Наконец после длительных обменов жестами, которые происходят в полном молчании, меня выводят на середину нейтральной полосы, где я встречаюсь с человеком, арестованным на Западе. Я знаю его: это русский шпион, действовавший под именем Лонсдейла. Он выглядит здоровым и упитанным. Волосы у него длинноваты - но ведь он давно не был в Советском Союзе...

Ему устраивают радушный прием.

Радушно встречают и меня: я - гость командира ааиабазы британских ВВС. Его жена наливает мне горячую ванну и угощает чудесным завтраком. А потом появляются пятеро моих старых знакомых, среди которых - Джеймс собственной персоной! Он приветствует меня с истинно британским энтузиазмом: "Гревил, вы чертовски скверно выглядите!"

Мне трудно поверить, что я действительно на Западе, в безопасности, и рядом со мной - Джеймс и его друзья.

Мне по-прежнему трудно поверить в это, пока я в качестве единственного пассажира лечу в Англию. Уверенность приходит постепенно. На сердце у меня тяжело, оттого что спастись удалось только мне одному. Алекс остался там и я знаю: даже если он еще жив, ему никогда не вырваться оттуда.

Мне вспоминается осень 1962 года, когда я доставил свою "Выставку на колесах" в Будапешт в надежде организовать побег Алекса на Запад. Только потом, на суде, я узнал, что эта попытка с самого начала была бесполезной: его арестовали за одиннадцать дней до моего приезда в Будапешт. Но тогда я был в неведении и не мог поступить иначе.

В конце сентября 1962 года "Выставка на колесах" была готова к своему первому путешествию. В Ленинград мы уже опоздали, но в Бухаресте как раз проходила Промышленная ярмарка, так что повод отправиться на Балканы у нас был. Я также планировал заехать в Будапешт и попробовать организовать там свою частную выставку: важно было не зависеть от официальных выставок и действовать самостоятельно - только так я мог попасть в Советский Союз, чтобы спасти Алекса.

Мне следовало заехать в Вену для получения инструкций - на тот случай, если обстановка вдруг изменится или поступит какая-то новая информация об Алексе. Однако никаких новостей не было, и мы поехали в Будапешт, где нас встретил мой менеджер, который затем отправился с автопоездом в Бухарест. Я же остался в Будапеште, чтобы уладить все формальности для проведения выставки.

Мне часто доводилось бывать в Венгрии, и я всегда хорошо проводил там время. Но на этот раз мне было не до веселья.

Как только автопоезд выехал из Будапешта, я. начал ходить по инстанциям, чтобы договориться о выставке.

Город сильно изменился: это был уже не тот тихий, старомодный Будапешт, который я помнил по былым временам. Всюду чувствовалась какая-то гнетущая напряженность. Первая же моя встреча очень меня насторожила.

Едва я зарегистрировался в гостинице "Дуна", как главный администратор бросился знакомить меня со смуглым, курчавым молодым человеком, к которому я сразу же проникся антипатией.

- Это господин Амбрус - студент и прекрасный переводчик. Он может оказать вам большую помощь!

- Я видел вашу "Выставку на колесах", - сказал Амбрус. - Это превосходно Надеюсь, из Бухареста она приедет сюда.

Интересно, откуда Амбрус узнал о том, что выставка находится в Бухаресте? Ведь я сообщил об этом только венгерскому министру торговли в официальном письме...

Однако беспокоил меня не только Амбрус. Несколько раз. выезжая из Будапешта, я замечал за собой слежку.

От меня отставали только тогда, когда я поворачивал назад, в город. Было похоже, что они боятся, как бы я не улизнул. И еще: когда я на сутки отправился отдохнуть на озеро Балатон, портье сказал мне, что забронированный мной номер уже сдан, и посоветовал обратиться в другую гостиницу. Мне не понравилось, что венгры сами выбрали для меня гостиницу. Что могло меня там ждать? Я договорился о ночлеге в другом месте и на следующий день вернулся в Будапешт.

