В третьем мигали индикато- рами вычислительные машины узких профилей. Они подсчитывали результаты анализов, сводили их, сравнивали, многократно проверяли.

Петр понял, что тот, кто ему нужен, находится в следующем зале. Открыв дверь, он увидел гиганта — такого же, как сам. Внешне их можно было различить лишь по цвету глаз, по форме верхней части лица, по одежде. Но Петр своими энергоанализаторами, расположенными над глазами, уловил существенное различие — излучение гиганта было более интенсивным и разнообразным. Оно создавало вокруг его тела обширный ореол с полной гаммой красок. Петр включил рентгеновское и нейтрозрение и увидел у гиганта новые органы, о которых ничего не знал. Все это отняло у него доли секунды.

— Здравствуй, брат, — поздоровался Петр и назвал себя.

— Здравствуй, — откликнулся гигант. — Меня зовут Зевс.

Петр улыбнулся:

— Так называли своего главного бога древние греки.

— Но я не бог, а такой же человек, как ты, — ответил Зевс.

— Ты обиделся. Но разве называться богом позорно? В конце концов, слово «бог» у древних означало «создатель», «творец». Такой же, как природа или человек.

— Из всех создателей я выше всего ставлю человека, — заметил Зевс. — Бог — это выдумка слабых, а природа рядом с человеком — это… Представь себе двух скульпторов. У одного из них уйма времени для работы, но он слеп и безумен. У другого — мало времени, но он зряч и мудр.

— Я согласен с тобой, — сказал Петр. — Но все же тебя не зря назвали Зевсом-громовержцем. Когда я родился, отец и его помощники только задумывали тебя. И я вижу в твоем теле новью органы, которых у меня нет.

— Это дополнительные энергоприемники, — объяснил Зевс. — С их помощью я могу высылать зонды в космос, к самому Солнцу, и черпать оттуда в минуту такие колоссальные запасы энергии, что их не могли бы создать за год все энергостанции Земли. Я помогу и тебе и другим братьям создать такие же органы. Жаль, что у всех людей нельзя сконструировать подобного, проговорил Зевс и вздохнул.

— Сейчас я бы хотел принести им хотя бы избавление от асфиксии-Т, — сказал Петр.

Он увидел вспышку красок вокруг головы Зевса и понял, что она означает ликование.

— Кажется, решение найдено, — сказал тот, и его радость передалась Петру. Я ставлю контрольные опыты. А за это время не хочешь ли проверить путь моих размышлений?

— Хорошо, — сказал Петр. — Я самостоятельно пройду его от начала до конца, если ты мне предоставишь исходные данные. И посмотрим, сойдутся ли наши выводы, — Исходные данные — культура возбудителя и полные сведения по микробиологии. Пробирки с культурой микробов тебе сейчас принесут роботы, а Шлем Микробиологической Памяти — вот он, возьми. Я буду время от времени проверять ход твоих размышлений.

Зевс помог Петру надеть Шлем и закрепить контакты с мозгом. В ячейках Шлема, как в микробиблиотеке, хранились все сведения о микробах, которые получили люди за свою историю. Теперь Петр мог извлекать эти сведения так же легко, как собственные воспоминания.

Зевс занялся колонкой для энергофореза.

Петр окрасил культуры микробов разными красками. Затем он ввел наиболее вирулентный штамм в белковую часть своего горла и стал наблюдать за развитием болезни в ограниченном участке клеток. В отличие от людей, он мог не только чувствовать, но и видеть любой участок своего тела, проектируя импульсы из него на зрительные участки мозга. Он наблюдал, как кокки начали расползаться оранжевым пятном, захватывая новые клетки и межклеточное пространство. Первый отряд кокков спустился к мелкому кровеносному сосуду, проник в него…

Петр одновременно наблюдал, запоминал увиденное и думал:

Организм человека каждую секунду подвергается атакам со стороны вирусов и микробов. Каждую секунду — смертельный риск. Сутки человеческой жизни — это 86 400 рисков. А есть еще землетрясения и обвалы, цунами и бураны, скользкие тропы и слабые мышцы, наследственные и нервные болезни, есть слепые дети и дети-паралитики. Естественный отбор от амебы привел живые существа к вирусам и… Человеку. Они равны перед природой в ее мире маленьких радостей и больших страданий, разбитых надежд и бессмысленного конца. Выжить в таком мире и оставить потомство — уже невероятное чудо, один шанс на тысячу. А люди сумели не только выжить — они остались оптимистами. Вопреки природе, вложившей в них одну программу: убивай, чтобы выжить, — они сумели объединиться для борьбы. Они поднялись над природой, перешагнув через ее законы о смертности всего живущего, об ограниченности памяти и возможностей личности, создав меня и моих братьев.

