- Я не знаю, Денни, я не знаю, - с трудом выговорил Джим, не сводя глаз с короткоствольного пистолета. Лицо его выражало страх.

Я почувствовал дрожь. Я изо всех сил старался твердо держать пистолет, но рука ходила ходуном, словно я оказался в центре торнадо.

- Я нервничаю, парень. - Надо дать ему почувствовать, если он еще не заметил, что командую здесь я. - Смотри, не зли меня еще больше.

Он застыл, положив руки на бедра.

- Вот уже две недели, как я схожу с ума. Моя жена не может ни видеть, ни слышать, ни ощущать меня. И никто не может. Никто в течение двух недель, как будто я умер. И вот сегодня я встретил вас двоих... Только вы такие же, как я! А теперь я хочу знать, что происходит.

Денни посмотрел на мистера Джима, потом на меня.

- Эй, да у него крыша поехала. Позвольте, я ему вломлю?

Старик никогда бы не смог этого сделать.

К чести Джима, он это тоже сообразил.

- Нет, Денни. Наш друг желает получить информацию, и я не вижу причины ее утаивать. - Лицо Джима напоминало мягкую губку. - Моя фамилия Томпсон. Как, вы сказали, ваше имя?

- Винсоки. Альберт Винсоки. Как в песне.

- Прекрасно, мистер Винсоки.

Сообразив, что в плане информации у него огромное преимущество, он понемногу возвращался к насмешливому тону и высокомерной позе.

- Несмотря ни на что, мы ведь по-прежнему материальны. Этот пистолет может меня убить... грузовик может превратить в лепешку... в общем, все очень сложно. Боюсь, что не смогу дать вам научного объяснения, мистер Винсоки, поскольку я не уверен, что таковое существует. Посмотрим на это с иной точки зрения...

Он скрестил ноги, а у меня слегка унялась дрожь в руке с пистолетом.

- В современном мире существуют силы, мистер Винсоки, - продолжал он, - которые незаметно стараются превратить нас в копии друг друга. Силы, которые делают нас слепками. Вы идете по улице и никогда, по сути, не видите лиц встречных людей. У вас нет лица в кинотеатре, перед экраном телевизора. Когда вы оплачиваете счета, покупаете билеты или просто говорите с людьми, их интересует ваша деятельность, но никогда вы сами. В некоторых случаях дело заходит еще дальше. Мы настолько не обращаем внимания на... рисунок обоев, если можно привести такое сравнение, что, когда эти силы сдавливают нас в один необходимый им слепок, мы просто... пуф! - исчезаем для окружающих. Понимаете?

Я не сводил с него глаз.

Конечно, я понимал, о чем он говорит. Разве можно было этого не заметить - в огромном механизированном мире, который мы для себя создали. Вот оно как. Я был создан таким же, как все, но являлся настолько неприметной личностью, что просто исчез. Меня не видели. Как фильтр на фотообъективе.

Поставьте красный фильтр - все станет красным, но красное будет неразличимым. Так и со мной. На всех объективах стоит фильтр против меня. Против мистера Джима, Денни и...

- Много ли таких, как мы?

Мистер Джим развел руками:

- Конечно. Десятки людей, Винсоки. Скоро их будет сотни, тысячи. При том, как идут дела - с супермаркетами, ресторанами быстрого питания, с новой рекламой на телевидении - должен сказать, что я ожидаю значительного роста наших рядов. К сожалению.

- Что вы имеете в виду?

- Мистер Винсоки, - произнес он терпеливым и снисходительным тоном, я был преподавателем колледжа. Не выдающимся, самым заурядным; скорее всего я казался студентам даже скучным. Но я знал свой предмет: финикийское искусство, представьте себе. Но студенты приходили и уходили, не видя моего лица. У руководства не было повода меня в чем-либо упрекнуть, и мало-помалу я стал растворяться. А потом исчез, как и вы. Довольно скоро я сообразил, какая это замечательная жизнь. Никакой ответственности, налогов, борьбы за существование. Живи себе как хочешь, бери все, что нравится. Вот, даже Денни при мне. Он был подсобным рабочим, никто не обращал на него внимания, а теперь стал моим другом и слугой. Мне нравится такая жизнь, мистер Винсоки. Поэтому я и не стремился с вами познакомиться. Не хочу менять статус-кво.

Я понял, что говорю с сумасшедшим.

Мистер Томпсон был неважным учителем, и его постигла моя участь. Но если я из робкого неудачника превратился в человека, настолько изворотливого, что добыл пистолет, и настолько отчаянного, что готов был его применить, то Томпсон превратился в маньяка.

Это было его царство.

Но существовали и другие.

Под конец я сообразил, что говорить с ним бессмысленно. Силы, скомкавшие и смявшие нас до такой степени, что мы стали неотличимы, хорошо над ним поработали. С ним все было кончено. Его удовлетворяло то, что он невидим, неслышен и неизвестен.

Как и Денни. Они были довольны. Более того, они радовались. За последний год я встретил много им подобных. Все одинаковы. Но я не такой. Я хочу отсюда вырваться. Я хочу, чтобы вы снова меня увидели.

И отчаянно пытаюсь это сделать единственно известным мне способом.

Вам это может показаться глупым, но, когда люди мечтают или, если можно так выразиться, не сосредоточены на жизни, они способны разглядеть мою тень. Я стараюсь. Я насвистываю и напеваю. Вы меня слышали? Песенка называется "Пристегнись, Винсоки".

Не приходилось ли вам когда-либо меня видеть уголком глаза, и думать, что это игра воображения?

Не приходилось ли вам слышать эту песенку по радио или телевизору, в то время как рядом не было ни телевизора, ни радио?

Ну, пожалуйста! Я вас умоляю! Послушайте меня. Узнаете мелодию "Пристегнись, Винсоки"? Слышите?

Вы меня слышите?