«Прав в обоих отношениях, Риодан», подумала я с печальной улыбкой. Мне стоило прислушаться. Но я стыдилась. Боялась. Все было совершенно против моей воли, но я наслаждалась этим. Что женщине делать с таким? Я годами говорила себе, что это не моя вина. Я была игрушкой в руках самого могущественного Фейри в истории, который мог заставить меня думать, будто я что-то чувствую. И все же... стыд. Я никогда не хотела в себе другого мужчину, кроме Шона. И все же я жаждала Крууса так, как никогда не жаждала Шона. Пусть даже это иллюзия, навязанная мне силой, я все ещё чувствовала вкус этого воспоминания. И я ненавидела Крууса за это!
Я знала, почему злился Шон. Я знала, почему он ожесточился. Мы знаем каждый жест друг друга, каждый рывок, боль, страх, надежду и мечту. Обман жил и дышал между нами, и он обзавёлся собственной, ненасытной жизнью. Если у меня была хоть какая-то надежда помочь ему стать мужчиной, которым, как я верила, он мог стать, то сегодня не он один должен встретиться лицом к лицу со своими демонами.
Резко вдохнув, я расправила плечи и толкнула дверь, молясь, чтобы поговорка «и истина сделает вас свободными» оказалась правдивой.
- Зачем ты пришла, Кэт? - произнёс Шон тихим, злым голосом, не поворачиваясь.
Он стоял в дальнем конце круглой каменной комнаты, обрамлённый высоким узким проёмом, прорезанным в камне, ветер развевал черные волосы до пояса вокруг его тела, шелестя перьями огромных вороных крыльев.
- Уходи. Сейчас же. Здесь для тебя ничего нет.
Если бы я сначала не увидела Кристиана и почувствовала его сердце, Шон привёл бы меня в ужас. Мой любимый некогда был красивым грубоватым рыбаком, вкалывавшим на океане, повернувшимся своей мускулистой-от-таскания-сетей-весь-день спиной к могущественному смертоносному клану О'Баннионов. С его черными волосами, темными глазами и быстрыми, лёгкими улыбками я привыкла доверять ему в том напуганном, широко распахнутом состоянии, в котором пребывала в свои ранние дни. Из всех встреченных мною людей его сердце единственное казалось мне истинным, лишённым дурных намерений.
Вопреки его внешности, почти идентичной Кристиану и Круусу, теперь он меня не пугал. Я чувствовала его, я находилась достаточно близко. Он потерялся внутри, дрейфуя на земле, куда более заброшенной и опустошённой, чем та уродливая и чёрная, что тянулась за стенами этого замка. Его социопат-кузен Рокки О'Баннион имел кредо, выгравированное на тыльной стороне часов из золота и бриллиантов, которые он всегда носил: «Изолировать цель». Он поклялся, что каждый мужчина и женщина, вне зависимости от образования, родословной или богатства, падёт жертвой; что мы не выстоим в одиночку. И все же Шон два года просидел в опасной изоляции и выдержал. Это дало мне надежду.
- Я не согласна, - сказала я, проходя дальше в ледяную комнату. - Ты здесь.
- Я - возможно. Но Шон - нет, - горько сказал он. - Он давным-давно умер.
- Я тебе не верю.
Когда он резко развернулся водоворотом черных перьев и полыхающих, чужих глаз, я резко вздохнула, но устояла на месте.
«Любовь моя, - подумала я. - О, любовь моя, я так сожалею».
Оба рождённые в могущественных ирландских криминальных семьях, мы провели всю жизнь в бегах от тьмы нашей собственной крови.
Но тьма нашла его.
Я затуманила видение своих глаз, чтобы лучше сосредоточиться на видении своего сердца.
- Убирайся, Кэт. Я не хочу тебя здесь. Ты для меня ничто, - холодно сказал он. - Меньше, чем ничто. И черт подери, не делай этого со мной. Ты не хочешь этого чувствовать. Уходи сейчас, и я позволю тебе жить.
Если я - ничто, тогда почему в его сердце застыл образ того дня, когда я настаивала принять меня и моего ребёнка, ничего не зная? Дня, когда я возвела между нами непроницаемую стену и отгородилась от него.
