Ангелина Михайловна обычно в полдень спешила домой, в двухкомнатную угловую квартиру на первом этаже, чтобы к приходу мужа на обед заправить приготовленный с вечера бульон, а заодно проверить Кольку, Петьку и Мишку, чем они занимаются и не чрезмерно ли озорничают. Старшему из сыновей — Кольке шел седьмой год. Мать наказывала ему присматривать за меньшими братьями, чтобы они не купались в реке, не убегали далеко от дома. Но получалось наоборот: Колька в жаркие дни первым лез в воду, а за ним и братья, и уводил Петьку и Мишку в лес или в поле.

Своих непослушных сыновей Ангелина Михайловна звала чадами.

Окно, что выходило в палисадник, было открыто настежь, значит, чада вылезли на улицу и убежали, видимо, к реке, поскольку возле дома их не видать. Яшина заметила в детской комнате разбросанные в беспорядке игрушки, книжки, быстро навела кое-какой порядок и пошла на кухню чистить картошку.

Ее супруг Сергей Герасимович эти дни занимался подготовкой сеноуборочной техники и вместе с ремонтниками допоздна чинил и регулировал сенокосилки и силосоуборочный агрегат. Жена не одобряла того, что он являлся домой в перепачканном мазутом костюме и руки у него были черными.

— Почему ты сам лазишь во все дырки? Не доверяешь слесарям? Но ты же руководитель! Твое дело — указывать, советовать, проверять! А ты собираешь мазут со всех тракторов себе на пиджак и на штаны… Боже мой! — сердилась жена. — И это — заботливый и любящий муж. Каждый день — стирка и химчистка…

— Ну-ну, успокойся, дорогуша, — отвечал супруг. Подойдя к ней, привставал на цыпочки и чмокал губами жену в мягкую румяную щеку. — Я же люблю возиться с техникой. Это же мое призвание. А костюм можешь не чистить. Бесполезно. Прохожу и в таком. Дойдет до ручки — выбросим.

— Надо приучать людей к самостоятельности. Что у тебя за метода такая? — продолжала выговаривать Ангелина Михайловна.

Шумно отфыркиваясь, супруг мылся под краном, вытирал руки, оставляя на полотенце темные следы, и торопливо садился за стол. В ответ на замечания супруги он говорил:

— Вот у тебя тоже. Во время отелов… Корова не может разродиться. Так ты что, стоишь — руки в карманах — и даешь руководящие указания дояркам? Нет. Ты закатываешь до локтей рукава и поправляешь телка, помогаешь ему вылезать из утробы матери на белый свет.

— У меня другое дело, — бросала жена, поглядывая на него уже снисходительнее. — У меня — живое существо. Тут иначе нельзя.

— Для меня машина — тоже живое существо. В некотором роде. Именно так, милая моя супруженка!

Слово «супруженка» не очень понравилось Яшиной, и она бросила на мужа холодный взгляд и умолкла. Сергей Герасимович, не замечая этого взгляда, продолжал подшучивать и подначивать и, пообедав, вытирал полотенцем губы и опять тянулся к щеке жены. Она отмахивалась: «А ну тебя!» И нарочно вставала со стула, чтобы муж поднимался на цыпочки. При этом Ангелина Михайловна с невинным видом улыбалась. Сергей Герасимович, раскусив этот ее маневр, похохатывал и, надев свой замазученный пиджачок, уходил в мастерскую.

Прибегали с улицы дети и шумно садились за стол. Мать велела им мыть руки, они срывались с мест и, толкая друг друга, бежали к умывальнику, а потом возвращались к столу. Шум на время сменялся бойким бряканьем ложек о тарелки.

И вот в такое оживленное обеденное время Ангелине Михайловне позвонил Лисицын и попросил ее зайти к нему по срочному делу. Накормив мужа и чад, она пошла в контору.

Степан Артемьевич, вернувшись из поездки по хозяйству раньше обычного, сидел, обложившись пухлыми папками, и выписывал из них какие-то цифры. Он поднял на Ангелину Михайловну усталый взгляд:

— Садитесь, пожалуйста. Надо посоветоваться.

Ангелина Михайловна повесила на вешалку свой легкий плащ, поправила на себе просторное, строгого покроя шерстяное платье и, высокая, статная, словно римская матрона, прошествовала к столу и села.

