Майор расстегнул верхнюю пуговицу возле горла, несколько раз вдохнул и выдохнул, словно ему стало душно.

– В общем, на линии Казань – Челны линию фронта пока держим. Высокая плотность населёнки и хороших дорог, удобно оборону держать. Да и местные… Семьи эвакуировали, а сами ополченцы каждый метр с боем отдают. Казань считай две недели уже почти в осаде, но через последнюю дорогу на Зелёный Дол снабжение всё равно идёт.

Фарид с болью и ненавистью ругнулся:

– Весь город в развалины. А мы его только-только к юбилею отремонтировали… Ночью твари успокаиваются обычно, но в Казани бомбёжка и бои круглые сутки. Особенно Горьковское шоссе, которое через Зелёный Дол на Москву идёт.

На этих словах Фёдор, отец Василий и настоятель переглянулись, обоим пришла в голову одна и та же мысль. Монастырь уцелел, потому что с одной стороны сидел тихо, не нападал сам… Но главное – военные оттянули на себя основные силы, Жадовку атаковали, что называется, по остаточному принципу. Фарид же вздрогнул, видимо что-то вспомнил, губы беззвучно зашевелились. Остальные деликатно решили подождать, пока лейтенант справится с собой и вернёт самообладание. Потому продолжился рассказ только через несколько минут.

– И всё равно плохо. Самолёты и вертолёты горят как свечки. Белорусы не так давно ещё две эскадрильи прислали на помощь, так через неделю боёв половины машин считай нет. В первые дни глупость сделали…

Видно было, что найди куда, майор бы от негодования сплюнул.

– Над всей захваченной территорией начинается… С земли ничего не видно, небо чистое. А сверху если выше двух с половиной – трёх тысяч, так внизу всё сплошняком как сажей вымазано. Вас потому не сразу и нашли. Ветром затемнение раздуло, картинку со спутника взяли. А ещё, считай, вдоль Волги систем ПВО натыкано было... Прикрывали подлёт к «Тополям» и наземным ядерным шахтам. Теперь всё захватили.

Фарид добавил:

– Дрянь у них есть. Радужным ткачом прозвали. На крокодила мохнатого похожа.

Фёдор кивнул: были такие, не так давно на север проходили.

– Неделю назад как раз один комплекс отбили. Дрянь эта в стороне закопалась, с вертолёта летуны, молодцы, поджарили. А на батарее люди… Мы когда ворвались, сидят, как толстыми нитками опутаны – радугой на свету переливается. И хихикают, слюну пускают. Они у Ткача вместо рук были. Одного паренька, который сутки у твари в плену провёл, в сумасшедший дом. Говорят, может и вылечат ещё. Остальных – только пристрелить.

Настоятель перекрестился:

– Ох, дела страшные, Господи.

Тут в разговор вступил отец Василий. Он побарабанил пальцами по столу и сказал:

– Давайте всё-таки вернёмся к текущей обстановке. Вы сказали на севере ситуация под контролем. Военное положение?

– Только на прилегающих к зоне боёв территориях, – ответил майор. – По стране пока нет. Ходит слух, что только если сдадут Татарстан или дойдут до Астрахани. Да и толку…

Фёдор кивнул. Ситуацию в экономике после кризиса две тысячи четвёртого он представлял хорошо. Сам последние два года работал в президентской «пожарной команде». Потому с решением был согласен. Толку от неслаженных резервистов чуть, а вот без денег армию призыв оставит запросто. Да и информацию о происходящем наверняка фильтруют. Иначе паника страну добьёт. Тем временем Хмельницкий продолжал:

– На юге плохо. Степная зона, там у противника полное преимущество. Бои уже под Волгоградом и на окраинах. Спасает пока, что казахи свои дивизии подтянули, да с остальных округов и на север, и на юг войска перебрасывают. Но всё как струна, лопнет – не лопнет.

Настоятель растерянно захлопал глазами

– А весь мир? Они же видят…

Военные переглянулись, и Фарид зло ответил за двоих.

– А они как всегда ждут. Пока враг нашей кровью умоется и захлебнётся. И заодно себе кусок откусить. Правда насчёт откусить – хер им. Президент пообещал любого, кто сунется, пока мы с туманниками дерёмся – ядерной бомбой встретить. На Кавказе одну уже кинули, – лейтенант нервно хохотнул, затем потёр щёку – словно зачесалось в том месте, где когда-то была рана. – Так что нет на Земле больше Панкисского ущелья.

