I.

Есть за МКАДом лесные угодья,

Там живёт молодой генерал.

У его высокоблагородья

Я намедни слегка перебрал.

Было скромно: селёдка и грузди,

Два графина, брусники бадья,

Сам хозяин — с улыбкою грусти-

И жена генерала, и я.

Всё расписано в русском застолье:

Тосты, здравицы, смех и печаль,

И, конечно, одна из историй,

За которую жизни не жаль.

Ах, Балканы, седые Балканы!

Где от века — война да война…

— Что ж, по новой наполним стаканы.

За тебя, дорогая жена!

II.

Я командовал тем батальоном,

Что пустился в рисковый бросок,

Тем, что назло брюссельским воронам

Югославию пересёк.

Боевые машины десанта,

Русский флаг и братва на броне!

А под кителем — грудь полосата,

Алягер, мы опять на войне!

Нас встречали вином и цветами,

Нам кричали: — Россия, виват!..

А девойки славянские сами

Были, словно победный парад.

Через горы, цветущие горы,

Где шпалеры лозы золотой,

Где монахов келейные норы

И сокровища веры святой,

Мы промчались под песни и марши

Полем Косова. И за бугром,

Возле Приштины воинство наше

Лихо заняло аэродром.

Нас в Афгане не худо учили

Слышать запах врага за версту,

Зря пендосы ногами сучили

И кричали: — Ату, их, ату!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Трус не знает ни рода, ни веры…

Затворили для нас небеса

И болгары, и румы, и венгры.

А борта всё ждала полоса.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Там, где Принципы пулей чреваты,

Глухо ждать милосердья с высот.

Там, где ангелы подслеповаты,

Вряд ли снова Россия спасёт.

III.

Дух предательства стелется низко,

Отравляя угаром сердца,

Словно русская Кэт-пианистка,

Мы в плену, но стоим до конца.

Обложили — французы, датчане,

Мерикосы — как бройлеры в ряд,

И себе на уме — англичане

Окружают российский отряд.

И не вырвешься, и не поспоришь…

Лишь албанцы мышкуют своё:

Им КейФОР и помога, и кореш,

И живого товара сбытьё.

Где взорвать, где поджечь или выкрасть,

Где продать человека за грош…

По-холопьи — во взрослые игры -

И для Запада будешь хорош!

Наркотрафик — весёлое дело!

Сбыт оружия — тоже бабло…

Хашим Тачи! ты — Нельсон Мандела!

Как же с родиной вам повезло!

IV.

Нас мытарили год или боле,

Как умеет лишь еврокагал,

Эту песнь униженья и боли

И Шекспир никогда не слагал.

Никого мы, брат, не защитили,

Не спасли ни ребёнка, ни мать,

И ни храм, ни плиту на могиле

Мы взорвать не смогли помешать.

А погосты росли и гремели

Взрывы чаще, чем грозы в горах.

Воевать мы, конечно, умели,

Только где он — неведомый враг?

Тот ли мальчик в рямках и заплатах

Из семьи о двенадцати душ,

Что готов за ничтожную плату

Верить в самую чёрную чушь.

Та ли девочка, ангел окраин,

Что пластид волокла в рюкзаке

И расплакалась в нашей охране,

Зажимая два бакса в руке.

Эти пыльные сёла албанцев,

Этот мусорный ветер и стыд!..

Нищету, что готова взорваться,

Нам Господь никогда не простит.

V.

Джентльмены галанта и лоска,

Что стоят у беды за спиной,

Отольётся вам девичья слёзка,

Детский страх и торговля войной.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Я жену потерял в Кандагаре,

Когда миной накрыло санчасть.

С той поры только в пьяном угаре

Мог на ласки девчат отвечать.

А увидел Айни в окруженье

Своих скалоподобных бойцов

И забыл о войне, о служенье

И о прошлом, в конце-то концов!

Как рыдала она, как хотела

Умереть, мусульманка Айни,

И тряслась, и глазами блестела,

Как боялась отца и родни.

Мы в рюкзак ей продукты набили,

Я в конвой отрядил четверых,

И когда они в хату ступили,

У семьи переклинило дых -

Каждый был чуть поменьше медведя

И с базукою наперевес.

Я просил передать: вы в ответе

За девчонку — братья и отец.

Если с нею беда приключится,

Не сойдёт вам пластид задарма,

Если вздумает кто сволочиться -

Всем мужчинам кердык и тюрьма.

И смутились они, и поникли,

А старик всё аяты читал,

И склонялся в любви и молитве

В пояс русских солдат — аксакал…

VI.

А в Генштабе решили: не худо

Чужедальний поход завершить,

Потому — если ты не Иуда,

Неча вместе с иудами жить.

Нам три месяца дали на сборы,

Чтоб следы замести и забыть.

Ой, вы горы, скалистые горы!

Как же вас не хвалить, не любить?!

Ой, вы горы, скалистые горы,

Где шпалеры лозы золотой!

Где за божьего сада просторы

Мир готов заплатить кровь-рудой.

Адриатики синяя бездна

И зелёные стены долин!..

И пока никому не известна

Оконцовка новейших былин.

Что там будет — позор или слава?

Кто напишет поэму про нас?

Прощевай же, Европа-шалава,

Так похожая здесь на Кавказ!

Нет, не поздно, родимые други,

Изваять золотую скрижаль,

Ту, где память любви и поруки,

За которую жизни не жаль…

VII.

А в итоге? Что было в итоге

Знает только сверчок-домосед.

Истекали балканские сроки,

И пора было топать отсед.

Но случились мои именины

И тайком забродил батальон,

Как умеют армейцы-мужчины -

Заговорщики с давних времён.

Перед штабом все роты построив,

Под оркестра удар духовой,

На крыльцо меня вызвали трое,

Образуя почётный конвой.

И в громовом "Ура!" коридоре,

Шаг чеканя, как перед Кремлём,

Мне бойцы, словно грозное море,

Тайный дар поднесли кораблём:

Это судно библейского сада

Всё увитое свежей лозой,

В грузных гроздьях ядра-винограда,

Полных солнца и счастья слезой,

Та корзина плодов побережья,

В розах, лилиях — только взгляни!

Только где же я, Господи, где ж я? -

В той корзине сидела Айни…

ЭПИЛОГ

Это был батальона подарок,

Мне в ауле купили жену,

И купили считай что задаром -

Двести баксов за душу одну.

Я растаял… но принял за шутку,

Мол, отдайте девчонку отцу.

А друзья мне: "Комбат, на минутку,

Эта слава тебе не к лицу.