Я снова посмотрел в бинокль - и мне стало не по себе. Сознание никак не могло зафиксировать облик тигорда. Он струился и менялся неуловимо. Мне чудилась голова антилопы с маленькими рожками, прижатые к бокам крылья, гребень на спине...

Еще несколько минут назад косуля чувствовала себя в относительной безопасности на утесе. Теперь же она металась по узкой площадке, ставшей ловушкой. Загнанное животное с ужасом смотрело на неотвратимого преследователя, ползущего по отвесной скале. У меня заныло сердце: неужели все усилия косули были напрасны?

Между тем тигорд остановился передохнуть, вися на четырех лапах над бездной. В бинокль я хорошо видел его голову. Розовый язык свисал из пасти, усы двигались. А глаза неотрывно смотрели на жертву. Мне почудилось в его взгляде сожаление, даже грусть.

Мечущаяся косуля решилась на убийственный прыжок с утеса. Страх и отчаяние удвоили ее силы. Каким-то чудом она одолела в прыжке не менее восьми метров. Я слышал, как посыпались камни под ее копытцами. Затем она стремительно скатилась по горной тропинке и снова оказалась вблизи меня.

Тигорд прыгнул вслед за ней. Я был уверен, что он загремит в пропасть, но зверь опять удивил меня. Он мягко перелетел - не могу недобрать другого слова, точно описывающего его прыжок, и коротко, негромко рыкнул. В его рыке не было ни злости, ни торжества победителя; - только призыв. Рык сменился воем. И снова в голосе зверя явственно слышались призыв и мольба.

Косуля остановилась, как зачарованная, переступая тонкими ножками. Она грациозно повернула голову на длинной шее, словно раздумывала, не повернуть ли обратно, навстречу тигорду. И мне показалось, что я наблюдаю не смертельную, а любовную охоту, после которой на свете станет не меньше, а больше существ.

Новое наваждение длилось миг, ибо в следующий рычание изменилось. Косуля метнулась в заросли. Тигорд одолел в прыжке чуть ли не половину расстояния, отделявшего его от добычи.

Окончания следующего прыжка я не видел. Только качались укоризненно вершины молоденьких деревьев в том месте, где завершилась трагедия и откуда доносилось глухое удовлетворенное рычание хищника.

Сжимая в одной руке пистолет, а в другой - кинокамеру, я осторожно стал пробираться к месту завершения охоты тигорда. Рычание затихло. Сколько ни напрягал слух, я не мог уловить никаких звуков, свидетельствующих о близости зверя.

Заросли стали гуще. Идти с занятыми руками было невозможно. Я недолго колебался прежде, чем спрятал пистолет в кобуру и оставил наготове кинокамеру. Продвигался вперед медленно, с подветренной стороны.

Отведя рукой густую ветку, я увидел поляну с обломанными кустами, на которых алели то ли крупные ягоды, то ли...

Да, так оно и есть, - это кровь. Но где же тигорд? Унес ли он остатки добычи в другое место? Или затаился - в траве, на дереве ли, - в ожидании новой жертвы? А травы и кусты здесь в рост человека - длинноостый пырей, трубки дудочника. Кусты багульника разрослись так пышно, что в них с успехом может укрыться целая семья тигордов. И вороны уже расселись на верхушках ясеней, изредка обмениваясь впечатлениями о случившемся. А возможно, они с нетерпением ждут того, что еще должно произойти?

Я оглянулся на легкий шум. Заметил, как шевельнулись ветки. Поспешно достал пистолет, спрятав кинокамеру. Лесная тишина казалась мне зловещей. Я ожидал услышать короткий рык, в котором слиты призыв и мольба. То, что называют еще "страстным призывом". Именно такой удивительный рык я слышал совсем недавно. Он все еще наполнял мои уши, как раковины наполняет шум прибоя.

Ветви качнулись в том же месте. Затем - ближе, ближе... Мой палец ощущал податливость спускового крючка, и я едва не нажал на него посильнее, когда в кустах вереска мелькнула темная фигура.

Спустя мгновение я уже мог разглядеть хорошо знакомого человека. На нем были спортивная куртка с закатанными рукавами и резиновые сапоги с закатанными голенищами.

- Удалась киноохота? - спросил он и улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы.

Его светлые глаза были похожи на капли янтарной смолы, которые солнце вытопило на стволе дерева. Они улыбались безоблачно, словно не замечали, что в моей руке вместо кинокамеры приплясывает пистолет. Я сунул его в кобуру и проворчал:

- Ну и зверюку же вы создали!

Я хорошо знал моего бывшего руководителя, но слегка подзабыл, как быстро его улыбка становится из добродушной насмешливо-укоризненной. И сейчас не уловил перехода.

- Тигорд не нападает на людей.

- Хотите сказать - до сих пор не нападал, - ответил я резче, чем следовало.

Но он, как в былые времена, словно и не заметил моей резкости. Его улыбка стала рассеянной.

- Впрочем, твои замечания всегда отличались... - он подыскивал слово, и его большие губы слегка шевелились, - реалистичностью... И все же слухи о свирепости тигордов сильно преувеличены.

- И об их силе?

- Этого я не говорил. Тигорд действительно удивительный зверь...

- И от него негде укрыться?

Он не подал вида, что понимает, куда я клоню.

- Можно сказать и так. К тому же после каждой охоты он становится, в общем, сильнее...

Я вспомнил, как неуловимо и страшно менялся облик зверя, и пробормотал:

- Вы, наверное, слышали, что я выступал в прессе против опытов в таких масштабах...

- О масштабах тебе трудно судить, пока...

- Пока я не окажусь в роли косули?

Его вислые усы весело запрыгали:

- Ладно, ладно, мы здесь регулярно смотрим передачи "В мире животных" и следим за успехами "мэтра документального кино". Однажды я даже похвастался, что работал с тобой под одной крышей. Между прочим, мне не поверили. Пока это не подтвердил "конструктор" тигордов... - он заглянул мне в глаза, - старший инженер... Татарский...

- Мишка?

Теперь все его сухощавое подвижное лицо с крупными чертами участвовало в улыбке, даже уши, похожие На блины, двигались - и я понял, что это и есть главный сюрприз, который он мне обещал при встрече.

3

Мы сидели на веранде лабораторного корпуса номер один. Разговор наш то и дело прерывался вопросами "помнишь?" Толстенные Мишины щеки раскраснелись, он бурно жестикулировал, и мне странно было узнавать прежние черты порывистого синеглазого юноши с пушистыми ресницами, которым завидовали девушки, с очень белой кожей лица, часто вспыхивающего стыдливым румянцем "от корней волос до шеи". Теперь рядом со мной сидел рано располневший человек с брюшком, выпирающим глыбой над поясом. Капли пота выступали на его лбу, скатывались вниз, и он, досадливо морщась, слизывал их с верхней губы. И так не соответствовал ни прежний, ни сегодняшний его облик "создателю тигорда", что у меня сорвался вопрос:


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: