Она деревянными шагами прошла в уборную, встала, тупо уставившись на кровать, и за её глазами бушевала буря. Когда случаются плохие вещи, ты какое-то время переживаешь их заново, продолжаешь видеть их раз за разом. Психиатры называют это «навязчивыми мыслями», но из-за названия создаётся впечатление, будто они непостоянны и вторгаются в «нормальные» мысли. В ближайшее время после этого не существует никаких нормальных мыслей. Ты оказываешься в ловушке в кинотеатре, который раз за разом воспроизводит фильм ужасов, и ты не можешь сбежать, потому что кто-то запер все двери, а фильм проигрывается на каждой стене.

Если только ты не разозлишься достаточно, чтобы выломать дверь.

Некоторые вещи не стоят анализа. Ты оставляешь их позади. Actus me invito factus non est meus actus. Следовательно, те действия, которые ты совершаешь для этого, тоже не должны анализироваться.

Если я не могу разозлить их - правильным образом, а есть и масса неправильных - я неизменно их теряю.

У неё не было сумочки. Не было денег. Её одежда была грязной и порванной, её безразмерная мужская рубашка была явно краденой - служебная рубашка с обанкротившейся бензоколонки, с вышитым на кармане именем Пэдди.

- У тебя есть телефон? - спросила я.

Она кивнула и неуклюже выудила его из кармана рубашки.

- Забей мой номер, - я протараторила цифры и смотрела, как она их печатает. - Если захочешь уйти из квартиры, напиши мне смс. Я или один из моих друзей придём за тобой. Моя цель - сохранить тебя в безопасности и живой, пока твоя голова не придёт в норму. Поняла?

- Поняла, - прошептала она.

- Что-то захочешь - пиши смс. Тебе нужен доктор?

Она покачала головой.

- Я исцелюсь.

Её тело - да. Насчёт остального посмотрим.

- Твоё имя?

- Рошин, - онемело произнесла она.

Соединение установлено.

- Круто, - я повернулась, чтобы уйти, когда ощутила её руку на своём плече и развернулась обратно к ней.

Затем она обняла меня, и я подумала: «Дерьмо, если она коснётся моей головы, я могу её взорвать», так что я вела себя ещё более неловко, чем обычно, когда кто-то меня внезапно обнимает, но я справилась и типа успокаивающе похлопала её по плечу, пытаясь удержать её подальше от своей шеи и головы.

Она ахнула от боли, отшатнулась. Когда она повернулась ко мне спиной, я увидела кровь на её рубашке, расцветавшую над её правой лопаткой. В значительных количествах.

- Теперь ты можешь идти, - произнесла она. Напряжённо. Не потому, что она злилась, а потому, что она едва держалась. Я хотела потребовать, чтобы она показала мне свою спину, решить самой, нужен ли ей доктор.

Я знаю, каково это, когда кто-то пытается слишком приблизить и рассмотреть вещи, о которых я не хочу говорить.

И все же я не стану ждать неделю, чтобы проведать её. Я буду здесь завтра. Утром. С кофе, бинтами и надеждой, что безопасная ночь сна успокоит её достаточно, чтобы она позволила мне взглянуть.

А пока частичное отвлечение.

- Не бойся, если огромное... котоподобное создание с фиолетовыми глазами и жирным белым животом появится здесь. Я имею в виду, буквально, просто появится из воздуха. Не бросайся в него вещами, и что бы ты ни делала, не называй его толстым и даже не давай ему понять, что ты так думаешь. Он супер чувствителен и эмоционален, склонен к плаксивости. Он может превратиться в гигантскую рыдающую лужу. Просто скажи ему, что Дэни сейчас здесь не живёт, и он уйдёт.

Рошин резко развернулась как нервная марионетка, не сама дёргающая за свои ниточки.

- Погоди, что?

Но я уже схватила пять пинт крови из холодильника, забросила их в сумку и направилась к двери.

- Запри за мной, - приказала я, закрывая за собой дверь.

