Фрэнк повернулся к Анни.

– С твоей головы ни один волосок не упадет, милочка. Только обещай мне, что в следующий раз закроешь дверь как полагается. Хочешь, я съезжу за Джейсоном и привезу его домой?

– Спасибо, Фрэнк, спасибо, не надо, – Анни выдавила вежливую улыбку. – Он, должно быть, неплохо проводит время, так что я не хочу ему мешать.

– Хорошо, дорогуша, как скажешь, – Фрэнк дружески похлопал ее по плечу, так что она едва не вскрикнула, и вышел вместе с полицейскими.

Как только за ними захлопнулась дверь, Харпер снова повернулся к Анни.

– Ты в порядке?

– Да, конечно. – Она надеялась, что он не заметит, как она дрожит. – Ты, правда, считаешь, что здесь кто-то побывал?

Харперу не хотелось пугать ее, но не хотелось и создавать впечатление ложной безопасности.

– Я не думаю. Я знаю. Ты ведь не оставляла дверь открытой, верно?

– Нет. Нет, не оставляла. – Она помолчала. – Харпер, ты не мог бы пожить здесь несколько дней?

Он и не собирался уезжать, раз в ее доме побывали взломщики.

– Думаю, что я могу остаться на неделю, если это будет удобно.

Она быстро кивнула и, казалось, сразу немного успокоилась.

– Ты уверена, что ничего не пропало?

– Насколько я поняла, ничего. Только кое-какие незначительные вещи вроде бы не на своих местах.

– Какие именно?

Анни медленно пожала плечами.

– На письменном столе все не так, как до моего ухода. Ящики выдвинуты. Вот и все.

– У тебя есть догадки, что могли искать?

Она уставилась на Харпера с видом удивленным и непонимающим.

– Ты думаешь, искали что-то конкретное?

Настал черед Харпера пожимать плечами.

– Кто их знает. Может, они просто вообще смотрели, что плохо лежит. Обычно крадут телевизоры, видики, микроволновки, компьютеры, драгоценности – короче, все, что можно загнать. И, конечно, в первую очередь – деньги.

– Все на месте, а деньги при мне, в сумочке.

Круги под ее глазами были темнее, чем в прошлый раз. Эта усталая, измученная женщина, которая, казалось, едва сдерживает дрожь, мало походила на девушку, которую он помнил. Харпер никак не мог отважиться обрушить на нее остальные свои вопросы. По крайней мере не сейчас – она чересчур измотана.

– Анни, у тебя усталый вид. Может, тебе отдохнуть, пока не вернулся Джейсон?

– Не могу. – Она бросила на кушетку легкую подушку и поправила фотографию Джейсона. – Ты, наверное, приехал сегодня с каким-то известием?

– Это обождет.

Я только хочу знать, мой ли сын Джейсон? Если только ты точно знаешь, кто его отец. Все остальное – ерунда.

Харпер все же уговорил Анни ненадолго прилечь. А сам вышел пройтись. Вопрос насчет Джейсона просто горел у него в мозгу – удивительно, как он сумел удержаться, чтобы не задать его немедленно. Он хотел знать. Ему нужно было знать. Он должен был знать. Но что-то останавливало его. Что-то в глазах Анни, что притаилось глубоко под ее напускным спокойствием. Что-то, очень напоминающее страх.

Она испугалась взлома? Или чего-то совсем личного – например, догадалась, что он собирается спросить ее, сколько лет ее сыну?

Ладно, с нее и взломанной двери хватило. Жертвы всегда долго не могут оправиться после насилия такого рода, и не без причины. И Анни не исключение. Нарушена неприкосновенность ее дома, чужак вторгся в ее личное пространство, разгуливал по ее комнатам, трогал то, что ей принадлежит, касался личных вещей. Она все равно утратила бы чувство безопасности, даже если бы и не похоронила недавно мужа. Две такие травмы одна за другой – слишком тяжелое бремя для ее хрупких плеч. Она еще удивительно сильная женщина – держится с таким спокойствием и самообладанием.

Харпер покачал головой. То ли ее ничто уже не трогает, то ли она просто онемела от потрясения, от всего, что случилось с ней за последнюю неделю?

