Женщина нехотя вымыла лук, разобрала салат и, положив все на медный поднос, подставила под сильную струю воды.
Вскоре возвратился Идрис. Он принес бутылку «Клубной» ракы, консервированные голубцы, анчоусы, тунца в масле, тонко нарезанную пастырму[60], колбасу. Принимая из рук Идриса покупки, счастливая Хатидже не видела, с какой завистью смотрит на нее двоюродная сестра. Но это не ускользнуло от глаз Идриса, и он поспешил вернуться в гостиную к Кудрету и его теще. Кстати, в какой-то степени ее можно считать и тещей самого Идриса.
Кудрет между тем продолжал разглагольствовать. Он ни капли не сомневался в победе их партии. Люди не отвернулись от религии, к тому же в стране установлена демократия, они обязательно получат большинство голосов и придут к власти.
Теща ничего не понимала, но внимательно слушала, сравнивая заодно нового зятя со старым. Тот был тоже хорош собой, добрый, а главное, почтительный к ней. Как она его оплакивала! Новый зять — совсем другой человек. Он всем беям бей, всем господам господин! До конца дней своих не забудет она, как он вышел на балкон и произнес речь, сразу покорив всех, кто его слушал. «Браво! Честь и слава тебе!» — неслось со всех сторон. Да, такое не забывается. Все хорошо, но вот как быть со старшей дочерью… Почему аллах посылает младшей одни радости, а старшей одни страдания? Ведь вроде бы родные сестры, почему же старшая должна умирать от зависти? И не зря завидует она младшей. Нефисе шестнадцати не было, когда она первый раз вышла замуж, в школу еще бегала. Как-то шла из школы домой и заприметила будущего своего мужа. Сразу влюбилась и сказала ему, чтобы сватался. Отец жениха, богатый помещик, вместе с женой, женщиной поистине сладкоречивой, пожаловал к ним просить руки дочери. Тогда еще был жив отец Нефисе. Недолго прожила Нефисе с первым мужем, погиб он, оставив ей солидное состояние и несколько тысяч денюмов земли… Старшей в жизни не повезло. В школе она так и не доучилась, заболела, и отец сказал: «Хватит ей ходить в школу! Все равно ни судья, ни адвокат из нее не получится». Дочь прыгала от радости, в школу больше не ходила и все дни проводила с соседскими парнями…
Не хотелось матери вспоминать всех историй. Но прошли дожди, и трещины сгладились. Впрочем, и младшая не отставала от старшей. Чего только не успевала она натворить по дороге в школу и возвращаясь домой…
Все это пронеслось в тещиной голове, пока Кудрет разливался перед ней соловьем, разглагольствуя о демократии. Время от времени она кивала головой в знак своего полного одобрения и наконец сказала:
— Дай бог, чтобы дела ваши увенчались успехом! — встала и пошла на кухню.
Нефисе с племянницей усердно готовили ужин. Старшая дочь, грустная, сидела в сторонке.
Мать подошла к ней:
— Доченька!
Женщина вскочила будто ужаленная.
— Да пошлет аллах тысячу бед на голову твоей доченьки! Отстаньте вы наконец от меня! — крикнула она и бросилась к двери.
Нефисе, мать и племянница застыли ошеломленные. Потом молча переглянулись. Чего бы они не сделали, чтобы помочь ей! Но они были бессильны.
Не прошло и четверти часа, как Нефисе и Хатидже накрыли в гостиной стол. Тарелки сверкали чистотой. Кроме закусок, купленных Идрисом, здесь были салаты, сыр, маслины…
Кудрет отказался занять почетное место, уступив его теще. Та была польщена, но из приличия решила немного поломаться:
— Что ты, сынок, теперь ты глава нашей семьи…
— Пусть так, все равно… — И Кудрет стал рассказывать о старинных обычаях. Правду он говорил или просто выдумывал — трудно было сказать. Во всяком случае, он утверждал, что в древние времена турки с особым уважением относились к матерям и свято чтили предков, как самого создателя. Женщины, особенно пожилые, считались главными в доме. Мужчина обязан был защищать женщину, хотя находился у нее в подчинении и перечить не смел. Говорят, будто у женщины волос долог, а ум короток. Чушь! Да и по своему душевному складу женщина гораздо утонченнее мужчины! Это доказано научно!
Кудрет налил себе ракы, разбавил водой и, подняв рюмку, произнес:
— За этот счастливый вечер!
Он чокнулся с Идрисом, поднес рюмку ко рту, но, прежде чем выпить, спросил:
— А где же сестрица?
— Она у себя, ей нездоровится, — ответила теща, и о ней больше не вспоминали.
Ели, пили и вели приятные разговоры допоздна. А на следующий день решено было отправиться в усадьбу. Заодно Кудрет ознакомится со своей касабой, заглянет в уездный комитет Новой партии и, если потребуется, выступит с небольшой речью.
— А кто там председателем уездного комитета?
— Владелец какого-то мелкого агентства. Очень милый человек. Не то что этот, вилайетский! — ответила Нефисе.
— Неважно! Все равно я его вразумлю!
— Нет, нет, он в самом деле очень приятный человек. Здешний председатель — адвокат, раб закона и порядка и трус, а тот совсем другой.
Нефисе встала из-за стола и торопливо направилась к себе в спальню. Войдя, она, сама не зная почему, принялась поправлять пикейное покрывало на заждавшейся, убранной, как для невесты, постели.
— Да ниспошлет аллах спокойствие и благополучие! — произнесла теща и вместе с Хатидже удалилась в комнату старшей дочери.
Идрису была приготовлена постель в коридоре, на тахте.
— Ох, уж эта холостяцкая жизнь! — пожаловался он Кудрету.
— Потерпи! Теперь уж недолго, — подбодрил его Кудрет и направился в спальню, где царил розовый полумрак.
Сэма получила от Кудрета письмо и отказалась от своего намерения навестить его.
Она даже обрадовалась такому повороту дела. Зачем ей встречаться с бывшим любовником или, что еще хуже, с его женой? Сэму там все знают. Стоит ей появиться, как ему сразу сообщат, и он опять начнет приставать к ней, а это сейчас ей ни к чему. Хорошо бы, конечно, вызволить Кудрета из тюрьмы, а потом женить его на себе, но вряд ли ей это удастся.
Дюрдане же, прочтя письмо Кудрета, расстроилась. Кудрет, ее кумир, попал в беду. Казалось бы, он должен обрадоваться, узнав об ее искреннем желании повидаться с ним. Тем более что она заверила его в своей готовности отдать ему все состояние, наличный капитал и ценные бумаги.
Что касается Длинного, то, получив от Кудрета письмо, он утвердился в своих подозрениях. «Видно, неплохо идут у канальи дела, раз не хочет, чтобы я приехал. Прямо так и пишет: „Понадобишься — сообщу“». Длинный был уверен, что тут, конечно, не обошлось без Идриса. Кто знает, что наболтал он Кудрету про историю в «Дегустасьоне». Может быть, он вместе с Сэмой…
После того злополучного вечера Длинный побывал в ночном клубе и узнал, что Сэма взяла отпуск. Видно, укатила с этим пройдохой Идрисом! Для Кудрета в его положении женщина с деньгами — сущий клад. Да еще такая женщина! Ему просто повезло, как голодному, которому вдруг подали лакомый кусок.
Поразмыслив, Длинный решил ехать, поделился своими соображениями с дружками и взял билет на курьерский.
Город, в котором потерпел неудачу Кудрет, из окна вагона выглядел невзрачнее, чем того можно было ожидать: не город, а большая деревня. Длинный сошел с поезда и последовал за остальными пассажирами на привокзальную площадь, где стояли несколько такси и один-единственный потрепанный фаэтон, запряженный двумя клячами.
— Одно место в город! — зазывал извозчик. — Одно место в город!
Длинный едва уместился на узеньком переднем сиденье рядом с уже сидевшим здесь мужчиной. Извозчик щелкнул кнутом, крикнул: «Эй вы, удалые!» — и фаэтон с грохотом покатился по мостовой.
По обеим сторонам дороги тянулись убогие домишки, которым, казалось, нет конца. Лишь изредка мелькали новые дома и виллы, утопавшие в зелени. Но Длинный, похоже, ничего не замечал. Он прикидывал, чем может завершиться его поездка, не зря ли он потратился на дорогу. Что если Кудрету, как говорится, не удалось выйти сухим из воды и теперь он целиком зависит от Сэмы?
60
Пастырма — вяленное на солнце и спрессованное говяжье мясо. Сверху покрывается пастой из чеснока, перца и тимьяна.