- Хорошего врага вы нажили, нечего сказать, - проговорил я. - Норри вас по головке не погладит. Уж и не знаю, как помешать ей пойти в полицию. Или вы забыли, что Норри не просто так затеял эту игру в жгучие тайны?

- Ой, Бенни, что же делать? Нельзя, чтобы Норри узнал. Эта женщина! Ее надо остановить. Мы должны что-то предпринять.

- Мы?

- Ну конечно. Вы и я. Нам надо остановить её.

- Слушайте, Лорка, я на многое готов, чтобы угодить даме, но не буду становиться между Алин Барбур и Норбертом Пэттеном до тех пор, пока не узнаю о них гораздо больше, чем мне известно сейчас. Надо быть сумасшедшим, чтобы затесаться в такую компанию. Я с удовольствием подожду и посмотрю, что произойдет, но вы не заставите меня ступить на ринг во время поединка. Я не сделаю этого даже за все местное золото.

- Но мне ничего не известно. Я уже рассказала вам все, что знала.

- Где они познакомились?

- Да не знаю я, говорят вам! Почему вы мне не верите?

- Вероятно, вы сумеете что-то вспомнить. Иначе и быть не может. Какую-нибудь мелочь, не имеющую видимой связи со всем остальным. Событие, имя, что угодно.

- Имя я и впрямь помню, хотя не понимаю, при чем оно тут. Однажды я слышала, как Норри упомянул какого-то Джона Мэлбека. Это как-то связано с Алин Барбур, но не спрашивайте меня, как.

- Хорошо. Это уже что-то. А сейчас возвращайтесь к себе и снова предайтесь воспоминаниям. Завтра я под какими-нибудь предлогом загляну к вам. Возможно, устрою ещё одно несостоявшееся кораблекрушение. Как вы думаете, пройдет такой номер?

Мэлбек. Имя было смутно знакомым.

- Да, конечно, - отвечала Лорка. - Только, пожалуйста, не забудьте то, что я сказала. Мне совсем не хочется очутиться на борту корабля, совершающего длительное плавание. Понимаете?

- Я вам сочувствую, Лорка, честное слово. На худой конец, вы всегда можете потерять паспорт, верно?

- Ой, Бенни, а мне это и в голову не пришло. Вы правы. Не все так мрачно. Я ведь и впрямь могу стать человеком без гражданства.

23.

Утром я повстречал Джоан Харбисон. В её отношении ко мне по-прежнему чувствовалась некая холодность. Джоан с похвалой отозвалась о погоде и сообщила, что из Торонто прибыл какой-то большой полицейский чин, который задавал ей вопросы, а потом шагами измерял расстояние от лагеря Энея до дренажной трубы. Джоан догадалась, что вновь прибывший - важная шишка, когда увидела Гарри Гловера в фуражке и застегнутой на все пуговицы сорочке. Я пошел окунуться, ступил на мостки, но не увидел на стоянке никакой патрульной машины. В лучах утреннего солнца жарились только автомобили наших завсегдатаев. Мне казалось, что я чувствую запах паленой резины.

- Джоан, вы хорошо знаете Дэвида Киппа?

Джоан взбалтывала содержимое банки с надписью "Уильямсбургская белая". Я заметил, как у неё дрогнула рука.

- Да не очень. Он почти все время наблюдает за птицами, не расстается со своим биноклем. Приехал из Новой Англии. Заботливый отец. Что еще? Ах, да, вот, привез мне белую краску, такую белую, что белее не сыскать.

- Значит, он бывал здесь и прежде?

- Если верить Сисси, когда-то они с женой были тут завсегдатаями. Но вот уже несколько лет, как она неважно себя чувствует. Сисси говорит, у неё неладно с головой, но я не спрашивала, в чем там дело. Сама-то я впервые увидела Киппа только этим летом. Он подарил мне краску, чтобы помочь прозябающему новому владельцу. Сисси говорит, Киппы ужасно привередливы. Мишель однажды подняла хай, потому что в "Луке репчатом" не оказалось её любимого кефира. Уму непостижимо, правда? - Джоан не смотрела мне в глаза. Ее щека была вымазана краской, но в общем и целом она неплохо управлялась с покраской кресла.

- А почему вы об этом спрашиваете? - полюбопытствовала Джоан, не поднимая глаз.

- Мы с ним малость повздорили. Похоже, он очень высокого мнения о себе.

- Да он просто одержимый. Когда Дэвид приходит во флигель, мне делается тревожно, если там нет других людей.