Закончив свои дела, я решил съездить в Вену и там спокойно все обдумать. От Алекса по-прежнему не было никаких вестей. И не находилось никаких поводов для моей поездки в Советский Союз. Конечно, я мог бы и не возвращаться в Будапешт, а "заболеть" в Вене и поручить проведение выставки моему менеджеру. Это был не лучший выход из положения, но меня подталкивало к нему с каждым днем крепнувшее предчувствие серьезной опасности.

Прибыв в Вену и поставив машину в гараж, я позвонил в Лондон, спросил о "нашем далеком друге" и услышал в ответ, что он по-прежнему присылает отчеты. Успокоившись относительно Алекса, я на условном языке сообщил о своих подозрениях насчет происходящего в Будапеште.

Но меня попросили действовать, как было запланировано, и я вылетел в Бухарест к открытию ярмарки. "Выставка на колесах" имела большой успех, отодвинутый, впрочем, на второй план известиями о столкновении между Кеннеди и Хрущевым и последующими событиями в Атлантике, когда советскому кораблю преградили путь на Кубу и он вынужден был взять обратный курс. Это было на устах у всех: царило всеобщее ликование по поводу того, что угроза войны миновала. Я спрашивал себя, понимает ли Алекс, какой вклад в дело сохранения мира внес его последний пакет с документами чрезвычайной важности, укрепившими позицию Кеннеди на его переговорах с Хрущевым.

За несколько дней до окончания ярмарки я вылетел в Вену, чтобы забрать свою машину.

В тот вечер случилось нечто из ряда вон выходящее.

Портье вручил мне конверт, на котором печатными буквами была нацарапана моя фамилия. Внутри находился листок дешевой бумаги со следующим, написанным также печатными буквами текстом: "ПОЖАЛУЙСТА, ПРИХОДИТЬ К ОПЕРЕ В ДЕСЯТЬ. ПОЖАЛУЙСТА". Подписи не было.

Сначала я подумал, что это ловушка: за мной послали агентов из Будапешта. Однако сработано все было слишком грубо, поэтому мысль о ловушке я сразу отбросил.

Если бы они и вправду хотели меня похитить, то действовали профессиональнее: фальшивое - и грамотно составленное - приглашение в посольство, ждущая у гостиницы машина... Да и в чем конкретно они могли меня подозревать, за исключением разве что моего внезапного отъезда из Будапешта, который вряд ли являлся достаточным основанием для ареста - тем более что я обещал вернуться? Итак, без пяти минут десять я подошел к площади перед зданием Оперы. Двери театра были открыты, фойе ярко освещено. Наверное, был антракт: на ступеньках лестницы стояли зрители, вышедшие подышать свежим воздухом. Это меня устраивало: вряд ли можно было организовать похищение в таких условиях.

Я медленно подошел к входу, готовый в любой момент обратиться в бегство. Никто меня не окликнул. Я встал спиной к стене, рядом с любителями оперы, и закурил. Прошла минута... другая... Я уже собирался уходить, когда услышал свое имя, произнесенное прерывистым женским голосом. Сначала я не узнал ее - но потом все-таки вспомнил: Соня!

Я спросил, что она делает в Вене. Она ответила, что проводит здесь отпуск. Вид у нее был до смерти напуганный. Разумеется, я ей не поверил.

- Как вы узнали, что я в Вене - и именно в этой гостинице? - спросил я.

- Я вас видеть на улице - вы шли в гостиница.

Весьма неправдоподобно.

- Так что же вы хотите. Соня?

В глазах у нее сквозило отчаяние. Она спросила, не знаю ли я, где Алекс.

- Сначала расскажите, как вы оказались в Вене. Вы ведь здесь не в отпуске, правда?

Однако Соня настаивала на своей версии. Она заламывала руки и все время оглядывалась. Вдруг я понял: ее послали, потому что она знала меня и могла показать советским агентам, которые наверняка находились где-то поблизости, чтобы меня идентифицировать. Получив же приказ встретиться со мной. Соня решила воспользоваться случаем и расспросить меня об Алексе.

Несмотря на это, я не видел никакой нужды быть с ней жестоким и сказал, что давно не имею вестей от Алекса.

Услышав такой ответ, Соня едва не разрыдалась. Она не произнесла слова "любовь", но все было ясно и без того.

Они встречались в Париже, затем переписывались, но вот уже длительное время ее письма оставались без ответа.