Мы обменялись приветствиями и кивками, но не стали улыбаться и пожимать друг другу руки. И Берт, и Рэй были бледны и угрюмы. Помолчав, Рэй продолжал:

- Роба Кабаяси, одного из моих сотрудников, мы оставили в Хантсвилле, чтобы присмотрел там. Похоже, Пэттен в безопасности, и это уже хорошо. Надо добиться, чтобы слушания об освобождении под залог состоялись до пятницы.

Эддисон огляделся, как будто с его глаз только что сняли повязку, и он был посвящен в мужчины. Его вздернутые брови как бы вопрошали: что я тут делаю?

Я рассказал им о нападении Алин на усадьбу Вудворда и изложил то, что узнал от Гарри Гловера. Эддисон по-прежнему выглядел как опешивший биржевой маклер. Я представил себе, как он смотрит на себя в зеркало и задается вопросом: неужели я похож на человека, жена которого стреляет в людей? Эддисон был совсем не к месту в этой простецкой обстановке. Даже повседневная одежда выглядела на нем как деревянная. Я попытался сказать хоть что-нибудь.

- Мистер Эддисон, пятнадцать лет назад Пэттен был связан с сатанистами. "Последнего храма" тогда ещё не существовало. Ну, вы знаете, все эти диковинные обряды да церемонии. С ним были ещё два человека пожилой мужчина и его любовница, которая потом стала вашей супругой.

- Я ничего не знал об этом, - с заметным раздражением произнес Эддисон, его ровные зубы сверкнули из-под рыжеватых усиков. - Но мне было известно, что Алин вела безалаберную и богемную жизнь. Это меня не волновало, коль скоро она покончила с таким житьем.

Похоже, эта речь нелегко давалась ему, и у меня не возникло ощущения, что я приобретаю нового хорошего знакомого. Вполне возможно, что при следующей встрече он и вовсе не заметит меня.

- Насколько я знаю, эти их обряды имели довольно занятное свойство.

- Что ещё за свойство? - спросил Эддисон. Кажется, он надеялся, что я не отвечу.

- Не буду врать: все тонкости мне неизвестны, - проговорил я, рассчитывая, что такое высказывание удовлетворит его.

- Пожалуйста, постарайтесь выразиться яснее, мистер Куперман.

Теперь он сам напрашивался.

- Насколько я понимаю, эти обряды были насыщены большим содержанием. Их участники пытались породить носителя зла в чистом виде, возможно, даже самого дьявола.

- Нам непременно надо знать все подробности, Бенни? - спросил Рэй.

- Если хотите, могу и вовсе замолчать. Мне больно шевелить языком.

- Пусть продолжает, Рэй.

- Только в разумных пределах, Бенни. Не стоит разглагольствовать всю ночь напролет.

- Едва ли стоит говорить, что сатана так и не вылупился. Она даже не забеременела. Но, что гораздо важнее, Алин перенесла свое обожание, или осатанение, со старика на молодого. Это был Пэттен. Они уехали вместе и сожительствовали около пяти лет. Алин помогала Пэттену с его религиозным движением, они затеяли его на пару, и она считала себя не менее важной фигурой, чем он. Тем временем покинутый ею мужчина совершил страшное самоубийство, это заронило в душу Алин семена раскаяния. Они дали ростки, когда Пэттен отлучил её и от личной жизни, и от участия в своей новоиспеченной секте. Сегодня все мы видели, какой урожай принесли эти семена. Нападение не было следствием случайной встречи, мистер Эддисон. Быть может, вы сами сумеете рассказать нам об этом?

Эддисон кивнул.

- Да, она уехала в четверг утром. Отправилась в отпуск. Я не знал, что она здесь. Думал, покатила с подружками в Маскоку. Чуть ли не ежедневно Алин звонила мне и спрашивала, не раздобыли ли вы чего новенького. Я и мысли не допускал, что она сама следит за каждым шагом Пэттена.

- Рэй, когда ты нанимал меня на эту работу, то сказал, что тебе удалось установить местонахождение Пэттена. Я кобы тебе "начирикала птичка". Что это была за птичка, и откуда у неё эти сведения?

- Позвольте мне ответить, Рэй, - нервно теребя усы большим пальцем, сказал Эддисон. - Пи-Джей Тредвей - помощник Пэттена и сенатора Вэна Вудворда. Я познакомился с ним, когда вкладывал в секту кое-какие средства. Сенатор-то и познакомил меня с Алин. Боюсь, что Тредвей ведет какую-то осторожную игру. Он хочет обезопасить себя на тот случай, если секту запретят, но не желает рвать с ней, пока этого не произошло. Кажется, такая позиция называется выжидательной.

