- Ничего не меняется, Робби, - бормотала она с набитым ртом. - Все, как текло, так и течет. Раньше принцев ждали, сейчас каких-нибудь фарфоровых итальянцев. Чтобы обязательно с тачкой и виллой. И чтобы жизнь навороченную устроил. Короче, чтобы ни о чем не думать… - Она, отпыхиваясь, развалилась на диванчике, одну ногу забросила на стол, показав мне румяную пятку. - Знаешь, чего я сейчас вдруг сообразила?

- Не знаю.

- А то сообразила, что мы победили, понимаешь? Всех этих лордов и байронов, астрономов в жабо и профессоров кислых щей!

- Да откуда ты это взяла?

- Точно тебе говорю! Ты просто не задумывался никогда. А я вот сейчас задумалась и поняла.

- Что поняла?

- А то, что революция на самом деле случилась. Не какая-нибудь криминальная, а самая наинароднейшая. И не только у нас, - во всем мире.

- Ну-ка, ну-ка, поясни! - я заинтересованно пересел к ней, придвинувшись ближе, обнял за талию.

- Запросто. - она принялась загибать пальцы. - Ты прикинь, раньше чего было? Моцарт с Пушкиным, Диоген с Гамлетом, так? Король Лир и прочие аристократы. В карты и домино не играли, в вены и ноздри не ширялись. Собирались себе в залах с колоннами, слушали симфонии разные, поэтов со сцены. Ну, а народ горбатился в это время, пахал, сеял.

- Ну?

- Вот тебе и ну! Теперь-то видишь, как все обернулось? Королей нет, всех на фиг повывели, у каждого дома по двадцать каналов. Жрачки хватает, вместо симфоний - Алена Апина. А что? Девочка стильная - и все, главное, понятно. Тут тебе любовь, а тут опять же разлука, слезы-мимозы и прочее. А когда, помню, поставили раз в школе пластинку этого самого… Шестаковича, что ли? Так ведь скука! Чуть челюсти не вывихнули - так зевали. Или стихотворения опять же! Ты хоть одно знаешь наизусть? Я так нет. Потому как тоже скука. Если их не петь, конечно. А раньше-то их взахлеб читали, в театрах вместо Райкина с Арлазоровым слушали. Наверное, и билеты покупали, вот ведь смех! Сейчас-то, ясное дело. не купят. Вот и получается, что наша взяла. Те, кто пахал, они, может, и трудяги, но только ни симфоний, ни балета им даром не нужно.

- Так уж и не нужно?.

- Точно тебе говорю! Включи-ка свой ящик! Много там тебе балета покажут? Или картин каких-нибудь из музея? И не увидишь никогда! Потому как паханы, что телевидением командуют, тоже из пахарей да купчишек… - Надюха фыркнула. - Да ты наших министров послушай! Дундуки - дундуками! Только-только от сохи отошли! Ударение ставят хуже моих подруг. Я и то, пожалуй, грамотнее говорю. Вот тебе и плоды победы. Скажешь, не так?

Нахмурившись, я припомнил, как совсем недавно слышал радиотрансляцию религиозных проповедей. То есть, поначалу я даже подумал, что это гонят какой-нибудь рэп-концерт, а потом с опозданием дошло, что это новый разжеванный донельзя вид проповеди. Гремела музыка, и дяденьки, перехватывая друг у дружки микрофоны, частили скороговоркой молитвенный текст и точно припев хором выкрикивали «алилуйю». Удивительно, но, кажется, Надюха была права. Масс-культура сглодала эстраду с литературой, добралась и до религии. В самом деле, зачем народу храм, если молиться на стадионах под ударник с пивком и попкорном куда веселее!

- Интересно, ты сама до этого додумалась или кто подсказал?

Она снова фыркнула.

- У меня что, своей головы нет?

- Да вроде есть, - я ухватил её покрепче, усадил к себе на колени. - Даже погладить можно.

- Гляди, не оцарапай. Скальп у меня, понимаешь, нежный.

- Постараюсь.

Неожиданно в глазах Надюхи вспыхнули бенгальские огоньки. Она отстранилась.

- А хочешь, наверну тебе по кумполу? Вот этой самой бутылкой?

- Зачем?

- Ну, как же! Все тебя боятся, а я нет.

- Девонька моя! - я рассмеялся. - Это опасно!

- Знаю. Только оно ведь тогда и интересно, когда опасно. - Рывком поднявшись, Надюха схватила со стола бокал и, внимательно наблюдая за выражением моего лица, взмахнула рукой. Бокал полетел, но не в меня, а в стену.

- Ух, какие зрачки у тебя стали! - она передернула плечиками и, перегнувшись через подлокотник, крепко взяла меня за ухо. - Прямо как у змеи. Я думала, ужалишь. Ведь мог ужалить? Мог, признайся?

- Мог.

- Вот видишь. Я вашу породу знаю. Как с кобрами нужно себя вести.

- А ты знаешь, как меня зовут коллеги?

- Робой бешеный! - сходу выпалила она.

Я покачал головой.

- Ящер.

- Точно! - Надюха аж взвизгнула. - Ящер - это ведь тот же дракон, точно? А на дракона ты, и впрямь, похож. Этакий варан-динозаврище!..

Что-то она ещё собиралась сказать, но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошла моя жена. Законная, так сказать, супруга.

Был у нас один комичный эпизод: стояли мы как-то с Гансом и Безменом на обочине, курили, перетирая наши скорбные делишки, скрипели мыслишками. Не мозоля глаза, охрана паслась на отдалении, а мы жмурились на утреннее солнышко, вдыхали весеннюю прохладу и радовались жизни. Только жизнь, плутовка, обожает плюнуть в самый неожиданный момент. Вот и плюнула. Со всем смаком, на какой была способна. С торжествующим подвыванием мимо на скорости промчался какой-то удалой «Жигуль». Нас окатило музыкой из окон машины и ржавой водой из ближайшей лужи. Бывает так, что брызгами пачкает только брюки, нас омыло куда более щедро - что называется в полный рост.

Как объяснить то, что мы тогда испытали? Половодье чувств, водопад разноименных эмоций… В общем, передать сие крайне затруднительно, однако картинка взору обывателя явилась редкостная. Три крутых мена стояли на тротуаре и платками утирали с физиономий ошметки дорожного суфле. Разумеется, не молчали, высказывая мнение о происшедшем вслух. Карикатура для журнала «Крокодил»! Озвученная «немая сцена» из гоголевского «Ревизора»! Так или иначе, но нечто подобное испытал я и сейчас при виде женушки «бешеного Робби». Только тогда у дороги все обошлось своим законным порядком. Чуть опомнившись, Ганс с матюками полетел следом за «Жигулями», и уже через несколько минут троих бритоголовых гонщиков приволокли к нам на аркане. уложив в ту же лужу, заставили слезно просить прощения, машинку на их же. глазах малость побили да поцарапали. Сейчас царапать было некого, разве что меня, тем паче, что ни Ганса, ни охраны поблизости не наблюдалось.