Ночью ему снилась Люси…

В лабораторию Дрю пришел раньше обычного часа. Дверь оказалась незапертой. У Дрю появилось недоброе предчувствие. Он тихо прошел по коридору, слегка приоткрыл дверь в комнату.

То, что он увидел, было неожиданным и заставило его застыть на месте.

На столе в паутине проводов лежал сам Лунквист. На его лбу и висках выступили тяжелые капли пота. Пальцы руки так сжались в кулак, что посинели.

— Включай М-3,- сказал Лунквист. Дрю услышал голос Люси:

— Но это очень опасно, родной. Попробуем лучше на Дрю.

— Включай! — нетерпеливо приказывал Лунквист. — Если с Карлсоном что-то случится, я не заработаю денег и мы не сможем продолжать опыты.

«Продолжать опыты! — подумал Дрю. — Вот для чего ему деньги. Он, как видно, не такой уж плохой. Если бы у него были деньги для этих самых опытов, он мог бы позволить себе быть добрым или даже наивным…» Лунквист повернул голову, увидел моряка. Подал знак Люси.

— Входи, — пригласил Лунквист. — Я освобождаю тебе место.

Дрю молча приготовился, лег на стол. Люси присоединила провода.

Лунквист вел себя так, как будто ничего не случилось. И Дрю не выдержал:

— Зачем это вам?

Лунквист понял, о чем идет речь:

— По контракту я не обязан отвечать на твои вопросы. Но я ничего не хочу скрывать от тебя. Знаю: ты умный парень, поймешь, что цель моих опытов — великая цель. И ты вместе со мной служишь ей. Слушай же внимательно и постарайся запомнить то, что я сейчас скажу. Все в нашем бренном мире колеблется. Колеблются горы и долины, наши сердца, каждая молекула нашего тела. От того, как колеблются молекулы, зависят основные свойства ткани, органа, организма. Когда мы научимся управлять колебаниями молекул, мы научимся управлять своим телом и его жизнью. Сегодня в моих слабых руках уже есть орудие, с помощью которого я могу усиливать и тормозить колебания молекул живых клеток. Это орудие — электромагнитные импульсы.

Лунквист посмотрел на своего «кролика», и Дрю кивнул головой. Он тогда еще не все понимал в рассказе Лунквиста, но ему было забавно наблюдать, с каким волнением этот холодный, жестокий человек излагает свою программу.

Что ж, у каждого свои заблуждения. Хорошо, если они способны волновать.

— С помощью таких импульсов наш мозг управляет организмом. Когда ты только думаешь о предстоящей опасности, твои мышцы непроизвольно напрягаются, а чувства обостряются. Почему? Это мозг послал сигналы определенным группам клеток, усилил колебания их молекул, возбудил их, создал дополнительные потоки электронов, дополнительную энергию. Эти сигналы и сложны и просты, как знаки алфавита. Но они могут оказать самое разнообразное действие, в зависимости от их комбинаций и от того, куда посланы, в какое время. Если знать этот алфавит, код сигналов мозга, и научиться посылать их определенным органам и участкам ткани, то можно использовать их в качестве стимуляторов — усилить или затормозить работу желудка, печени, сердца, изменить их режим. Это открывает неограниченные возможности. Но мы находимся только в начале пути… Я надеюсь, ты кое-что понял, Дрю. Остальное поймешь позже… на себе…

И Дрю действительно позже понял, вернее, ощутил все то, о чем говорил этот непонятный, рассудительный и хитрый человек, у которого, однако, была великая страсть к науке. Он ощутил это, когда корчился в судорогах на ма-нипуляционном столе, опутанный проводами. В зависимости от того, куда Лунквист присоединял провода и какие импульсы посылал, у Дрю то наступало удушье и судороги, то выступал обильный пот, то, наоборот, он чувствовал небывалый подъем сил и волчий аппетит. Иногда он приобретал способность чувствовать тончайшие запахи или улавливать малейший шорох.

Действие одной из групп стимуляторов Лунквист решил проверить на соревнованиях.

…Дрю слышит команду и занимает свое место на старте рядом с русским.

Искоса внимательно рассматривает его.