— Ангелина Михайловна, — начал директор, — нам все время напоминают о необходимости увеличить надои молока. В районе нас критикуют за невысокие надои. Из критики, как вы понимаете, следует делать выводы. Этим я и занимаюсь. А посоветоваться надо с вами вот о чем. Я думаю, есть два пути. Первый — поднять удойность на имеющихся фермах, допустим, на тысячу литров молока от коровы в год. А как? Что нужно для этого, — не вообще, не по теории, а применительно к нашим условиям?

— Проще простого, — ответила Яшина. — Побольше кормов и хороший уход.

— Но ведь этого мало?! — в раздумье промолвил Лисицын. — Все-таки тысяча литров…

— Мало, верно, — соглашалась Яшина. Надо улучшать стадо, выбраковывать малоудойный скот и заводить только высокопродуктивный. Мы держим сейчас малоудойных коров, больше «для числа», чтобы нас не ругали за снижение поголовья. А проку от них ни на грош.

— Но ведь у нас все — холмогорки.

— Да, — подтвердила Яшина. — Однако среди них есть такие, что дают четыре с половиной — пять тысяч литров, а есть и такие, которые с трудом — две с половиной тысячи. Как и люди: бывают толстые, жирные, а бывают и худые, как кощеи… В таких случаях говорят: не в коня корм…

— Очень удачное сравнение! — рассмеялся Лисицын.

— Но ведь так.

— Так. Но пока разговор в общем. Нужен точный расчет структуры стада с подробным анализом кормового баланса. Если бы нам добиться этой тысячи, прирост бы составил шестьсот тонн в год. Это уже немало.

— Но добиться этого будет все же нелегко.

— Вы все-таки прикиньте, сделайте обстоятельные расчеты. И чем быстрее, тем лучше. И второе. Как вы думаете, возможно ли у нас в совхозе построить комплекс, скажем, коров на восемьсот?

— Это нереально, — ответила Яшина.

— А почему?

— Как их прокормить, восемьсот голов? Свободных площадей под кормовые культуры нет. А нам что, приказывают строить комплекс?

— Пока нет, но велели все же подумать.

— Дополнительная тысяча литров — еще так-сяк, а комплекс нам не осилить.

— А вы можете обосновать это?

— И так ясно, Степан Артемьевич!

— Надо, чтобы ясно было и для других.

— Ладно. Постараюсь представить вам расчеты.

Беседуя о перспективах хозяйства с Новинцевым, Лисицын сказал ему:

— Мы переживаем своего рода период реконструкции. Вот если сравнить совхоз со старым промышленным предприятием… Наступил такой момент, когда от него потребовали большего: увеличили план, расширили ассортимент. А мощности не позволяют. Что делать? Перестраивать цеха, ставить новое оборудование, переучивать работников. Все вместе и есть реконструкция. Так и у нас: старый способ ведения хозяйства конфликтует с новыми возросшими требованиями. Скажи, не так?

— Так, — согласился Новинцев. — И одна из главных наших трудностей — кадры. Рабочих не хватает. Где их взять? Вот ты обратился в бюро по найму. А результат?

— Нет результата, — пожал плечами Лисицын. — И будет ли?

— И не будет. Ну, возможно, приедут одиночки, кому по душе сельская жизнь на Севере. Готовить работников нам надо из своей совхозной молодежи. Надо сделать так, чтобы после восьмилетки парни и девчата поступали в сельские профтехучилища и возвращались домой работать и жить. Понятное дело — будут складываться новые молодые семьи, им потребуется жилье. Пока они учатся — его надо строить. Иначе шапку в охапку — и до свиданья родной Борок… Теперь ты понял, Степан Артемьевич, что сделал ставку не на ту лошадку?

— Пожалуй, — согласился Лисицын.

Степан Артемьевич примечал, что в Борке происходит скрытая, неприметная для постороннего глаза борьба старого, укоренившегося уклада крестьянской жизни и нового уклада, который не вполне утвердился по многим причинам. Было ясно: надо развертывать строительство домов, но каких? Небольших, на одну- две семьи, или многоквартирных, со всеми удобствами? Степан Артемьевич все еще колебался.

Принять окончательное решение помог случай.