Я выпалила быстрым потоком слов, потому что знала, что иначе никак не произнесу эту правду, эту ужасную, разъединяющую правду, которая пожирала меня изнутри, и обрубила связывающие нас узы:
- Я соврала, Шон. Я соврала тебе. Круус приходил ко мне, пока я спала. Он насиловал меня во снах. Рэй может быть от него, - я начала плакать в тот же момент, как только это прозвучало, я чувствовала себя так, будто огромное давление, постоянно сокрушавшее меня, исчезло с моей души. Я плакала от облегчения, я плакала от печали. Я плакала от противоречивости, потому что я люблю Рэй. Я люблю её всем моим сердцем, а она может быть ребёнком моего врага. Что с этим делать?
Шон резко дёрнулся, задрожав с головы до пят от интенсивности эмоций. Лёд с вороными прожилками взорвался в комнате, укрывая пол, взбираясь по каменным стенам, свешиваясь с потолка темными хрустальными сталактитами. Его голос прозвучал оглушительно, когда он взорвался:
- Круус насиловал... - он умолк, будучи не в состоянии закончить предложение, резко дёргаясь, сжимая кулаки. - Сукин сын. Этот сукин грёбаный... - он сорвался, зарычав, напрягаясь всем телом от попыток контролировать себя.
Одной лишь эмоцией он превратил комнату в пещеру тёмного льда. Я задрожала, безмолвно плача, но стояла на месте. Он не заморозит меня. Не мой Шон.
- Проклятье, Кэт! - закричал он потом. - Проклятье! Почему ты мне не сказала?
- Мне так жаль, - произнесла я срывающимся голосом. - Я хотела сказать тебе, но мне было так стыдно. И чем дольше я не говорила тебе, чем больше времени проходило, тем менее возможным это казалось, - я не сказала, что чувствовала себя соучастницей. Я не могла найти слов, чтобы описать, какой загнанной в ловушку я себя чувствовала, не говоря ему, почему. Что я тоже ощущала от этого наслаждение. - Ты не начал изменяться. Ты был человеком, он был принцем. Как бы ты мог сражаться с Круусом? Что если бы он тебя убил?
- Я думала, она от Кастео! - его голос сорвался. - Я думал, ты изменила мне с одним из Девятки!
- Ох, нет, Шон! Я была беременна до этого. Разве ты не подсчитал?
- Она могла родиться рано!
- Нет. Кастео учил меня блокировать боль мира, он учил меня становиться сильной, но никогда... - я умолкла, яростно помотав головой. - Сердце Кастео принадлежит кое-кому другому. Не мне. Никогда не мне. А моё сердце всегда принадлежало тебе. Я люблю тебя, Шон, это всегда был ты. Разве ты не помнишь, что мы обещали друг другу?
- То было тогда. До того, как я стал монстром, которым являюсь. Ты никогда не давала обещания тому, чем я стал. Я - то, что тебя изнасиловало!
- Если ты ослабел, я буду сильной, - сказала я сквозь слезы. Это первая строчка клятвы, которую мы дали друг другу, когда были молоды, в день, когда убежали с Пэрэдайз Пойнт к маяку, одетые как будто в день свадьбы, провели свою собственную церемонию, торжественно связав наши сердца и души воедино. Слишком много страсти обжигает. Нежность плавит. Мы всегда были нежны друг к другу. А та страсть, что мы делили, была изобилующей, хорошей и сильной. Пока принц Фейри не разбил это похотью, накачанной иллюзией. И заставил меня сравнивать. Никогда не сравнивайте. Как только вы это делаете, вы разрушаете дары, которыми вы обладаете и которыми дорожите. - Позволь теперь мне быть сильной за тебя.
Тогда он развернулся ко мне спиной и уставился на бурное, бушующее море.
- Слишком поздно, Кэт. Слишком, слишком поздно.
Я отказывалась в это верить.
- Если ты потеряешься, я стану твоей дорогой домой, - тихо сказала я.
- Уходи! Я не тот мужчина, которого ты знала. От него ничего не осталось, и нет у меня проклятого дома.
Я покачала головой, вытирая слезы со щёк. Шон не останется потерянным в своём уродливом, ужасном месте в этой уродливой, ужасной земле. И он не уйдёт один Бог знает куда. Кэт, которой я была когда-то, струсила бы перед таким созданием, столь похожим на Крууса. Женщина, которой я была до Кастео, не сумела бы справиться с волнами боли, страдания и ненависти к себе, льющимися из души Шона, врезавшимися в меня ледяными копьями, пронзавшими моё сердце, пытавшимися разрушить мою надежду.