Может быть, тогда в палате у Дрю была галлюцинация? Но в таком случае и газеты врали: «…ампутированы правое легкое и половина левого…» «Безногий русский летчик мог танцевать и водить самолет, — вспоминает Дрю и думает: — Искусственные легкие?» Нет, они применялись при операциях, но их не вставляли на всю жизнь.

Дрю услышал выстрел из спортивного пистолета, и ноги автоматически начали бег. Он плохо стартовал, но впереди — шесть миль.

Волнение становилось приглушенней, тупее. Маячила белая майка того, кто шел под именем Левицкого.

«Русские способны на чудеса, но человек с половиной легкого никогда не станет стайером».

Дрю чувствовал мышцы ног. Они работали в привычном ритме. И в такт ритму дыхание наконец установилось, стало спокойнее и глубже. Один вдох на семь сокращений мышцы, один выдох — на девять.

Кислорода достаточно, запасы гликогена в печени благодаря стимуляторам очень велики. «Ты побежишь с таким же зарядом в печени, как гепард, — говорил Лунквист. — Ты — мое ружье, мальчик, и ты не должен промазать. Чем больше гликогена сгорит, тем больше электричества получат мышцы».

Дрю улыбается… А воля к победе? Лунквист утверждал, что есть и стимуляторы воли…

Интересно, когда начнет уставать тот, в белой майке, которому присвоили чужое имя? Зачем русским понадобился этот трюк?

Дрю безуспешно старается избавиться от мыслей о Левицком, от волнующих сомнений. Их не должно быть: человеку с половиной легкого никогда не стать стайером. Нет никакой загадки, впереди-подставное лицо, двойник.

Но и бег этого двойника — бег золотого олимпийца. Тот же широкий, непринужденный шаг, те же движения плеч.

Дрю почему-то вспомнил фамилию безногого русского летчика и больше не мог отделаться от нее,

«Бред! — ругал он себя. — Может быть безногий летчик, но стайер без полутора легкого невозможен». Он уже почти уверился в этом, но тут Левицкий на бегу оглянулся и подбадривающе улыбнулся своим соперникам. «Совсем такой же, как тогда…» Дрю пытался сосредоточиться, но мысль бежала по кругу, как лошадь на привязи, и опять возвращалась к исходному.

Его обогнала синяя майка, затем две желтых, зеленая…

«Гликоген не окислится без кислорода, а кислород несет дыхание, подумал он словами Лунквиста. — Волнение расстраивает дыхание».

До финиша оставалось немногим больше мили. Дрю понял, что ритм дыхания уже не восстановится. «А воля? — мысленно закричал он себе. — Кроме гликогена, кислорода, электричества, есть еще воля, черт бы меня побрал!» Он сделал рывок — и окончательно потерял ритм. Все равно! Вперед! Ему не хватало воздуха, как тогда, на пожаре. Но он мысленно толкал свои мышцы. И они все же подчинялись.

Он настиг зеленую майку…

Он делал невозможное. Но три майки — впереди. Еще рывок.

Дыхание на пределе. Легкие вот-вот разорвутся. Сердце стучит молотом.

Дрю обогнал еще одного. Но больше уже ничего не мог сделать.

Обида и злость! Ненависть! Негодный трюк! Он разоблачит!

Финиш…

Дрю пришел третьим. Лунквист будет недоволен. Ну и пусть!

Дрю не чувствовал усталости. Газеты получат сенсацию. Да еще какую!

Он направляется к судейскому столику. Очевидно, тот, настоящий Левицкий, знал, что под его именем выступит другой, и дал согласие.

Но зачем понадобился этот трюк?

Дрю не находил ответа. Ничего, репортеры разберутся. О, они ухватятся за сенсацию, особенно вон тот, толстый, пыхтящий трубкой! Они разнюхают все, приведут все подробности.

Дрю тоже вспомнил… подробности. Черное и красное, запах гари, пылающий обломок мачты… Он остановился, со злостью плюнул себе под ноги и повернул назад, втянув голову в плечи, как побитый пес. Усталость навалилась сразу, словно все время выжидала подходящего момента.

Он увидел того, кто прикрывался чужой фамилией. Рядом с ним стояли еще двое. Подошел к Левицкому:

— Мне необходимо с вами поговорить. Сейчас же… Тот послушно отошел с Дрю в сторону. Дрю взглянул русскому в глаза-любопытные, выжидающие.

Где-то в зрачках колебались темные облака. Дрю спросил: