Все корабли прославленного куреня имени Че Гевара-Самовара находились сейчас у причальных стенок крупной станции подскока «Претория», что двигалась по сильно вытянутой эллиптической траектории вокруг Каомы. Это была довольно холодная звезда класса К с неразвитой планетной системой, состоявшей всего из трёх планет-гигантов. Ничего особенно примечательного Каома из себя не представляла. Ценность «Претории» заключалась в том, что практически на целый миллион парсеков во все стороны это станция была единственной в своём роде. А потому место это было весьма посещаемое, приносившее стабильный доход своим владельцам, правительству планеты Дивклептос, во все времена поддерживавшему с казаками самые добрые отношения. Именно по этой причине «Претория» оказалась выбрана нами в качестве места рандеву кораблей куреня.
Я уже пообщался с некоторыми из казаков наедине, рассказал о перипетиях, выпавших на мою долю после задержания «Фунта изюма» крейсером «цивилизаторов». Теперь пришло время поговорить о планах на будущее в расширенном, так сказать, составе.
Братья-казаки сидели вдоль стен, уронив глаза в плошки с «укусом саламандры». Созерцательность их настроения объяснялась очень просто: сход наш только начался, а потому алкоголь не успел ещё растопить сердца. Наталья в сходе не участвовала; на самом почётном месте — в центре адаптивного дивана с массажёром для ступней — полулежала Ола, глядевшая на меня, как солдат на тупую бритву.
— Атаман, мы, конечно, понимаем, что не имеем права требовать от тебя отчёта… это только Совет Атаманов может требовать объяснений… — обронила она негромко, перебив меня, — но я не могу удержаться от вопроса.
— Валяй, подруга!
— Я уже познакомилась с Наташей, потолковала с ней, признаюсь, даже отчасти поверила в её рассказ. Так вот, я хочу понять: во всей этой истории с твоей стороны чего больше — желания разобраться в сути происходящего или банальной похоти?
— А какая тут может быть похоть?
— Ну как же-с! Длинноногая, зеленоглазая, вся такая из себя заманчивая девушка с необычной судьбой… и ты — весь из себя благородный, бескорыстный, опалённый дымом проигранных звёздных сражений, настоящий дервиш Вселенной на белом осле! С целым контейнером наличных УРОДов, что весьма немаловажно для нынешних молодых зеленоглазых девиц. Может, на твоё поведение влияет банальная потребность интимной близости, а-а? Может, главная проблема заключается вовсе не в поисках мифического «торпиллёра», а в брутальном желании наказного атамана реализовать потребности собственного либидо?
Что тут можно было ответить? Женщины умеют быть бескомпромиссны и жестоки, да и вещи называть своими именами тоже умеют, разумеется, тогда, когда это становится им выгодно. С присущим мне хладнокровием я улыбнулся и ответил:
— Кто ещё думает так?
Казаки молчали. Шмыгали носами, пыхтели над плошками, в глаза мне не смотрели.
— Судя по тяжести повисшего молчания, так думают многие! — подытожил я с присущей мне бескомпромиссностью. — Что ж, давайте проясним этот вопрос, коли он жжёт сердца миллионов! Имеет смысл внести ясность. Первое: путешествия сквозь время — реальны. Я лично уже путешествовал в две тысячи шестой год…
Тут мой курень ахнул, а Нильский Крокодил сразу же достал из заднего кармана свой топорик. Насторожился, видать.
— Да, да, вы не ослышались. Я побывал в две тысячи шестом году и встретился там с Наташей Тихомировой. Уверяю почтенное собрание, что «торпиллёр» — вовсе не миф, в этом устройстве я находился, когда вернулся в наше время. Второе: технологией броска сквозь время овладели «цивилизаторы». Именно они и забросили меня в июль две тысячи шестого года в город Санкт-Петербург. Цель они преследовали весьма нетривиальную: хотели, чтобы я помешал Наталье переместиться в будущее. Другими словами, я должен был вернуться сюда вместо неё.
— А ты? — не удержался от вопроса Павел Усольцев.
— Я, разумеется, поступил наоборот. Разве уместны на сей счёт какие-либо сомнения?.. И наконец, третье: для меня очевидно, что технологией перемещений сквозь время обладает и иная, пока неизвестная нам сила. Назовём её…
— «Медведом», — вдруг подал голос Антон Радаев, он же Шерстяной. Видимо, «укус саламандры» разбудил его воображение, хотя, признаюсь, я не понял того ассоциативного ряда, что возник в голове, покрытой торчавшими как проволока волосами.
