорчило. Да это практически ее раздавило. Ведь наверняка у семнадцатилетнего парня была куча возможностей для побега, однако, он ими не воспользовался. Он жил с их тюремщиком и мучителем, пока Калеб Фостер не умер. Это было просто непостижимо. И она очень сомневалась, что хочет знать, почему он это сделал. Она очень сомневалась, что сможет его понять, если он остался с Калебом по собственной воле, а если его каким-то образом вынудили это сделать, то ей вряд ли удастся вынести его рассказ об этом. Долгие годы она пыталась узнать, что произошло с Холденом, но сама скорее склонялась к мысли, что он убит или, сбежав в какой-то момент от Калеба Фостера, снова обрел себя и встал на ноги, как многие герои ее сказок.

Оказалось, он действительно обрел себя. Но не потому, что сбежал и начал новую жизнь. Нет. Прожив четыре года с Хозяином, он решил стать кем-то по имени Сет Вест.

Внезапно до Гризельды дошло, как мало она знает о взрослом Холдене. У нее похолодели пальцы, и засосало под ложечкой. Она скользнула к краю кровати и рывком опустила ноги на пол. Она и впрямь ждала, что взрослый Холден будет точной копией того мальчика, которым он был в тринадцать лет? Задумавшись, она закусила губу. Да, ждала. Но он оказался не таким. Он стал совсем другим человеком, и из-за этого ситуация кажется ей сложной, запутанной, досадной и опасной.

Считала ли она, что он может ей навредить? Нет. Хотя и знала, что он способен на чудовищное насилие, и никто ей не гарантировал, что он не применит его к ней, в глубине души она была уверена, что он не причинит ей вреда.

Но она безумно любила человека, которым был Холден много лет назад. Мучивший ее вопрос, от которого ей буквально хотелось расплакаться, заключался в том, полюбит ли она Холдена, если узнает его теперешнего? Потому что она этого хотела. Она отчаянно хотела любить Холдена.

— Г-гри, — тихо произнес он.

— Дыши, — не задумываясь, прошептала она.

Он послушался. Сделал глубокий вдох, затем со слабым стоном выдохнул.

— Я д-должен начать с самого начала. Только так ты поймешь.

Она почувствовала тяжесть во всем теле и невыносимую усталость перед тем, что ей предстояло узнать.

— П-посмотри на меня. И-известие о том, что ты жива, стало для меня н-настоящим чудом, и…

Она не повернулась.

— Я просто не знаю, что…

Ее мысли оборвал громкий стук в дверь, она встала, глядя вниз на Холдена, по-прежнему лежащего на спине.

— Мне открыть?

— Кто там?! — заорал он. Его голос, полный гнева и раздражения, был таким громким, что Гризельда вздрогнула.

— Сет?

Голос, доносившийся в спальню Холдена из гостиной, был едва различимым, но, как только Гризельда услышала имя «Сет», ее глаза уткнулись в пол, и это неприятное, нервозное чувство в животе усилилось.

— Да? — крикнул он.

— Это Квинт! Принес тебе немного еды.

Застонав, Холден уперся ладонями в одеяло и медленно сел, затем поднял ноги и поставил на пол босые ступни.

— Я пойду открою, — сказала Гризельда. — Не торопись.

Радуясь возможности на несколько минут оторваться от Холдена, она направилась в гостиную и отперла дверь. Квинт стоял в прихожей, держа в каждой руке по коричневому пакету.

— Доброе утро, Гризельда, — вежливо произнес он.

— Доброе утро.

Он посмотрел ей в глаза, затем, заметив что-то — или кого-то — у нее за плечом, отвел взгляд в сторону.

— Сет. Как поживаешь?

— Лучше чем вчера, хуже, чем завтра, — хрипло сказал он. — Заходи, Квинт.

Этим утром находиться рядом с Гризельдой было все равно, что идти по минному полю.

Холден знал, что она потрясена тем, что он так долго оставался с Калебом. Черт, не то чтобы, он сам не испытывал относительно этого смешанных чувств. Но ей стоило хотя бы дать ему шанс объяснить, каково ему было — каково ему было в тринадцать лет остаться в этом мире в полном одиночестве. Ни родителей, ни бабушки, ни Гри.

Для него не имело никакого значения, куда ему идти и с кем. Ему было плевать. Вся его жизнь казалась такой унылой, такой лишенной какой бы то ни было доброты и счастья, что ему было абсолютно насрать даже на то, что его зовут Сет, и он так или иначе вынужден корчить из себя младшего брата Калеба. Его не волновало, что почти до пятнадцати лет он спал пристегнутым наручниками к изголовью кровати, вытянув вверх руку. Его не волновало, что другие старшеклассники звали его «тупицей», потому что, когда в шестнадцать лет его зачислили в старшую школу, у него было всего четыре класса образования. Его не волновало, что Калеб целыми днями пил. Его не волновало, что с тринадцати лет у него не было никого и ничего, кого он бы мог любить.

Ему было плевать, потому что все, кого он любил, уже были мертвы или убиты.

Угарный газ.

Сердечный приступ.

Ружейный выстрел.

Их не стало. Их всех не стало.

Забота о ком-то еще причиняет боль. Забота о ком-то еще всегда заканчивается разочарованием. И поскольку Калеб нисколько не заботил Холдена, то был для него просто идеальным спутником. Тех, кого он любил больше нет, и Холден дышал, а его жизнь ничего не стоила и ничего из себя не представляла. Жизнь была просто набором движений, пока он не присоединится к тем, кого потерял. И для этих движений были необходимы только пища, вода, сон и воздух. Поэтому, да. Он остался с Калебом, потому что Калеб давал ему еду и воду. Калеб не приставал к нему, когда Холден спал. Он едва разговаривал с Холденом, а когда и разговаривал, Холдену было плевать на все, что он говорил.

К тому же Калеб убил Гризельду.

И Холден ненавидел его с ужасной и отчаянной страстью, даже не смотря на то, что Калеб оставил его в живых.

— Сет, хочешь, я все это уберу? — спросил Квинт, зайдя в квартиру и поставив пакеты на кухонный стол.

— Я уберу, — сказала Гризельда. Она подняла глаза, поймав взгляд Холдена. Он попытался смягчить выражение своего лица, но она слишком быстро отвернулась и не оценила его стараний.

— Эээ… Можно, эээ… можно мне с тобой поговорить? — тихим шепотом спросил Квинт, указывая на коридор.

— Да, — Холден взглянул на разбирающую продукты Гризельду. — Спасибо, Гри.

— Угу, — пробормотала она, стоя спиной к нему.

— Я сейчас в-вернусь.