Шазам всегда просматривал наши квартиры перед тем, как материализоваться. Рошин нечего бояться.

Но хотя бы первое время она будет беспокоиться о появлении эмоционального, очень толстого кота с фиолетовыми глазами, и часы до того времени, как она наконец уснёт, пройдут проще.

Я в раннем возрасте выучила, что моменты комедии во время фильма ужасов могут стать спасительным кругом, достаточным, чтобы удерживать тебя на поверхности жестокого, убивающего моря.

Она продала меня.

Тому, кто предложил самую высокую цену.

Обманув Ровену, моя мать продала меня на открытом рынке как призовую свинью, я узнала об этом потом - с видео, где я пытаюсь перемещаться в режиме стоп-кадра в клетке, где она заставляет меня крушить разные объекты в крошечном кулачке, с прилагающимся детальным списком моих сверхъестественных способностей.

Они пришли однажды поздно ночью, и я была так рада видеть кого-то помимо моей матери или, в очень редких случаях, одного из её обкуренных бойфрендов, кого-то, кто конечно же пришёл освободить меня, что я начала вибрировать, так быстро двигаясь от стенки к стенке за решётками, что я сделалась просто размытым белым пятном в тусклом свете экрана телевизора.

Я была так рада, что даже не могла говорить.

В нашем доме никогда прежде не было никого, кроме моей матери и этих обкуренных мужчин с остекленевшими глазами, и я страшно боялась, что она вернётся и не даст моим спасителям меня освободить.

Когда я наконец обрела дар речи, я раз за разом повторяла «пожалуйста, выпустите меня, пожалуйста, выпустите меня, вы обязаны меня выпустить» в каком-то ошеломлённом тумане.

Это были Ответственные Взрослые, как те, что в телике.

Они были одеты в тёмные костюмы и блестящие туфли, и у них были аккуратно подстриженные волосы над воротниками и галстуками.

Они были из тех людей, которые спасают других людей. Которые приходят из мест вроде «Агентство Ребёнка и Семьи», TUSLA - ещё одно слово, которое я всегда видела в своих мыслях с большой буквы, цвета бескрайних синих небес.

Но вопреки моим мольбам они встали посреди нашей захудалой гостиной, с просевшим клетчатым диваном и поцарапанными деревянными полами, и начали обсуждать меня так, будто меня здесь вообще не было.

Как будто я была не только супер-быстрой и супер-сильной. Но и супер-тупой. Или супер-глухой.

В конце концов, я перестала размываться в скудном пространстве и заткнулась.

Я подтянула колени к своей худенькой груди и съёжилась за решётками, осознав, что некоторые люди рождены в Аду и просто никогда оттуда не сбегали.

Они говорили слова вроде «предел выносливости» и «стрессовые условия», они говорили слова вроде «яйцеклетка», «искусственное оплодотворение» и «супер-солдаты». Они обсуждали, как лучше всего изменить и контролировать меня.

Затем они били меня током через эти решётки, снова и снова, посылая разряды крайне высокого напряжения в моё маленькое тельце, поджаривая мои нейронные связи, превращая меня в дрожащую массу на потрёпанном комковатом тюфяке, который некогда был матрасом.

Они говорили слова вроде «хирургическое усовершенствование» и обсуждали области моего мозга, возможность препарирования, как только они получат достаточные запасы репродуктивного материала.

Они обсуждали передозировку, которую они устроят моей матери, стирая все узы между мной и миром.

Одиноким человеком быть сложно.

Когда я больше не могла дёргаться, они открыли мою клетку.

Они.

Открыли.

Мою.

Клетку.

Ни разу после того идеального, полного магических воспоминаний пузыря ночи много лет назад, когда моя мать мыла мне волосы и играла со мной в игры на кухонном столе, пока меня не сморил сон, ни разу с той ночи, как я задремала рядом с ней в постели, прижимая свои крохотные ручки к её щекам и глядя на неё, засыпая, купаясь в её любви, уверенная, что я для неё - самая особенная во всем мире, ни разу эта проклятая дверь не открывалась.