- Значит, и Тредвей тоже всячески стремится повлиять на решение Верховного суда. Теперь я понимаю, почему Пэттен был уверен, что сенатор продал его.

- Это все, Бенни? - с тревогой спросил Торнтон. Похоже, он не доверил бы мне даже прислуживать за столом, боясь, что я окуну галстук в соус.

- Мистер Андерсон, ваша жена покушалась на Пэттена несколько дней назад. Я не был уверен, что это Алин. Тогда она не причинила Пэттену никакого вреда, не то, что сегодня. Она сумела взорвать лодку Пэттена.

- Имей совесть, Бенни! - сердито воскликнул Торнтон, но Эддисон смотрел на меня совершенно невозмутимо.

- Где она научилась копаться в лодочных моторах, мистер Эддисон?

- Алин сама чинит свою спортивную машину. Регулирует двигатель. Скажите мне, мистер Куперман, какой женщиной надо быть, чтобы сделать все это?

Казалось, Эддисон вот-вот развалится пополам. Я ломал голову, не зная, что ему сказать, и приступил к своей речи, так и не успев привести мысли в порядок.

- Я всего лишь соглядатай, мистер Эддисон. Я понаторел в бракоразводных делах, а ваш вопрос уводит меня в сторону от привычной области. Вам нужен человек, который разбирается в такого рода вопросах Кто-нибудь вроде моего двоюродного брата Саймона Хеллера. Он - мозговед. То есть, психиатр. У него практика в Торонто. Но, по-моему, человек делает такие вещи, когда он не в себе. Не думаю, что этот человек опасен для общества в широком смысле слова. Но, как я уже говорил, это не моя епархия, и не мне судить.

- Все равно спасибо. Надеюсь, что вы правы.

Я улыбнулся. Рэй и Эддисон тоже заулыбались, как будто это могло сделать их надежды менее несбыточными.

- Ты возвращаешься в Грэнтэм, Бенни? - спросил Рэй.

- Да, как только во мне отпадет нужда в связи с другим расследованием.

Я поведал им о трех убийствах и о том, как волею случая оказался связанным с двумя из них. Рэй посоветовал мне не принимать все это близко к сердцу и прийти к нему в контору, как только я доберусь до города. Они выпили со мной по чашке кофе, познакомились с Джоан и с четой Пирси, а потом сели в машину и пустились в долгий путь до Хантсвилла.

И тут произошло нечто неожиданное. В дверях появился Майк Харбисон. Я принялся считать дни, загибая пальцы, и у меня получилась среда, но, когда я справился у Сисси, она подсказала, что нынче вторник. С минуту Майк постоял на пороге, но Джоан его не заметила; она сняла с керосиновой лампы закопченный плафон и принялась чистить его. Харбисон подошел к бачку, налил две чашки кофе, добавил сахару и молока и понес угощение жене. Она подняла голову. Ее лоб был вымазан сажей. Джоан просияла, будто лампочка. Улыбка осветила все её черты. Едва не выронив лампу, Джоан потянулась к мужу и поцеловала его. Я вдруг поймал себя на том, что улыбаюсь, и огляделся, желая узнать, заметил ли это ещё кто-нибудь. Разумеется, Мэгги, я мог бы догадаться. Старая Мэгги не прозевала ни великое воссоединение, ни мою заинтересованность.

Для человека, который не очень любит говорить, тем вечером во флигеле я был весьма и весьма словоохотлив. Выпив ещё чашечку кофе, я посмотрел, как Майк и Джоан выскользнули из флигеля через заднюю дверь и как Дэвид Кипп сгреб своих чад в охапку, чтобы оттащить в хижину. Когда огонь погас, и в очаге остался только тонкий серый пепел, флигель почти обезлюдел. Теперь тут сидели одни завсегдатаи. Мэгги объявила игру без козырей. Дез и Делия читали. Ллойд завел патефон, и Поль Робсон затянул свою "Линди Лу":

"Уж лучше лечь да помереть..."

- Поеду в Уитни, Бенни, пора на боковую, - сказал Гарри Гловер, бросая свою грязную фуражку рядом с кофейным бачком. - До свидания. Утром вернусь. По-моему, мы уже чего-то добились.