Владимир Карпович ЖЕЛЕЗНИКОВ

Девушка в военном

Рассказ

В своих произведениях известный детский писатель рассказывает о жизни современных мальчишек и девчонок, о сложных жизненных ситуациях, в которые попадают герои, о том, как важно для людей взаимопонимание.

Почти целая неделя прошла для меня благополучно, но в субботу я получил сразу две двойки: по русскому и по арифметике.

Когда я пришёл домой, мама спросила:

- Ну как, вызывали тебя сегодня?

- Нет, не вызывали, - соврал я. - Последнее время меня что-то совсем не вызывают.

А в воскресенье утром всё открылось. Мама влезла в мой портфель, взяла дневник и увидела двойки.

- Юрий, - сказала она. - Что это значит?

- Это случайно, - ответил я. - Учительница вызвала меня на последнем уроке, когда почти уже началось воскресенье...

- Ты просто врун! - сердито сказала мама.

А тут ещё папа ушёл к своему приятелю и долго не возвращался. А мама ждала его, и настроение у неё было совсем плохое. Я сидел в своей комнате и не знал, что мне делать. Вдруг вошла мама, одетая по-праздничному, и сказала:

- Когда придёт папа, покорми его обедом.

- А ты скоро вернёшься?

- Не знаю.

Мама ушла, а я тяжело вздохнул и достал учебник по арифметике. Но не успел я раскрыть его, как кто-то позвонил.

Я думал, что пришёл наконец папа. Но на пороге стоял высокий широкоплечий незнакомый мужчина.

- Здесь живёт Нина Васильевна? - спросил он.

- Здесь, - ответил я. - Только мамы нет дома.

- Разреши подождать? - Он протянул мне руку: - Сухов, товарищ твоей мамы.

Сухов прошёл в комнату, сильно припадая на правую ногу.

- Жалко, Нины нет, - сказал Сухов. - Как она выглядит? Всё такая же?

Мне было непривычно, что чужой человек называл маму Ниной и спрашивал, такая же она или нет. А какая она ещё может быть?

Мы помолчали.

- А я ей фотокарточку привёз. Давно обещал, а привёз только сейчас. Сухов полез в карман.

На фотографии стояла девушка в военном костюме: в солдатских сапогах, в гимнастёрке и юбке, но без оружия.

- Старший сержант, - сказал я.

- Да. Старший сержант медицинской службы. Не приходилось встречаться?

- Нет. Первый раз вижу.

- Вот как? - удивился Сухов. - А это, брат ты мой, не простой человек. Если бы не она, не сидеть бы мне сейчас с тобой...

* * *

Мы молчали уже минут десять, и я чувствовал себя неудобно. Я заметил, что взрослые всегда предлагают чаю, когда им нечего говорить. Я сказал:

- Чаю не хотите?

- Чаю? Нет. Лучше я тебе расскажу одну историю. Тебе полезно её знать.

- Про эту девушку? - догадался я.

- Да. Про эту девушку. - И Сухов начал рассказывать: - Это было на войне. Меня тяжело ранили в ногу и в живот. Когда ранят в живот, это особенно больно. Даже пошевельнуться страшно. Меня вытащили с поля боя и в автобусе повезли в госпиталь.

А тут враг стал бомбить дорогу. На передней машине ранили шофёра, и все машины остановились. Когда фашистские самолёты улетели, в автобус влезла вот эта самая девушка, - Сухов показал на фотографию, - и сказала: "Товарищи, выходите из машины".

Все раненые поднялись на ноги и стали выходить, помогая друг другу, торопясь, потому что где-то недалеко уже слышен был рокот возвращающихся бомбардировщиков.

Один я остался лежать на нижней подвесной койке.

"А вы что лежите? Вставайте сейчас же! - сказала она. - Слышите, вражеские бомбардировщики возвращаются!"

"Вы что, не видите? Я тяжело ранен и не могу встать, - ответил я. Идите-ка вы сами побыстрее отсюда".

И тут снова началась бомбёжка. Бомбили особыми бомбами, с сиреной. Я закрыл глаза и натянул на голову одеяло, чтобы не поранили оконные стёкла автобуса, которые от взрывов разлетались вдребезги. В конце концов взрывной волной автобус опрокинуло набок и меня чем-то тяжёлым ударило по плечу. В ту же секунду вой падающих бомб и разрывы прекратились.

"Вам очень больно?" - услыхал я и открыл глаза.

Передо мной на корточках сидела девушка.

"Нашего шофёра убили, - сказала она. - Надо нам выбираться. Говорят, фашисты прорвали фронт. Все уже ушли пешком. Только мы остались".

Она вытащила меня из машины и положила на траву. Встала и посмотрела вокруг.

"Никого?" - спросил я.

"Никого, - ответила она. Затем легла рядом, лицом вниз. - Теперь попробуйте повернуться на бок".

Я повернулся, и меня сильно затошнило от боли в животе*.

"Ложитесь снова на спину", - сказала девушка.

Я повернулся, и моя спина плотно легла на её спину. Мне казалось, что она не сможет даже тронуться с места, но она медленно поползла вперёд, неся на себе меня.

"Устала, - сказала она. Девушка встала и снова оглянулась". - Никого, как в пустыне".

В это время из-за леса вынырнул самолёт, пролетел бреющим над нами и дал очередь. Я увидел серую струйку пыли от пуль ещё метров за десять от нас. Она прошла выше моей головы.

"Бегите! - крикнул я. - Он сейчас развернётся".

Самолёт снова шёл на нас. Девушка упала. Фьють, фьють, фьють просвистело снова рядом с нами. Девушка приподняла голову, но я сказал:

"Не шевелитесь! Пусть думает, что он нас убил".

Фашист летел прямо надо мной. Я закрыл глаза. Боялся, что он увидит, что у меня открыты глаза. Только оставил маленькую щёлочку в одном глазу.

Фашист развернулся на одно крыло. Дал ещё одну очередь, снова промазал и улетел.

"Улетел, - сказал я. - Мазила".

Потом девушка потащила меня дальше. Когда она меня дотащила до железнодорожной станции, было уже темно. Мы ползли десять часов.

* * *

- Вот, брат, какие бывают девушки, - сказал Сухов. - Один раненый сфотографировал её для меня на память. И мы разъехались. Я - в тыл, она обратно на фронт.

Я взял фотографию и стал смотреть. И вдруг узнал в этой девушке в военном костюме мою маму: мамины глаза, мамин нос. Только мама была не такой, как сейчас, а совсем девчонкой.

- Это мама? - спросил я. - Это моя мама спасла вас?

- Вот именно, - ответил Сухов. - Твоя мама.

Тут вернулся папа и перебил наш разговор.

- Нина! Нина! - закричал папа из прихожей. Он любил, когда мама его встречала.

- Мамы нет дома, - сказал я.

- А где же она?

- Не знаю, ушла куда-то.

- Странно, - сказал папа. - Выходит, я зря торопился.

- А маму ждёт фронтовой товарищ, - сказал я.

Папа прошёл в комнату. Сухов тяжело поднялся ему навстречу. Они внимательно посмотрели друг на друга и пожали руки. Сели, помолчали.

- А товарищ Сухов рассказывал мне, как они с мамой были на фронте.

- Да? - Папа посмотрел на Сухова. - Жалко, Нины нет. Сейчас бы обедом накормила.

- Обед ерунда, - ответил Сухов. - А что Нины нет, жалко.

Разговор у папы с Суховым почему-то не получался. Сухов скоро поднялся и ушёл, пообещав зайти в другой раз.

* * *

- Ты будешь обедать? - спросил я папу. - Мама велела обедать, она придёт не скоро.

- Не буду я обедать без мамы, - рассердился папа. - Могла бы в воскресенье посидеть дома!

Я повернулся и ушёл в другую комнату. Минут через десять папа пришёл ко мне.

- Юрка, - голос у папы был виноватый, - как ты думаешь, куда пошла мама?

- Не знаю. Оделась по-праздничному и ушла. Может быть, в театр, сказал я, - или устраиваться на работу. Она давно говорила, что ей надоело сидеть дома и ухаживать за нами. Всё равно мы этого не ценим.

- Чепуха, - сказал папа. - Во-первых, в театре в это время спектаклей нет. А во-вторых, в воскресенье не устраиваются на работу. И потом, она бы меня предупредила.

- А вот и не предупредила, - ответил я.

После этого я взял со стола мамину фотографию, которую оставил Сухов, и стал на неё смотреть.