- Ладно, художник, двигай по-быстрому. Думаешь, я не видел, как ты свою бумажку-промокашку сжевал? Давай, поднимайся. Пока твое гордое сознание не расширилось. Чертиков будешь дома ловить.
Артур вскочил, направился к выходу, но на пороге нерешительно замялся. Жалобно взмолился:
- А ты ему не скажешь? Ну что я приехал. Не говори пока, ладно, Гиви? Я лучше сам. Позже... Ведь если сам, то подозревать глупо, так ведь?
- Ладно, не тряси грудями. Анатолию Анатольевичу настоящий убийца нужен, а не кто попало.
- Мерси, Гиви. Мерси боку!
- Ага, Гитлер капут. - Гиви взял Артура за плечи и подтолкнул его к выходу. - Двигай, двигай.
Свежие пепелища зарастают быстро. Прошел лишь год, а месте, где стояла хата бабы Кати, не осталось и следов страшной трагедии. Природа сделала свое, хотя и не без помощи рук человеческих: Толстый выкупил участок и нанял рабочих, которые расчистили пожарище, засеяли землю травой. И о том, что здесь случилось, теперь напоминали только четыре одинаковых обелиска с именами жертв. "Остання Катерина Юхимовна", "Коваленко Амина Ренатовна", "Коваленко Владимир-младший", "Коваленко Владимир Владимирович" значилось на гранитных плитах.
Жители села обходили участок стороной. Отчасти из-за старинного поверья, предостерегающего от посещения тех мест, где люди погибли насильственной смертью. А большей частью просто потому, что бывшая усадьба находилась чуть на отшибе, рядом с левадой. Поэтому кортеж запыленных автомобилей, который по проселочной дороге подъехал к участку, остался незамеченным обитателями Волчанки. Но только ими.
Из огромного джипа, шедшего в голове кортежа, вывалились двое здоровенных детин и очень профессионально заозирались. Поляна перед ними не таила никаких видимых угроз, а левадой можно было пренебречь: слишком она далеко для прицельного выстрела из обычного оружия. Если же в ней укрылся хорошо подготовленный снайпер со спецоружием, то... Уберечь ведомого при таких условиях, увы, все равно невозможно. Эти азы ребята хорошо усвоили еще в школе телохранителей.
Только после наружного осмотра охрана позволила выйти из джипа Толстому и Вере. Чуть раньше выбрался из своей "мазды" Пожарский, а Борихин уже давно покинул свой потрепанный "жигуль" и успел провести собственную, независимую от телохранителей, рекогносцировку местности. Так оно вернее.
Солнце едва перевалило за полдень, в траве вовсю разорялись кузнечики, погожий летний день, сменивший пасмурное утро, не слишком гармонировал с печальным настроением приехавших, которые молчаливой вереницей
Толстый, облапил доктора и прижал его к себе, словно обиженного ребенка. Не чокаясь они выпили.
Уже через полчаса захмелевший Костя заплетающимся языком пытался подпевать Толстому, который наигрывал на гитаре одну из любимых песен Буржуя. Вера, то и дело затягиваясь, грустно поглядывала на эту парочку. А у Борихина и Пожарского, отошедших чуть в сторону, шла своя беседа.
- Чем похвастаетесь, господин сыщик? - с легким оттенком иронии начал Пожарский.
- Да нечем хвастаться, Олег. Я на вашу иронию даже обидеться не могу. Права не имею.
И в словах отставного капитана прозвучала такая горечь, что Пожарский смутился.
- О чем вы? Какая ирония? - попытался он выправить положение.
Но Борихин при всей его кажущейся простоте был вовсе не из тех, кого легко провести на мякине. Он чуть исподлобья посмотрел собеседнику в глаза и криво усмехнулся:
- Не нужно, Олег, я же все понимаю. И так стараюсь денег у вашего друга не брать. А то хорош сыщик получается: год прошел, а я с чем был, с тем и остался. Но вы погодите меня презирать...
- Какое я имею право вас презирать? - уже вполне искренне вставил Пожарский.
Но Борихин не был настроен играть в поддавки.
- Имеете, сами знаете, - он помолчал немного, а потом медленно, с паузами, как говорят о наболевшем, продолжал: - Но дела этого я не брошу... Не могу бросить... Так что просто прошу: дайте еще немного времени... Я его найду, я чувствую... Можете, конечно, не верить, но...
В кармане Игоря Борисовича к великому облегчению вконец смущенного Пожарского замурлыкал мобильный телефон.
- Извините, - бросил Борихин Олегу и ответил на вызов: - Алло... Да, Семен Аркадьевич, еще раз здравствуйте... Правда? И что?.. Не по телефону?.. Нет, сегодня, боюсь, не получится, - он оглянулся на остальных и понизил голос: - Понимаете - неудобно. Такой день, меня пригласили... Завтра с утра - прямо к вам! Конечно, Семен Аркадьевич...
Они направились к обелискам. Толстый по еле заметной тропинке неуверенно шагал впереди, то и дело поглядывая себе поде ноги. Два слоноподобных охранника пристроились по бокам, готовые в любой момент подхватить шефа. У гранитных плит Толстый, ничуть не заботясь о сохранности дорогого костюма, опустился прямо в траву и облегченно привалился к камню, на котором было выбито имя Буржуя. Один из охранников направился к джипу и вскоре вернулся с корзинами, наполненными снедью и выпивкой.
Поминальный обед был в разгаре, когда вдалеке показалось облако пыли.
- Ну что, - как раз поднимал очередную рюмку Toлстый, - помянем по обычаю в третий раз?
- Толстый, любимый, у тебя это уже восьмая будет, - мягко упрекнула его Вера.
- Правда? А я ни в одном глазу. Не берет...
- Ну, тебя не берет - дай людям передохнуть. Мы же никуда не спешим, правда?
- Что правда - то правда. Нам спешить некуда, - согласился Толстый и послушно опустил наполненную рюмку.
Из клубов пыли, приблизившихся к самой границе участка, вынырнуло городское такси, что заставило телохранителей заметно напрячься. Но тревога оказалась ложной: из машины выбрался смущенный доктор Костя.
- Здравствуйте, - виновато проговорил он, рысцой подбежав к собравшимся. - Извините, что опоздал, да еще в такой день. Я прямо из аэропорта.
- О, доктор, - по-детски обрадовался Толстый, сфокусировав взгляд на вновь прибывшем. - Вот вы со мной выпьете заупокойную. А то тут люди передохнуть хотят...
- Вы знаете, с удовольствием! После этих испытаний таможне... Хотя о чем я! Извините. Такой день... Вообще стыдно думать о житейских мелочах перед лицом вечности, так ведь?
Толстый, даже не привстав, выпростал руку, ухватил Константина за рукав и аккуратно приземлил его рядом с собой
- Садитесь, доктор. В ногах правды нет.
- Знаете, - философски заметил Костя, приняв от охранника полную рюмку текилы и дольку лимона, - я все больше убеждаюсь, что правды вообще нет.
Солнце уже заметно склонилось к горизонту, когда Вера незаметно кивнула охранникам. Предстоял еще ужин в ресторане для более широкого круга желавших помянуть Буржуя и его семью. Следовало сворачиваться.
Телохранители послушно засуетились: стали собирать в корзины остатки съестного, принесли из машин роскошные букеты и оставили их у надгробий, оторвали от Толстого заупрямившегося Костика, который желал еще спеть. И если бы не все эти хлопоты, то кто-нибудь из ребят с их наметанным взглядом наверняка заметил бы, как на опушке левады блеснула в лучах предвечернего солнца тонированная оптика.
Готовясь к встрече с заместителем министра, Воскресенский просматривал материалы, необходимые ему для предстоящего разговора. В дверь постучали.
- Можно, Алексей Степанович? - В проеме показалась секретарша.
- Конечно, Аллочка.
- Мишуков уже выехал. Вот папки, которые вы просили. Что-нибудь еще?
- Да. Пожалуйста, принесите мне данные о финансовых проводках за последние два месяца.
- Сейчас сделаю, - девушка направилась к двери.
- Только, Алла...
- Что, Алексей Степанович?
- Пожарского сегодня нет. Данные эти, как бы вам сказать... Для внутреннего пользования. Сможете согнать сами?
- Думаю, да, Алексей Степанович. Мне показывали...
- Постарайтесь, чтобы они никому не попались на глаза.
Поминальный вечер в "Круглой башне", ресторане, открытом в одном из фортификационных сооружений старой Печерской крепости, уже давно миновал стадию официальных речей. Настало время неформального общения, и, как всегда на этом этапе, гости, сидевшие за общим столом, разбились на группки и вели какие-то свои, сепаратные разговоры.