Так или иначе, но этот адресок я ещё помнил. Знал его, разумеется, и Ганс. А потому ради восполнения психической и физической энергии меня оперативно доставили к моей новой пассии.

Кстати, тоже забавное словцо: пассия, пассионарии… Может, именно такой смысл Гумилев вкладывал в свою знаменитую теорию? Вложил да не заметил?, Вот было бы смешно! Значит, опять прав старикашка Фрейд, и мир держится на одной-единственной китовьей спине?..

Я глядел в потолок и видел известковые лопасти, спиралью убегающие ввысь. Этакий жутковатый пропеллер будущего, картинка, которая частенько являлась моему утомленному сознанию. А рядом наблюдалась иная картина - более земная и не менее странная. Личико проказницы Надюхи. Верхняя часть благородная аристократическая - с замечательным носиком, блесткими глазами и очаровательными бровками, а вот нижняя явно подкачала. В разрезе скул и тяжеловатой челюсти угадывалась варяжская свирепая наследственность, глядеть на Надюху было куда приятнее сверху, нежели снизу. Потому-то роль наездницы ей и не шла. Впрочем, то как она себя вела и что молола в постели было выше всяческих похвал. Язычок моей супруги вряд ли способен был порождать столь лакомые звукосочетания. Не те родители и не то воспитание. Елена, в отличие от меня, и ВУЗ умудрилась закончить, и диплом получила исключительно багровой расцветки. Ни одной четверки, не говоря уже о тройках! Патология, да и только! Куда ей было до иносказаний простоватой Надюхи. Сравнивая этих дам, я видел два сошедшихся лоб в лоб мира. Один мир спустился с тонущих в розовой дымке гор, другой вынырнул из смрадного городского подземелья. Они и разглядывали друг друга с любопытством выбравшихся из кораблей инопланетян. Бывшая Мисс-Тюмень и нынешняя Мисс-Улица, два антипода, представительницы племени сталактитов и сталагмитов. В одной мне нравилось буйное варварское нутро, в другой… В другой чего-то личностного я, пожалуй, не замечал вовсе. Терпкая, но правда. Не на Елене, в сущности, я женился, а на её обалденных ногах - ногах Синди Кроуфорд, ногах, что снимались в двух телевизионных клипах, сумев вызвать в свое время должное головокружение у тюменского жюри.

Лишь много позже я сообразил, что в нагрузку к ногам прилагалась голова хозяйки - голова, которая умела пространно рассуждать, а порой высказывала вполне самостоятельное мнение. Надо ли говорить, что мнение это меня мало интересовало. Так и тянулась наша семейная жизнь. Я любил её ноги, она любила меня. Ради этой любви, наверное, и соглашалась играть роль подруги при эстетствующем бандите. Более того, хотела от этого самого бандита детей.

Идеалистка! Я-то знал, что такое - наличие деток при таком папочке. Ящер в облике папаши - это вообще что-то сверхкомичное! Может ли кошка ласково облизывать воробышка или мышонка? Очень и очень сомневаюсь. А потому философия Надюхи, моментально разъяснившей Елене, что мы с ней не пара, приглянулась мне с первого взгляда. Эта девчонка, по крайней мере, воспринимала жизнь такой, какой она являлась в действительности, не выдумывая радужных мифов, не рисуя сказочных принцев. «Стерпится - слюбится!» - говаривали предки. И как ведь мудро говаривали! Особенно про это самое «стерпится». Потому как нет их в природе - этих сказочных принцев. Как и кротких принцесс. Мегеры и волки - вот вам и пресловутое деление полов. И нечего ныть, тем более, что про наше конкретное «стерпится» говорить было глупо. На женушку я никогда не скупился. Кормил и одевал лучшим и в лучшее, вместо обувки примеряя к её шикарным ногам цвет и форму импортных лимузинов, к фасону очередной шляпки подгадывая подходящую широту и курорт. Тем не менее, чуда не случилось, попреков не избежал и я. Подобно миллионам и миллионам прочих.

В ту самую минуту, когда, выпутавшись из Надюхиных объятий, я выбрался из-под душа, зазуммерил телефон. Звонок мог оказаться крайне важным, и в чем мать родила я помчался к аппарату. увы, это оказалась Елена. Значит, все-таки проснулась и вспомнила. Получив порцию женских ругательств, я с яростью опустил трубку. Получалось, что она знала телефон и здешней квартирки, а это снова указывало на бедолагу Витька. Не подлежало сомнению, что бывший телохранитель изволил переусердствовать в охране её драгоценного тела.

- Кто звонил? - в комнату, вихляя задом, вошла Надюха. Полотенце она обернула вокруг тела, словно тогу, но хватило лишь на одну грудь, вторая беспризорно взирала на свет бессовестно розовым соском. Не отвечая, я отвернулся.

- Молчишь, стало быть, женушка, - Надюха подхватила со столика апельсин, зубами стала сдирать кожуру. - Что называется, идет по пятам. Сколько у тебя ещё таких квартир? Много?

- Не беспокойся, на наш век хватит.

Надюха хмыкнула.

- Да я, в общем-то, не беспокоюсь. Просто смотрю на тебя и думаю…

- Неужели думаешь?

- Вот тебе и ужели! Думаю о том, что подлец ты, конечно. Первостатейный! И правильно люди прозвали тебя Ящером. Ящер и есть.

Я заправил в брюки рубаху, накинул на шею галстучную удавку. А Надюха продолжала болтать.

- Не любишь - понятно, но притвориться-то разве сложно?

- С какой стати, интересно?

- Как это, с какой? Она ж дура! Как втрескалась в тебя, так с тех пор из комы и не выходит. Это ж понимать надо.

- Вот и понимай, если такая понятливая, - я покосился на полуобнаженную, развалившуюся в кресле Надюху, сумрачно прикинул, что если подойти чуть сзади и треснуть её по шее, то, пожалуй, получится вырубить её одним ударом. Занятно, что она подумает, когда очнется? Сообразит, что её ударили, или предположит что-нибудь более мирное? То есть Надюха-то как раз сообразит, не Елена. Никаких иллюзий насчет подлого человечества эта пигалица не питала. Вот и я у неё последний подлец. Сама кувыркается со мной в постельке, а туда же - помоями облить норовит, обманутую супружницу жалеет, солидарность проявляет!

- …Она ведь из однолюбок, понимаешь? Ты у неё теперь на всю жизнь.