Это — не пародия, а из той же книги

Имя твое — пять букв,
Имя твое — ах, нельзя!

И это оттуда же. А далее следуют не более не менее, как молитвы — к Блоку. Это не преувеличение, не иносказание, нет. М.Цветаева именно молится на Блока и молится словами православных молитв:

Ты проходишь на Запад Солнца,
Ты увидишь вечерний свет…
Божий праведник мой прекрасный,
Свете тихий моей души…
Свете тихий, — святые славы, —
Вседержитель моей души…

Или «подруге» Блока:

Благословенна ты в женах!
Благословенна…
Твой стан над спящим над птенцом —
Трепет и древо.
Радуйся, Дево!..
Благословенна ты в снегах,
Благословенна…
Чем заслужить тебе и чем воздать
Присноблаженная! Младенца Мать!..
Жизнедательница в час кончины!
Царств утвердительница! Матерь Сына.[190]

В том же тоне сообщается еще:

Было явно на лике его:
Царство мое не от мира сего.[191]

______

Шли от него лучи…

______

Думали, — человек!
И умереть заставили…
Плачьте о мертвом ангеле![192]

После этого — характеристики Блока, как «нежного призрака», «рыцаря без укоризны» и т. п., кажутся уже слабыми. Где тут, если «ангел» и даже «бог».

В общем стихи М.Цветаевой не плохи, именно — как мастерская стилизация под тон православных молитв. Но эта стилизация, которую человек верующий признал бы кощунственной, а la longue надоедает. <…>

С. Родов

«Оригинальная» поэзия Госиздата

<Отрывки>

7. Грешница на исповеди у Госиздата

По разбойничьему нраву большое сродство с П.Соловьевой имеет Марина Цветаева. Правда, все стихи ее книги помечены 1916 годом и из «Верст» исключены те совсем недвусмысленные «политические» стихи, какие имелись в одноименном издании того же автора, выпущенном из<датель>ством «Костры».[193] Стихи Марины Цветаевой о мщении и революции придется, таким образом, поискать в эмигрантских изданиях, которые, конечно, известны Госиздату. Однако и в госиздатовских «Верстах» осталась кой-какая закваска.

М.Цветаева «ужасная» греховодница.

Кабы нас с тобой да судьба свела —
Ох, веселые пошли бы по земле дела!
Не один бы нам поклонился град,
Ох, мой родный, мой природный, мой безродный брат!
…Как последний сгас на мосту фонарь —
Я — кабацкая царица, ты — кабацкий царь.
Присягай, народ, моему царю,
Присягай его царице, — всех собой дарю!

Разбойная натура — натура широкая.

Люди на душу мою льстятся,
Нежных имен у меня — святцы,
А восприемников за душой
Цельный, поди, монастырь мужской!
Уж и священники эти льстивы!
Каждый-то день у меня крестины!

Вот уж поистине: когда черт стареется, он идет в монахи. Как известно, от греха до покаяния совсем недалеко. Нагрешила и — в церковь.

Пойду и встану в церкви,
И помолюсь угодникам
О лебеде молоденьком.[194]

Церковь приводит Цветаеву в такое же умиление, как Шенгели и Соловьеву.[195]

Канун благовещенья.
Собор Благовещенский
Прекрасно светится.
Над главным куполом,
Под самым месяцем,
Звезда — и вспомнился
Константинополь.
…Большими бусами
Горят фонарики
Вкруг Божьей Матери.
Золотым кустом,
Родословным древом
Никнет паникадило.
— Благословен плод чрева
Твоего, Дева,
Милая!

Ну и, конечно, молитва:

Богородица в небесах,
Вспомяни о моих прохожих![196]

Культ богородицы и церкви стоит в центре книги М.Цветаевой. Среди «Стихов о Москве» есть одно, которое мы с особым удовольствием предложили бы комсомолу распевать под окнами Госиздата в качестве серенады:

Из рук моих — нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
По церковке — все сорок сороков,
И реющих над ними голубков.
И Спасские — с цветами — ворота,
Где шапка православного снята.
Часовню звездную — приют от зол —
Где вытертый от поцелуев — пол.
Пятисоборный несравненный круг
Прими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в саду
Я гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…
И не раскаешься, что ты меня любил.

Вся сила, оказывается, в колоколах.

Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.
Пока они гремят из синевы —
Неоспоримо первенство Москвы.
И целых сорок сороков церквей,
Смеются над гордынею царей!
вернуться

190

Из стихотворения «В своих младенческих слезах…»

вернуться

191

Из стихотворения «Други его, не тревожьте его…»

вернуться

192

Из стихотворения «Думали — человек…»

вернуться

193

Что подразумевается под «недвусмысленными „политическими“ стихами» Цветаевой в ее сборнике «Версты» (М.: Костры, 1921) неясно. Стихи этого сборника к разряду «политических» отнести вряд ли возможно. Скорее всего, речь идет об «известных Госиздату» эмигрантских изданиях, как, например, ж. «Современные записки» (1920. № 1), где было помещено стихотворение «Чердачный дворец мой, дворцовый чердак…», ж. «Русская мысль» (София. 1922, № 8–12), куда вошли цикл «Дон», «С Новым годом, Лебединый стан!..» и др.

вернуться

194

Из стихотворения «Разлетелось в серебряные дребезги…»

вернуться

195

Шенгели Георгий Аркадьевич (1894–1956) — поэт, переводчик. Речь идет о стихах из его сб. «Раковина» (М.-Птг.: ГИЗ, 1922) и стихах П.Соловьевой из сб. «Последние стихи» (М.: ГИЗ, 1923).

вернуться

196

Из стихотворения «Собирая любимых в путь…»


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: