С 1:30 до 5:30 — время для сна, и я его использую, чтобы написать тебе письмо. Я скучаю по тебе, и мне действительно было бы лучше дома. Похоже, что я действительно утратил свою страсть к путешествиям. Мне осталось провести здесь еще полтора дня, меня просто завалили всевозможными книгами о прекрасном (галечном) пляже здесь, об очень важном древнем месте (хотя уже почти полностью разрушенном) там и т.п. Но я не пойду ни туда, ни сюда, потому что, оказывается, для этого нужно ехать на экскурсионном автобусе от двух до четырех часов в один конец. Нет. Я просто останусь здесь и подготовлю свое выступление на Крите. (Мне дали прочитать три дополнительные лекции двадцати греческим студентам, которые приезжают на Крит только ради того, чтобы услышать меня. Я прочитаю что-то вроде ново-зеландских лекций[17], но у меня нет даже набросков! Мне придется написать лекции заново!)

Я скучаю по всем вам, особенно, когда ложусь ночью спать — не скребутся собаки, и некому пожелать доброй ночи!

С любовью, Ричард.

P.S. ЕСЛИ ТЫ НЕ СУМЕЕШЬ РАЗОБРАТЬ ПОЧЕРК ВЫШЕ, НЕ ПЕРЕЖИВАЙ — ЭТО НЕВАЖНЫЕ И БЕССВЯЗНЫЕ МЫСЛИ. СО МНОЙ ВСЕ В ПОРЯДКЕ, И Я В АФИНАХ.

Мак-Фаддин Холл

Корнеллский университет

Итака

19 ноября 1947 г.[18]

Моя дорогая семья,

Пишу вам короткое письмо перед отъездом в Рочестер. Каждую среду у нас проводится семинар, на котором кто-либо рассказывает о каком-то предмете исследования, и время от времени этот семинар проводится совместно с Рочестерским университетом. Сегодня мы едем на такой семинар в первый раз в этом семестре.

День великолепный, и путешествие должно быть прекрасным. Рочестер находится на северо-западе отсюда, на берегу озера Онтарио, так что мы будем проезжать через дикую местность.

Я еду в машине Фейнмана, и это будет ужасно весело, если мы выживем. Фейнман — это человек, к которому я начинаю питать заметное восхищение; он — первый экземпляр, которого мне удалось встретить, чрезвычайно редкого рода: коренной американский ученый. Он разработал частный вариант квантовой теории, который всеми принят как хорошая работа и для некоторых задач может оказаться полезнее общепринятого варианта этой теории. А в общем, из него просто сыплются новые идеи, большая часть которых скорее импозантна, чем полезна, и вряд ли хоть в одной из них он продвигается далеко, так как скоро любую идею заслоняет более новое вдохновение. Его самым ценным вкладом в физику является поддержание боевого духа: когда он врывается в комнату со своей самой последней плодотворной идеей и начинает излагать ее во всех подробностях с весьма обильными звуковыми эффектами и энергичным размахиванием руками, то жизнь, по крайней мере, становится нескучной.

Ричард и Арлин на прогулке в Атлантик-Сити

В день их свадьбы

Арлин в больнице

Вождь племени Бали-Хаи на южном побережье Тихого океана, 1982 (Калтех)

Час кофе в Студенческом центре «Виннет», 1964 (Калтех)

Жестикуляция во время лекции на Встрече бывших выпускников Калтеха, 1978 (Калтех)

В постановке «Фиорелло» Калтехом, 1978 (Калтех)

С сыном Карлом в день получения Нобелевской премии, 1965 (Калтех)

Описывая фейнмановские диаграммы, 1984 (Фаустин Брей)

Модулирование звуков «сумасшедшего барабана» с Ральфом Лейтоном, 1984 (Фаустин Брей)

С Мишель (3 года) и Карлом (10 лет) в Йоркшире, Англия (Би-Би-Си, Йоркширское телевидение)

Ричард и Гвинет в день их серебряной свадьбы, 1985 г. (Фотография Ясуши Онуки)

Ричард Фейнман начал брать уроки рисования в возрасте 44 лет и продолжал рисовать до конца жизни. Среди этих набросков присутствуют портреты профессиональных моделей, его друга Боба Садлера и дочери Мишель (в возрасте 14 лет). Все свои работы Фейнман подписывал псевдонимом «Офей», чтобы никто не узнал, кто же на самом деле их нарисовал.

Вайскопф, главный теоретик в Рочестере, — также очень интересный и способный человек, но нормального европейского типа; он родился в Мюнхене, где был другом Бете со студенческих времен.

Главным событием прошлой недели стал приезд Пайерлса, который… остановился на две ночи у Бете, прежде чем вернуться домой… В понедельник вечером Бете устроили вечеринку в его честь, на которую пригласили большинство молодых теоретиков. По нашему приходу нас познакомили с Генри Бете, которому сейчас пять лет; но мы на него не произвели никакого впечатления. На самом деле, он сказал лишь одно: «Хочу видеть Дика! Ты мне сказал, что он придет!» Наконец, его пришлось отправить в кровать, так как Дик (иначе называемый Фейнман) не материализовался.

Примерно через полчаса в комнату ворвался Фейнман, сказал лишь: «Мне так жаль, что я опоздал — просто, когда я сюда шел, мне в голову пришла блестящая мысль», — и тут же убежал наверх, чтобы утешить Генри. Беседа внизу прервалась, и вся компания слушала радостные звуки, доносившиеся сверху, которые иногда принимали форму дуэта, а иногда — одного человека, изображавшего целый оркестр ударных инструментов…