«Деревья», «микро» и бухучет точно так же скользнули в темную, непробиваемую область. На лесоводстве Кемаль учил нас байесовскому анализу вероятностей и математической технике распределения риска между объектами — темы, которые я не могу вам описать, потому что их не понял и не понимаю до сих пор.

На «микро» Игер вел нас по моделям монопольных и олигопольных рынков, а на бухучете Уолт рассматривал методы лизингового счетоводства, учета ценных бумаг и межфирменных взаиморасчетов при составлении консолидированного баланса. Так как я никогда не работал в корпорациях, определения и задачи из курса бухучета для меня звучали потусторонними, вызывающими головокружение и совершенно абстрактными вязанками слов, как будто их выудили из средневековых схоластических диспутов. Рассчитать, какую сумму корпорация Сирс должна занести на свой счет отсроченного налога. Рассчитать число ангелов, могущих одновременно танцевать на кончике иглы.

Единственная передышка в мучительной цепи "занятия-самоподготовка-сон-занятия" приходилась на праздник Дня благодарения, когда нам давали аж пять полных дней отдыха, со среды по воскресенье. Я с нетерпением ждал этих дней. "Вот увидишь, День благодарения будет отличным, — говорил мне Стивен, — сможешь отойти и еще останется пара деньков полежать на пляже или, скажем, съездить в Сан-Франциско". Я спланировал отдых в деталях. В среду я буду спать все утро, потом найду кого-нибудь, с кем схожу на обед. В четверг прилетит Эдита и я потрачу остаток выходных, знакомя ее с однокурсниками, показывая ей наш кэмпус, мы будем ходить в Чайна-таун ужинать и кататься вдоль тихоокеанского побережья. Да, отличным станет День благодарения, Стивен мне это обещал.

Не тут-то было.

Девять десятых проблемы можно объяснить усталостью. С начала семестра я не добрал порядка сотни часов сна. И хотя ожидалось, что в первый день выходных я встану бодрым и жизнерадостным оттого, что дам себе возможность поваляться в кровати все утро, проснувшись к полудню в среду, я обнаружил, что чувствую себя так, словно не я лежу на кровати, а она на мне.

За ухо удалось вытянуть себя пообедать. Уже давно я искал шанса поближе узнать одного из преподавателей бизнес-школы, профессора Джека Хили. Один из друзей по Вашингтону посоветовал мне с ним познакомиться, обрисовав Хили как умного, интересного человека и, пожалуй, единственного политолога страны, который голосовал за Рейгана оба раза.

Профессор Хили был крупным мужчиной пятидесяти с небольшим лет. Маленькие, скептические и ярко-синие глаза. Когда я зашел к нему в кабинет, он подарил мне крепчайшее рукопожатие. "Зови меня Хили, — сказал он. — Ничего, если мексиканская кухня?" Хили довез нас на своей машине до ресторана в нескольких милях от кэмпуса.

Я не знаю. Я был уставший, как уже говорил, и поэтому-то, наверное, ждал от Хили, что он как-то попробует меня подбодрить, скажет, что весь этот мучительный труд того стоит. Но после того, как мы минут двадцать потратили на обмен шутками и тому подобное, вот что он мне поведал:

— Я преподаю в бизнес-школе уже семь лет и единственное, что могу сказать, так это то, что ты выбрал себе самую что ни на есть чертову компанию. Если на то пошло, я считаю, что МБА-студентам следовало бы отвести отдельное государство.

Девиз эмбиэшника? "Я тебя перееду". Гербовый щит? Св. Георгий с драконом, да только не Георгий поражает дракона, а дракон пожирает Георгия. Гербовая птица? Калифорнийская сойка, это же очевидно. Горластая, назойливая и летает, испражняясь людям на голову.

Хили отхлебнул из банки "Две гадюки".

— Вот именно, — кивнул он, — черт знает что за типы.

Он протянул мне еще одно пиво.

— Откуси перчику-халапеньо и смой его вот этим, — посоветовал он. — Забудешь все на свете.