Я наблюдал, как она размашистыми мазками наносит краску на доски. Мне нравилось умиротворенное выражение лица Джоан. Она макала кисть в банку, аккуратно снимала излишки краски, и эта работа, похоже, успокаивала её. На миг мне вспомнилось, как Том Сойер красил забор тетушки Полли. Понаблюдав ещё немножко, я отправился купаться.

Штук пятнадцать ленивых гребков, и я добрался до плотика. Подтянувшись, будто морж, я плюхнулся брюхом на теплый брезент. Из этого на редкость приятного положения я увидел, как из хижины вышел Дэвид Кипп, чтобы снять с веревки полотенца и плавки. На затянутом знойным маревом берегу не наблюдалось почти никакого движения, как при замедленной съемке в кино. Я снова скатился в воду и, дрыгая ногами, нырнул к усыпанному ракушками дну. Проплыл несколько метров, вглядываясь в отбрасываемую плотом тень. От его угла тянулась цепь, прикрепленная то ли к жернову, то ли к грузилу, наполовину ушедшему в мелкий мергель и песок. Я подплыл поближе. Тут меня ждал сюрприз. Якорь представлял собой круглый камень с вырезанным на плоской поверхности равносторонним треугольником, почти скрытым под донными отложениями. Я смахнул грязь и увидел грубое изображение козла с чудовищно громадными рогами. Легкие мои уже начинали лопаться, и я не без труда поднялся к поверхности, где вода была теплее и где я вдоволь нахлебался её. Правда, она была насыщена кислородом и изобиловала пузырьками воздуха.

Откашлявшись, я снова погрузился под воду, чтобы ещё раз взглянуть на свою находку. Сомнений быть не могло: на грузиле было то же изображение, что и на алтарном камне с картины Дика Бернерса, которую я видел в комнате Энея в Хэтчвее. Я снова выбрался на поверхность и решил, что камень, должно быть, лежит на четырехметровой глубине. У меня почему-то поднялось настроение. Возможно, из-за того, что я с раннего утра начал мыслить в метрических единицах.

Спустя полчаса я сидел во флигеле в обществе Гарри Гловера. Под мышками у него темнели мокрые пятна, рубаха была расстегнута, фуражки и след простыл. Значит, начальник Гарри, вероятно, уже на пути в Торонто. Гловер встретил меня без улыбки. Я вошел и отыскал стул. Мы оба понимали, что это не визит вежливости. Интересно, почему некоторым легавым и на службе удается оставаться людьми? Гловер казался встревоженным, злым и усталым, как будто полчаса общения с начальством были не лучшими в его жизни, и теперь он гадал, сможет ли хоть чуть-чуть поднять себе настроение, сорвав зло на мне.

- Ну, разве не прекрасно получать денежки за то, что ни о чем не волнуешься, да ещё в такую дивную погоду? В Торонто, говорят, сегодня настоящее пекло.

- Вы все считаете меня жителем Торонто, Гарри. Я из Грэнтема, запомните это. У нас дуют ветры с Онтарио, а от Ниагарского водопада летит водяная пыль.

Я окинул его взглядом в надежде, что он подумает : "А может, этот парень считает, что я валяю с ним дурака".

- Ваша наводка на мистера Уэстморленда помогла делу. Пришлось потолковать по душам с начальником полиции безопасности в Оттаве. Да, это Десмонд Брюер, все верно, ошибки быть не может. А Джордж Маккорд расколол его и стал ковать железо, пока горячо. Но много не наковал. Однако непохоже, чтобы Брюер заставил его замолчать навеки.

- Мне бы вашу уверенность. Откуда вы знаете?

- Оттавская штучка такого пошиба? Чиновник? Да он заблудится в лесу, едва выйдя за ворота усадьбы. Если уж и есть на свете изнеженный хиляк, так это он.

- Пораскиньте мозгами, Гарри. Этот неженка отправляется кататься на каноэ по неизведанным местам, как раз когда в казначействе неважно идут дела. А может, он когда-то был скалолазом, как наш последний премьер-министр? Не сбрасывайте со счетов оттавских столоначальников, не такие уж они никчемные. Я не говорю, что он убийца, просто сейчас мы этого не знаем.

- Черт возьми, никто не хочет облегчить мне жизнь. Всегда приходится брести кружным путем. Знаете, Бенни, тот парень из Торонто, который возится с отпечатками пальцев, нынче утром выдал мне корку. Говорит, на топоре есть ваши отпечатки. Стыд и срам, да?