Что же является главным алгоритмом их поведения?

У Зевса одна цель, а у меня — две. Нужно выяснить, не имеется ли у возбудителя асфиксии-Т земных родственников? Если доказать земное, а не «небесное» происхождение асфиксии-Т, то этим самым будет доказана невиновность Кантова. Не мешало бы мне поучиться у него мужеству и верности. Столько лет вдали от Родины, столько жертв ради того, чтобы заполнить новый крохотный участок Шлема Космической Памяти, а по возвращении быть обвиненным в тягчайшем преступлении против человечества.

И все же он не озлобился, не впал в отчаяние. Больше того, он хочет, чтобы его дело расследовали такие же люди, как он сам, — те, кто может заболеть асфиксией-Т. Что сравнится с подобной верностью?

«Кажется, я делаю ошибку. Отец учил меня избегать формальных упрощений, не пытаться втиснуть в одну оболочку разные явления. Там, где нельзя найти одной линии, не надо обманываться. Главных алгоритмов человеческого поведения несколько. О двух из них я уже знаю: труд и забота о потомстве, стремление сделать так, чтобы дети жили лучше родителей. Может быть, следующий алгоритм — любопытство, жажда познания и продиктованная этим рискованность действий. Я должен знать обо всех этих алгоритмах, с каждым из них связано дополнительное умение…».

Между тем колония кокков разрослась, начала закупоривать капилляры. Но вот — Петр это хорошо видел, — учуяв неладное, к месту вторжения спешат белые тельца с мелкими ядрами внутри. Они вытягивают отростки, словно жаждут поскорее схватить врага…

Петр подумал, что подобная картина была описана Ильей Мечниковым, и вспомнил, что этот человек ставил на себе десятки опасных опытов. Спросил себя: «Как я? Нет, не так. Каждый из них мог закончиться его гибелью. Он это знал. Но что-то в нем было сильнее страха перед смертью. Смелость? Не только. Любопытство? Не только. Чувство долга? Не только. Любовь к людям? Не только… То, чему я не могу придумать названия, побудило его жениться на женщине, больной туберкулезом. Если не пойму этого, то не пойму и того, как он мог делать замечательные выводы из фактов, известных всем… Вот и сейчас… Как понять: что нового вот в этих кокках? Что, кроме жгутиков, помогающих им быстрее продвигаться, отличает этих кокков от всех уязвимых собратьев, известных раньше? Ага! Вот оно…»

Кокки внезапно перестали размножаться, выделять яды. Вместо этого каждый начал выделять слипающиеся атомы, из них, как из мозаичных камушков, он образовал вокруг себя молекулу-панцирь, наглухо замуровался в ней… Но стоило отрядам фагоцитов разойтись с поля битвы, как кокки сняли панцири, начали размножаться, захватывать новые области…

«А сейчас я попробую ввести один из древних антибиотиков». Петр вспомнил о создателе пенициллина Александре Флеминге. Это был человек, умевший не пропускать случайности, разобрать и оценить их. Важное качество — уметь выбрать из случайностей ту, над которой стоит поразмыслить. Петр думал: «Странно, что люди во времена Флеминга помнили и чтили не таких, как он, не своих спасителей, а, наоборот, убийц, всяких там полководцев и преступников. Флеминга тогда мало кто знал, а вот о каком-то Наполеоне слышали все…» Думая, гигант зорко наблюдал за ходом опыта. Он заметил, что часть кокков прячется в панцири, а остальные никак не реагируют на антибиотик, словно это и не яд.

Петр попробовал применить токи высокой частоты, излучение — все, чем можно было лечить и людей, но ничто не помогало. Кокки продолжали быстро размножаться. Такая колония бактерий уже погубила бы человека. Но в теле гиганта токсины могли отравить лишь небольшие зоны. Пожалуй, это было равносильно нескольким прыщикам на теле человека. А дальше у гиганта начинались пластмассы, пластбелки, эндиоткани, непроницаемые для микробных ядов.