– Остальные страны на это? – тут же уточнил Фёдор.

Фарид в ответ фыркнул и откинулся на спинку стула.

– Молчат в тряпочку. Сами такие же. Слышали про Витницу?

Настоятель телевизор не смотрел, отец Василий тоже. Фёдор отломил кусочек палочки, которую держал в руках и задумчиво потянул:

– Ну, что-то такое вроде было. Если память не подводит, где-то в Восточной Европе?

Майор хмыкнул.

– Ага. Граница Германии и Польши. Там тоже вспышка была, навроде нашей. Так едва вторжение началось – его, кстати, какой-то западный журналюга уже Приливом обозвал, не стали даже разбираться. Так на город ядерную бомбу сбросили, а сами на границе окапываются.

Настоятель побледнел:

– Господи! А жители?

Майор и лейтенант синхронно пожали плечами. Потом Хмельницкий продолжил:

– Я же говорю, разбираться не стали. На второй день Прилива. Типа общая безопасность требует жертв.

Отец Василий перекрестился:

– Слава тебе Господи, что у нас до такого не додумались.

Майор фыркнул и показал сложенные в букву «О» пальцы:

– А у нас без вариантов. Газом травить пытались – по нулям. В самом начале пытались на Купол ядерную бомбу бросить. Вспышка – и ничего, даже радиации в воздухе почти нет. Зато в Японском море тряхнуло так, что китайцы, японцы и корейцы хором взмолились больше так не делать. По крайней мере, не ближе пары тысяч километров от Купола. Так что либо мы их просто так выбьем, либо…

Он покрутил в воздухе рукой. И вдруг резко осунулся.

– Плохо, что против нас воюет не обычный враг, а… Они считай прямо на месте выращивают новых. Там, на укрытой с воздуха земле, целые плантации. Ветром если завесу раздувает – сразу бомбим.

Тут отец Василий, до этого молчавший, не выдержал. Рефлекторно сжимая руку в кулак, с болью и гневом в голосе он спросил:

– А мы опять шапками закидаем? Ничему нас Первая Чеченская не научила? На складах одних танков официально почти двадцать тысяч. Наступать не меньше чем дивизией. Или сразу две, а то и три. Сколько от нас до границы? Сто пятьдесят километров? Сто тридцать?

Фёдор и настоятель замерли, а майор ответил. Только прежде бодрый, сейчас его голос звучал глухо.

– Сто шестьдесят. И пробовали. Ещё в начале. Под Самарой соседний полк с ума сошёл. Целиком, понимаете? Нам тогда со своими пришлось драться, понимаете? Со своими, – его голос задрожал. – Сейчас опытом и кровью узнали. Если в обороне – то одна пара Слышащий-Рука на полк, если в наступлении – хотя бы один эспер на батальон. Оборона эшелонированная по глубине, но не по плотности.

Майор без сил откинулся на спинку стула. Фарид же заторопился пояснить:

– Понимаете. Я могу… Не знаю как объяснить. Я словно ощущаю эмоциональное состояние… нет, даже не эмоции. Словно смотришь на прозрачную воду, если в порядке всё – не видишь. А если что-то не так, словно муть идёт. Значит рядом появился мозгоед какой-то, – лейтенант почесал в затылке. – Но это если на месте стоим. И если народу не так чтобы много. Как с водой – на глубине хуже видно. На ходу сложнее. И не важно, сколько Слышащих. Мы же поодиночке работаем, силы не складываются.

Майор кивнул, минута слабости прошла. Потому рассказ продолжился.

– Это около вас тихо. На границе вторжения всё бурлит. Только мы привыкать начали, что основной напор строго вдоль Волги, на север и на юг. На днях и поплатились. Мощный выброс пошёл на запад. Видимо, мало им показалось двести километров от Купола. По нашему полку как раз и ударили.

Хмельницкий опять непроизвольно вздрогнул.

– Как из мясорубки вырвались, нас чуть больше батальона осталось. И не с той стороны фронта. Хорошо хоть полковые эсперы с нами оказались. Пытались севернее выйти к своим… – он махнул рукой. – Глухо. Тут про вас и вспомнили. Повезло, противник не думал, что мы ещё глубже рванём.… И то видите, сколько добралось. Последний танк подбили километрах в тридцати отсюда.