Когда прилетела Эдита, все пошло наперекосяк. Я проспал, не услышав будильника, и опоздал в аэропорт. Оттуда мы выехали на трассу номер 1, тихоокеанский хайвэй, по идее одну из самых живописных дорог в Америке, но ветер бросал в лобовое стекло дождь и соленые брызги, а море и небо смахивали на засаленный свинец. Добравшись домой и взявшись помогать Филиппу готовить праздничный ужин, я пересушил картофельное пюре, опрокинул бутылку французского вина, которую Филипп открыл и поставил подышать на стол, а потом уронил на палас в столовой тарелку с начинкой для фарширования индюшки.

В субботу вечером мы с Эдитой съездили поужинать в Сан-Франциско, но мне пришлось бороться с сонливостью, начиная с закусок и кончая десертом. Не ранее чем во второй половине дня в воскресенье я стал ощущать, что хоть как-то восстанавливаюсь. К тому моменту у нас оставалось так мало времени до отъезда Эдиты в аэропорт, что удалось только взять напрокат пару велосипедов и объехать кэмпус кругом.

Эдита пробовала убедить меня, что длинный, ничем не занятый и ленивый уик-энд — это как раз то, чего ей хотелось. Но я чувствовал себя виноватым. Считал, что это все моя ошибка. Стокгольмский синдром.

Летаргия, наступившая после зачетной сессии, резко прервалась с началом девятой недели. Студенты, с трудом шевелившиеся в течение трех предыдущих недель, внезапно начали вести себя так, словно их ужалило током. Событием, ответственным за это превращение, стала консультация, которую в обеденный перерыв устроила Эстер Саймон по поводу предстоящей семестровой сессии.

Студенты еще разрывали пакеты с чипсами и шипели открываемыми банками с газировкой, когда Эстер принялась за свою речь.

— Из года в год, — начала она умиротворяющим тоном, — мне доводится видеть, как первокурсники удивляют самих себя, насколько хорошо им удается справиться с семестровой сессией. К сожалению, доводилось также стать свидетелем нередких случаев рвоты и приступов неудержимого поноса, которые требовали медицинской помощи, причем в среднем раз в два года приходится госпитализировать по студенту с диагнозом полного нервного расстройства, переходящего в психоз.

Народ отложил бутерброды и начал медленно выпрямляться.

— Нет-нет, пожалуйста, не пугайтесь, — поспешила добавить она.

Эстер Саймон говорила почти час. Она предупредила, что мы категорически должны принять все меры, чтобы приходить на экзамены, полностью усвоив материал и вооружившись хорошо проработанными конспектами, кои следует оснастить закладками и перекрестными ссылками, и имея на руках план атаки, куда должна войти методика изучения текста вопросов и расчета отводимого на каждый из них времени. Он дала нам советы по поводу режима питания, призывая перед экзаменом потреблять белки, а не углеводы. Она захватила и режим сна. "На утренних занятиях вы можете выйти сухими из воды, продремав с 8 до 9, или даже до 9.30. На экзамене, начинающемся в восемь утра, этого вам сделать не удастся. Так что сейчас самое время, чтобы начать приучать себя просыпаться в 6.30, делать небольшую зарядку — годится и велосипед, и аэробика, и бег трусцой, — съедать полноценный завтрак, принимать душ, одеваться и приходить в состояние полной готовности и бодрости к 7.45".

— Я не понял, она специально на нас тоску нагоняет, или что? — сказал Сэм Барретт, когда мы вышли после консультации во дворик. Сэм был одним из тех семи студентов, кто получил за «лесоводство» оценку ниже моей, а по ОБ у него была «Р-минус», причем профессор присовокупил пометку, что на самом деле ему стоило бы поставить "U".

— Я-то думал, у меня семестровая сессия вот где, — добавил Сэм. — А сейчас надо еще соображать, успею ли я добежать до сортира, проблевываясь по ходу дела, и кого из нас отсюда потащат в смирительной рубашке. Клал я на это место.