Но организаторы преследований и убийств не в силах были уничтожить великое творческое наследие выдающегося классика грузинской литературы. Это наследие в наше время стало драгоценным достоянием всего многонационального советского народа.
Прошло с тех пор почти семь десятилетий. Глубокие сдвиги и коренные изменения произошли за это время во всех областях материальной и духовной жизни советского народа. Но все это отнюдь не ослабило идейно-эстетического звучания творческого наследия Ильи Чавчавадзе. Возвышенные чувства патриотизма и дружбы народов, светлые идеалы гуманизма и свободолюбия, прогресса и демократии находят живой отзвук в духовном мире советского народа, самоотверженно борющегося за полное торжество этих идеалов в нашей стране и во всем мире.
Илья Григорьевич Чавчавадзе — один из наших великих предшественников и учителей, давших немеркнущие образцы идейности и народности литературы, ее кровной связи с жизнью народа. Именно эти славные традиции корифеев творческой мысли всех времен и всех народов наследует литература социалистического реализма, развивая и совершенствуя их в соответствии с задачами и требованиями нашей великой эпохи.
Бесо Жгенти
СТИХОТВОРЕНИЯ[12]
1. Горам Кварели. Перевод Н. Заболоцкого
Горы Кварели! Вдали от родного селенья
Может ли сердце о вас вспоминать без волненья?
Где бы я ни был, со мною вы, горы, повсюду,—
Сын ваш мятежный, ужели я вас позабуду?
Помню, ребенком, исполнен неясной заботы,
Весь замирая, смотрел я на ваши высоты.
Но не от страха тогда мое сердце дрожало —
Я и в младенчестве вас не боялся нимало.
Полный восторга, взирая на ваше величье,
Дивные тайны стремился душою постичь я —
Тайны вершин, пропадающих в дымке туманов,
Где раздается ликующий гул ураганов,
Где, задыхаясь, летит караван журавлиный,
Еле равняясь с далекою вашей вершиной!
О, как я жаждал невинною детской душою
В буре и мраке взлететь высоко над землею.
О, как мечтал я, почуяв орлиные крылья,
Тронуть крылами сверкающих льдов изобилье!
В час, когда ветры, нарушив ночное молчанье,
Львиное в пропасти вдруг исторгали рычанье,
О, как дрожал я! Но, внемля раскатам обвала,
Звуки родные душа моя в них узнавала.
Детскому сердцу довольство собой незнакомо,
Ныне же, горы, я горд, что воспитан я дома,
Ныне горжусь я, что, сын этой дикой природы,
Вырос я в бурях и рано узнал про невзгоды.
Горы, свидетели детских моих огорчений,
Как я взывал к вам в порыве сердечных мучений,
Как я от вас утешения ждал и привета,
Но, как всегда, не давали вы, горы, ответа.
Этого чудного, полного тайны молчанья
Вплоть до последнего я не забуду дыханья…
Горы Кварели, сопутники юности нежной,
Долг перед жизнью влечет меня в путь неизбежный,
Судьбы грядущего требуют нашей разлуки, —
Можно ли требовать более тягостной муки!
Конь мой торопится, стонет душа от печали,
С каждым вы шагом уходите в синие дали…
Вот вы исчезли… И только вершины седые
Еле видны… И расстался я с вами впервые…
Тщетно глаза я от солнца рукой прикрываю,
Тщетно я взоры в пустое пространство вперяю,—
Всюду раскинулись синего неба просторы,
Уж не венчают их больше прекрасные горы!
О, так прощайте же, дивные горы Кварели!
Сердце мое, полюбившее вас с колыбели,
Вечной любовью к великой отчизне пылая,
Вам улыбнется, рыдая, из дальнего края!
1857
2. Свеча. Перевод М. Талова
Один сижу, мечтая над свечою.
Она горела ярко предо мною
И озаряла дальние углы,
Рассеивая тени сизой мглы.
И вижу я: свет немощный тускнеет,
Едва мерцает, на глазах скудеет
И гаснет, но, колеблясь, сгоряча,
С последней силой вспыхнула свеча…
Исходит воск своей слезою белой
В борьбе со смертью. Пламень помертвелый
Головкой синей бьется в тишине,
В подсвечнике дрожа на самом дне.
Вот смерть уже скользнула тенью длинной,
Луч тусклый мреет на стенах гостиной!
И ты потух, свечи последний свет!
Один нагар — угасшей жизни след.
Так, до поры почти нас не тревожа,
Угрюмым стражем станет смерть у ложа,
И от венца творения в веках
Останется лишь безымянный прах.
16 декабря 1857
Петербург
3. Голос из могилы. Перевод В. Шефнера
1
Суд вершил я без оглядки —
Всё за взятки, всё за взятки,
Если б выгодно мне было —
Брата я б загнал в могилу.
Деньги брал, где только можно,
Обирал крестьян безбожно,—
У меня хватало духу
Их обречь на голодуху.
Там, где честному — погибель,
Мне была прямая прибыль.
Смерть, пришла ты слишком рано,—
Не успел набить кармана!
