— Да, — кивнула Райнон. Кейн прав, с тех пор много воды утекло, — Но мне хочется все знать.

Кейн отвернулся, заставив Райнон смотреть ему в затылок. Она вздохнула, решив предпринять последнюю попытку. Ну сколько можно доказывать ему, что ей чрезвычайно важно знать ответ на этот вопрос! Хотя ответ вряд ли что-то изменит в их сегодняшних отношениях.

— Я наблюдала за тем, какой ты с Лиззи, Кейн. И это напомнило мне тебя в прошлом. Когда ты уехал, оставив меня одну, беременную, мне было страшно. И рядом не было никого, кто бы выслушал и утешил. Я прошла через все одна, и я никогда не думала, что прощу тебя за это.

Еще шаг, и Райнон оказалась прямо позади Кейна.

— Мне нужно знать все, чтобы я могла окончательно забыть прошлое. Вот и все.

— Так просто? Я скажу тебе, почему уехал, и ты забудешь десять лет, в течение которых ненавидела меня? Неужели ты так научилась контролировать собственные эмоции, Райнон?

Его голос звучал с таким сарказмом, что женщина ощутила почти физическую боль. Это стало последней каплей, переполнившей чашу ее терпения. Она честно пыталась все выяснить. И гори она в аду, если попытается еще раз протянуть руку для примирения.

Райнон обошла Кейна, бросив на ходу:

— И не говори потом, что я не пыталась.

Она уже почти вошла в арку, когда вновь услышала голос Кейна, низкий и хриплый. Казалось, ему трудно было говорить.

— Я болел.

Райнон застыла. Его слова эхом повторялись в голове.

— Болел? Чем? — Райнон резко развернулась к Кейну.

Кейн пожал плечами и засунул руки в карманы.

— Болезнью, которая заставила меня уехать из города и попытаться вылечиться.

— Что за болезнь?

— Не та, которой можно заразиться, если тебя это беспокоит.

Черт, а он может быть жестоким, если захочет!

— Я не это имела в виду.

Возможно, ее фраза или то, как Райнон произнесла ее, заставили Кейна немного расслабиться. Он прочистил горло, прежде чем ответить.

— Онкология.

Нет!

Наверное, ужас отразился на лице Райнон, потому что Кейн поспешно добавил:

— Болезнь уже давно в ремиссии.

Медленно, очень медленно кусочки воспоминаний складывались воедино.

— Теперь я понимаю, почему вы так неожиданно сдружились с Мэтти. Он ведь примерно тогда же заболел лейкемией, — протянула Райнон. Разве могла она догадаться в те дни, что так сблизило обоих мужчин! — Вас связывала общая болезнь.

— Да. Только я выиграл, а он проиграл.

Кейн произнес это так, будто был виноват в смерти друга.

Казалось, земля ушла из-под ног Райнон. Все, что она думала, знала о Кейне, все, по чему судила о нем, тотчас потеряло всякий смысл.

— Он знал, почему ты тогда уехал?

Кейн подошел к ней ближе.

— Нет. Вначале нет. Но ведь ему была известна правда о Лиззи?

— Да.

— Я так и думал. Я должен был догадаться. Меня сводило с ума, что у тебя ребенок. Я должен был понять все сам.

— Нет, это я должна была найти тебя и рассказать все. Если бы я знала... — Райнон обхватила себя руками, ощутив нервную дрожь. — Почему ты не сказал мне, что болен?

Кейн не ответил, а когда Райнон взглянула ему в глаза, он улыбался.

Она так в нем ошиблась...

Когда Мэтти впервые спросил подругу о том, от Кейна ли Лиззи, она заставила его пообещать, что тот никогда не станет обсуждать этого с другом. Никогда! Или она никогда не простит его. Мэтти долго спорил с ней, но обещание все-таки дал.

Райнон знала, почему поступает так или иначе. Вернее, думала, что знала. Но Кейн... подождите минутку... Ее глаза округлились от изумления.

— Ты никому не сказал, что болен?

— Знали только члены семьи, — пожал плечами мужчина, словно они говорили о погоде. — Делать информацию достоянием общественности мне не хотелось. Тем более, это не лучший фундамент для создания новой компании и привлечения инвесторов. Я бы и сейчас не хотел, чтобы моим акционерам стало что-нибудь об этом известно.

— Но ты сказал, что болезнь отступила. То есть...

— Нет, я не болен. Уже восемь лет. Но слово «рак» обычно вселяет страх в души людей, и они менее охотно вкладывают деньги в ту компанию, владелец которой когда-то был болен. Вот и все.

Не говоря уже о том, что на тебя начинают по-другому смотреть. Мэтти шутил над болезнью, когда оказывался в кругу друзей, но Кейн — другой человек. Он закрылся, отдалился от мира, чтобы справиться с болезнью в одиночку. Научился скрывать от людей свои чувства и эмоции.

Райнон понимала это. Возможно, даже лучше чем остальные. Угадав ее мысли, Кейн заговорил снова:

— Спасибо, Райнон, но мне не нужна твоя жалость. Я болел, теперь я здоров. Все, конец истории.

— Но я не...

— Да, ты жалеешь меня.

Но не так, как он думал. Это была вовсе не жалость, а вновь родившееся понимание и уважение. Если бы она только знала все это раньше...

Кейн глубоко вдохнул и подошел еще ближе. Райнон замерла в ожидании его следующего шага. Он склонился к самому уху женщины:

— Теперь ты все знаешь. Что же до того, что я балую Лиззи, придется привыкнуть к этому. Но я не стараюсь купить ее.

Райнон повернулась, чтобы что-то ответить, но не смогла найти слов. Она словно видела Кейна в первый раз. У нее перехватило дыхание. Она не помнила, когда ей хотелось поцеловать кого-нибудь столь же сильно.

Но Кейн не сделал попытки приблизиться. Он шепнул прямо напротив губ Райнон:

— Я хочу, чтобы Лиззи полюбила меня таким, какой я есть. Любой отец хотел бы этого.

— Дочка уже любит тебя.

— Надеюсь. Она ведь мой единственный ребенок.

Шли дни, а у Райнон все еще не получалось наладить отношения с Кейном. Сложно, конечно, но надо же как-то начинать, тем более что она стала замечать в Кейне много положительных качеств, за которые могла бы его полюбить, однако ей никак не удавалось полностью расслабиться в присутствии этого мужчины.

Каждый день становился для нее чем-то вроде испытания, борьбой с собственными чувствами. Райнон наблюдала за Кейном, когда была уверена, что он на нее не смотрит, внимательно слушала, о чем он говорит, пытаясь получше узнать Кейна. И чувствовала, что ее все сильнее тянет к нему. Когда он входил к ней в комнату, ее пульс каждый раз учащался, а по спине пробегали мурашки.

И ее постоянно мучила мысль, что Кейну пришлось бороться со своей болезнью в одиночку. Будь у Райнон выбор десять лет назад, она бы обязательно находилась рядом с ним, и не важно, что между ними тогда еще не было безумной любви.

И хотя еще недавно Райнон ревновала Лиззи к Кейну, теперь она, наоборот, огорчалась из-за того, что не может проводить с ним достаточно времени, поскольку почти все свои свободные часы он отдавал дочери. Очень странно для женщины, которая не могла находиться с этим человеком в одной комнате.

А Кейн уже полностью вошел в роль отца Лиззи, будто и не было всех этих лет без него. Ему нравилось помогать дочке с уроками, болтать с ней, нравилось, что Лиззи бежит ему навстречу от ворот школы, чтобы рассказать, как прошел ее день. Кейн любил дочь за ум и способность решать проблемы по мере их поступления — качество, которое он всегда развивал и в себе. Райнон узнавала обо всем, когда они собирались все вместе за столом. Эти минуты дня ей нравились больше всего.

Нравились потому, что они все вместе сидели в теплой комнате, а Лиззи весело болтала с обоими, заставляя Райнон громко смеяться, чего бы она никогда не позволила себе раньше в присутствии Кейна. Но и в этой бочке меда была своя ложка дегтя. Именно в такие моменты Райнон отчетливо видела, какой счастливой могла бы быть их семейная жизнь. Если бы десять лет Кейн остался с ней, все могло бы сложиться по-другому...

Занятая по горло ежедневными делами, Райнон старалась поменьше думать о несбывшемся. Она училась содержать большой брукфилдский дом, это помогало поменьше отвлекаться на всякие глупости. Например, на мысли о том, где находится Кейн. Какая разница, чем он занимается в отсутствие Лиззи, ее это совершенно не должно волновать. Скоро Кейн уедет, а дом останется. Но у нее, по правде говоря, не было ни малейшего представления о том, что их ждет впереди. В последнее время они совершенно перестали говорить о продаже дома, и это, с одной стороны, радовало, а с другой — беспокоило. Вся чаще и чаще возникало чувство, что скрыться от Кейна ей никогда не удастся. И Лиззи, и дом Мэтти, похоже, связали их судьбы навсегда. И что самое удивительное — она не могла ответить на вопрос, радует ее это или огорчает.