А потом? Кто поверит, что он не виновен?

Ихсан-эфенди подошел к остановке, с трудом втиснулся в переполненный трамвай маршрута «Фатих — Харбие». Толстый зимний пиджак казался свинцовым. Ихсан-эфенди сильно вспотел.

Один пассажир спросил у другого время. Тот ответил.

«Без десяти двенадцать, — подумал Ихсан-эфенди. — Если трамвай не опоздает, успею на двенадцатичасовой катер и минут через двадцать буду дома…»

Ихсан-эфенди вспомнил свою уютную квартиру, молодую жену, и усталость как рукой сняло. «Как можно прийти домой с пустыми руками? — встревожился он. — Надо купить хотя бы черешни или персиков. Загляну на рынок».

Хорошая все-таки у него жена! Подумать только, жить в таком городе, как Стамбул, и не смотреть ни на кого, кроме своего старого мужа. А ведь такая молодая, свежая, красавица… Правда, бывает грубовата, шумит из-за всякого пустяка, а иной раз туфлей погладит или щипцами. Ну и что из этого? Главное — она ему верна!

Трамвай остановился на Галатском мосту. Ихсан-эфенди сошел и заторопился к пристани: там уже слышались удары колокола. Он пошел быстрее. Ну и толпа!.. С трудом пробрался, к кассе, взял билет второго класса до Джибали и сел на катер.

Льющееся через открытые окна солнце палило беспощадно. В тесной, переполненной каюте было жарко, как в бане. Крепко прижимая к себе портфель, Ихсан-эфенди сидел в уголке и думал о жене. Да, верность мужу стоит всего остального. Разве мало он слышал историй о том, как молодые, красивые женщины, вроде его Шехназ, обманывают мужей, да не только стариков, но и молодых!..

Катер отошел. В каюту проникла невыносимая вонь. Старое корыто медленно двигалось по грязной воде Золотого Рога. Куда ни кинешь взгляд, арбузные корки, гнилые помидоры, баклажаны и фрукты, дохлые чайки — как всегда. Ихсан-эфенди подумал: «Пока не подплывем к Джибали, воздух не будет чище».

В Касымпаша почти половина пассажиров вышло и столько же село. Катер направился к Джибали. Сразу же в нос ударил отвратительный запах сточных труб Бейоглу, спускающихся в залив вблизи Касымпаша. Катер, казалось, побежал быстрее. Воздух постепенно становился чище. В Джибали действительно дышалось уже легко.

Сойдя с катера, Ихсан-эфенди заспешил к рынку в Кючюкмустафапаша. Узкие улочки были заполнены рабочими табачной фабрики. Только что начался обеденный перерыв, и они торопились в местные кофейни и трактирчики.

На рынке Ихсан-эфенди купил килограмм черешни и персиков, уложил фрукты в пакет и направился к дому. Проходя мимо квартальной кофейни, он невольно замедлил шаг. В тени большого дерева, как всегда, было многолюдно. Здесь сидели пенсионер железнодорожник Абдюлькадир-эфенди в выгоревшей старой школьной фуражке своего внука, шутник парикмахер Лятиф, бывший служащий Управления оттоманского долга[22] Мюфит-эфенди, Хасан Тайяре, по прозвищу «Густобородый», инвалид колагасы[23] Хасан Басри-бей, черкес Нури и другие. Между ними шел оживленный разговор. Хасан Басри-бей, сидя за нардами с Мюфитом-эфенди, на чем свет стоит ругал противников «Партии свободы»[24]. При каждом слове он страшно вращал глазами, а когда парикмахер Лятиф отпускал какое-нибудь язвительное замечание, в ярости вскакивал.

Заметив Ихсана-эфенди, он вдруг расплылся в улыбке.

— Смотрите, Ихсан-ханым!

Все повернулись к Ихсану-эфенди. Лицо его было печальным. Да, вот как бывает!.. Раньше он тоже просиживал вечера в квартальной кофейне. Играл в нарды, спорил до хрипоты со сторонниками «Народной партии», расхваливая на все лады «Партию свободы». Ну и кипятился же, слушая его, парикмахер Лятиф — тогда еще староста квартала!

По старой привычке Ихсан-эфенди остановился у кофейни и поздоровался:

— Селям алейкум!

— Алейкум селям!

Ихсан-эфенди недоверчиво покосился на своих бывших приятелей. Ну ясно, сейчас начнется…

— Эй, милый человек, — крикнул ему Лятиф, — пойди покажи Мюфиту, как надо играть в нарды!

Мюфит-эфенди проигрывал всухую.

— Не задерживайте Ихсана-эфенди, — проворчал он, — его жена ждет.

Послышались смешки.

— Жена ждет? А зачем ей Ихсан-эфенди?

— Как зачем? Он, наверное, утром ушел и не вымыл посуду.

Теперь уже смеялись все. Ихсан-эфенди испуганно заморгал глазами.

А шутники не унимались:

— Значит, сегодня его угостят туфлей!

— Нет, не туфлей — щипцами!

Смех перешел в хохот.

— Как, разве настоящего мужчину угощают туфлей или щипцами? — невинно спросил парикмахер Лятиф.

— А чем же?

— Метлой!

Раздался новый взрыв хохота. Ихсан-эфенди махнул рукой и поспешил уйти.

Это повторялось почти каждый день — и на работе, и в кофейне, и на улице. Какое им дело до того, что он угождает жене! Шехназ, молодая, красивая, вышла замуж за такого старика, как он! Ему уже под пятьдесят! Что же тут удивительного, если он глаз от нее оторвать не может и все терпит, даже побои? Привык, покорился…

Весь в поту Ихсан-эфенди дошел до дома, открыл дверь, сердито захлопнул ее за собой.

В конце концов они ему не указ.

Он тяжело поднялся по лестнице, отдышался. Жены не было видно.

— Дорогая!

— Чего тебе? — раздраженно ответила Шехназ. Она сидела в своей комнате, наблюдая за игравшей у «Перили Конака» детворой.

Ихсан-эфенди тихонько толкнул дверь и остановился на пороге.

— Посмотри, что я тебе принес!

Шехназ нехотя повернулась.

— Ну что там?

Он протянул пакет.

— Посмотри!

Она резко встала, подошла к нему.

Он протянул пакет:

— Черешня и персики!

Шехназ поморщилась.

— Вот невидаль! А я-то думала — алмазное кольцо или бриллиантовые серьги!.. А об обеде ты подумал?

Ихсан-эфенди глотнул слюну. Он с утра ничего не ел.

— Ты ничего не приготовила?..

— Вот здорово! А из чего?

— Помидоры есть, фасоль…

— А мясо?

— Мясник отпустит.

Она выскочила из комнаты, оттолкнув все еще стоявшего у порога Ихсана-эфенди.

— Мясник, мясник! Не болтай глупостей! А кого я пошлю?

— Джевдета.

— Сказала бы я тебе… — Шехназ схватила пакет. — Как будто ты его не знаешь! Упрямый, грубый! Попросишь что-нибудь сделать, даже не отвечает. Только косится. С утра ушел, и до сих пор нет. Вот что, или ты им займешься, или…

«Ой, только бы не ушла!» — с тревогой подумал Ихсан-эфенди.

Шехназ спустилась вниз, положила фрукты на тарелку и стала мыть их под краном. Ихсан-эфенди снял пиджак, засучил рукава рубашки и подошел к ней.

— Дай, родная, я помогу.

Она оттолкнула его локтем.

— Не подлизывайся, пожалуйста. Раньше надо было помогать. Лучше скажи, что мы есть будем?

Он отошел, заложил руки за спину.

— А ты чего хочешь?

— Откуда я знаю!

— Может быть, купить фарш? Сделать яичницу?

— Нет, он в конце концов выведет меня из терпения!

— Ну, почему ты сердишься, мое золотко? Что я сделал?

Он взял сумку и, расстроенный, вышел на улицу. Купил у мясника фарш, у зеленщика — помидоры, у бакалейщика — лук и яйца. Вернувшись домой, разжег примус, поджарил фарш и начал резать лук и помидоры. Пусть жена бранится, пусть говорит что хочет, лишь бы она была ему верна.

А Шехназ лежала в своей комнате и думала о шофере Адеме.

Мать Адема ей нравится, но какой она будет свекровью? Наверное, как и все матери, станет ревновать сына. Конечно! Но матери такого мужа можно многое простить. Даже если придется уступать… Да и проживет старуха, наверно, недолго. Ей уже за шестьдесят. Худа — кожа да кости… А как она встретила ее сегодня! Еще никогда так не встречала! «Вай-вай-вай!.. Что за шик, что за красота, сама молодость!.. Вот счастливый, должно быть, муж…» Будь он проклят, этот муж! Разве такой муж ей нужен?