За домом, футах в ста, виднелся амбар, большой, прочный и полный воспоминаний, которые Харпер постарался заглушить. Амбар явно нуждался в том, чтобы его покрасили, но в остальном выглядел как новенький. Стойла чистые, инструмент развешан по местам. Сеновал на чердаке полон. Сладкие ароматы люцерны и бермудской травы наполняли воздух воспоминаниями. Господи, до чего же он любит это место!

Не только амбар, но и все остальное. Даже этот дурацкий старенький трактор, припаркованный снаружи, который всасывал машинное масло, как водохлеб воду. Пастбища, горячее напряженное лето, волдыри на руках каждую весну, беспокойная гонка осенью, когда все работали как одержимые, стараясь окончить все полевые работы до первого заморозка. Зимние проруби для водопоя скота. Харпер любил все это вместе.

Он поднял брови, немало изумленный тем, в каком хорошем состоянии было все вокруг. Видно, хозяева не жалели и содержали свои постройки в прекрасном порядке. Наверно, Майк кое-чему научился за эти годы – например, заботиться о том, что тебе принадлежит.

Стоп! Майк о ферме не заботился вовсе, если продал большую ее часть. Синяки на лице и шее Анни кричали о том, что и жена мало волновала его.

От следующей мысли внутри у Харпера все сжалось. У Джейсона такие же синяки? Харперу вдруг стало душно в амбаре. Он выскочил наружу и быстро зашагал позади дома. Ему не хотелось возвращаться обратно. Он еще не был готов задавать Анни вопросы. Не готов принять ее ответы. В нем поднимался гнев, сильная ярость, которую он когда-то сумел побороть.

Сухая трава, пожухлая на зимнем холоде, шуршала у него под ногами. Резкий ветер пробирал до костей даже сквозь теплую одежду. Харпер поднял воротник своей дубленой куртки, чтобы уберечь от него шею.

Поднявшись на вершину холма и постояв между голых шелковичных деревьев, Харпер понял, что ему не следовало приезжать. Но удерживать себя от того, чтобы спуститься вниз, к ивовым зарослям на краю пруда, было для него все равно, что заставить ветер, который постоянно дует в Оклахоме, утихнуть.

Когда он последний раз стоял над прудом, был вечер. В ивах танцевали огоньки светляков, и сверчки состязались с хором квакающих лягушек. Что тогда говорила Анни? Что-то насчет того, что эти лягушки и мертвого разбудят. Харпер слабо улыбнулся воспоминаниям. Жизнь в сельской глуши не была такой тихой, как казалось горожанам.

Та июньская ночь была влажной и горячей. Как их любовь. Харпер закрыл глаза и представил светлое одеяло, расстеленное на темной земле. И золотистое тело Анни, вытянувшееся рядом с ним, воспламенявшее его, прижимавшееся к нему все теснее. Теснее. Вряд ли бывает большая близость между мужчиной и женщиной, чем у них в ту ночь. Он так долго ждал ее. Годы. И наконец в ту июньскую ночь она принадлежала ему.

Та ночь была жаркой – но дело вовсе не в жаре, а в горячей крови, которая текла в его жилах. Харпер был у нее первым, и она была такой соблазнительной, такой безумной, сплетясь с ним телом, что он совершенно потерял голову. Анни же завладела его сердцем.

Харпер застонал и быстро пошел прочь от пруда. У них была эта единственная жаркая ночь, на следующее утро он уехал на новую работу, пообещав вернуться в конце лета. Но не вернулся.

Стиснув зубы, чтобы не проклясть всех и вся, Харпер снова стал подниматься на холм. Наступило время отвечать за свои поступки.

Но он не получил ни единого ответа – и не задал ни единого вопроса. К тому времени, как он вернулся, Джейсон уже был дома. А Харперу не хотелось, чтобы мальчик, который, возможно, приходится ему сыном, слышал разговор между ним и Анни.

На следующий день Анни лишь невероятным усилием воли заставила себя встать и приступить к делам. Она вздрогнула при звуке захлопнувшейся двери – это Джей-сон ушел в школу. Его неприязнь к Харперу сильно тяготила Анни. Ей было непонятно, отчего сын так относится к Харперу, – она видела лишь, что он считает присутствие Харпера в доме явной угрозой их спокойствию. Если бы только она знала, как успокоить его. Если бы у нее нашлись для этого хоть какие-нибудь аргументы.