— Почему это «медведом»? — уточнил я на всякий случай.
— Креативное имя…
— Что значит «креативное»?
— Никто не знает значения этого слова, — подал голос Нильский Крокодил, — поэтому употреблять его можно по собственному разумению.
— «Медвед» — идеальный символ для условно-шифрованного обозначения ввиду его абстрактности, креативности и отсутствия очевидной лигнво-смысловой связи со значением, в него заложенным. — оттарабанил Шерстяной. — Так нас учили в школе прикладного даунизма на уроках «Организация прикладной контрразведывательной деятельности в свободное от лечения время».
— Вот за что мы тебя уважаем, Шерстяной, так это за умение говорить очевидную бессмыслицу с самым умным видом, — кивнул Инквизитор, — Хорошее слово «Медвед», пусть остаётся!
— Ладно, уговорили. Итак, некто, условно именуемый «Медвед», также располагает технологией перемещения сквозь время. Причём, в этом вопросе он ушёл гораздо дальше «цивилизаторов». Я могу утверждать это с уверенностью, поскольку видел трижды, как этот самый «Медвед» создаёт тоннель для перехода…
— И как же он это делает? — не без скепсиса в голосе полюбопытствовала Ола.
— Рядом с тем объектом, который «Медвед» собирается переместить во времени появляется… гм-м, как бы это получше назвать… «тоннель перехода» как-то по детски, тем более, что это вовсе и не тоннель…
— Воронка… — подсказал Круглов, — Мне её Наташа нарисовала на досуге. Я хотел даже такую нэцке сделать из чёрного диорита.
— Да, Наталья Тихомирова называла её «воронкой», хотя, по-моему, это плоский чёрный круг, очень точно расположенный в пространстве. Буквально на расстоянии метра-полутора от нужного объекта. Мне совершенно непонятно, как этот «Медвед» узнаёт место, в которое надо направить такую «воронку». Я трижды наблюдал появление таких «транс-временнЫх переходов» — первый раз в Звёздном Акапулько, когда появился Ксанф; затем — в Санкт-Петербурге, когда совершилось перемещение Натальи; и в третий раз — на чердаке сумасшедшего дома, когда люди «Медведа» явились за мною. Для меня очевидно, что «цивилизаторы» не умеют создавать подобных переходов с такой точностью. При засылке меня в прошлое они ошиблись на сутки! Да и по пространственному положению перехода у них тоже вышла ошибочка. Я вывалился из него в воздухе на высоте метров семи-восьми, оказавшись выше кроны дерева! И упал прямо в ветки. Чуть было не убился нахрен. В смысле, напрочь. То есть насовсем.
— А если б они ошиблись в другую сторону? — задумчиво протянул Инквизитор. — И ты бы вышел из «транс-временнОго перехода» в восьми метрах под землёю?
— Гм… Там бы я и остался, надо думать! Так вот, заканчивая наш сумасшедший разговор, считаю нужным сказать: технология перемещений сквозь время, по моему разумению, должна быть передана Совету Атаманов. Во что бы то ни стало! Если мы допустим, чтобы «цивилизаторы» безнаказанно шарились в нашем прошлом, то нас всех скоро просто не станет.
— Надо будет составить генеалогические древа всех казаков, — задумчиво проговорил Инквизитор. — Поколений на двадцать назад, не меньше. И осуществлять постоянный мониторинг прошлого. Звучит, конечно, абсурдно, но… это новая реальность, к которой нам пора привыкать.
— Мы думаем об одном и том же, — кивнул я. — Только это — уже тема моего доклада Совету Атаманов. Сначала надо получить материал, с которым я выйду на Совет. Наталья уже с нами. Не могу пока объяснить почему именно, но с нею в этой истории многое связано. Поэтому ни при каких условиях Наталью нельзя выдать Земной Цивилизационной Лиге. Кроме того, надо заполучить «торпиллёр». А для этого надобно добраться до Циклописа Хренакиса. Поэтому, возвращаясь к вопросу дорогой Олы, я отвечу так: похоть здесь совершенно не при чём. Не стоит давать сложным явлениям простые объяснения, даже если это вдруг покажется очень удобным.