Не смог я вчера дописать письмо. Зашел поздно вечером Гоша и попросил помочь наблюдателям. Там двое молодых ребят, плохо работающих с ключом. Они путают код, а это совершенно недопустимо. Я передал за них последнюю сводку и долго рассказывал им о разных метеоштуках. Лечь спать удалось только в 2 часа ночи, потому что начался снегопад, которого никто не ждал, и мне пришлось снова передавать. Гоша прибегал с метелемером не раз, был сильно озабочен и прогнал меня отдыхать, сказав, что завтра нам потребуются силы.
А рано утром мы втроем побежали на наш седьмой лоток: Гоша, Арстанбек и я. Мы с "виолончелистом" уже дважды ходили туда, и для меня это была хорошая практика - добираться до самого дальнего лотка на "горняцком" склоне, копать там шурфы, определять температуру снежной толщи по слоям, замерять высоты слоев, вес и плотность снега, сопротивление его на разрыв и сдвиг. Все это постоянно меняется, и мы должны были предугадать момент, когда в зависимости от множества причин сцепление в толще снега уменьшится.
Гоша уже дважды выдавал "хозяевам" гарантийный бюллетень по седьмому лотку, а этот неожиданный ночной снегопад мог быстро перегрузить лавиносбор, лоток, и Гоша, передав вниз штормовое предупреждение, собрался с нами. По пути он рассказал, что осадков вообще-то выпало немного и снег там еще бы подержался, тем более что в вершину лотка бьет ветер, уплотняющий пушистый слой в "доску". Гоша боялся метели - передувания в лоток только что выпавшего снега с круч и хребтинок: "Там такая дьявольская орография!"
Из долины сильно ветрило, мела поземка. Когда мы добрались до лотка, то увидели, что глубокие шурфы, вырытые три дня назад, исчезли, снег лихо гоняло по лавиносбору, микросклонам, крутило в лотке и над лотком. Кручи, обступившие лавиносбор, хищно скалились сквозь кипящий снег. Я видел, как заволновался наш начальник: "Скоро перегрузит, надо спускать!"
Мы условились о сигнализации, Гоша рванул назад, а Зарлыков сбросил с плеч рюкзак. Ветер доносил снизу ноющие голоса "пчелок" - десятитонных самосвалов, которые бесконечным караваном вывозят с рудника свой хитрый груз. Да, я ведь не сказал тебе, какое добро этот рудник добывает из-под земли. И не скажу, потому что сам не знаю. Ребята болтают, будто из-за одной тонкой жилки такой руды расковыривают целый хребет, и ни спутники, ни лазеры, ни мазеры не могут работать без этого редкого элемента.
Я не представлял себе, каким образом мы вдвоем взорвем снегосбор, но оказалось, что Зарлыков и не собирался его взрывать. В его рюкзаке были две капроновые веревки и тонкий трос с какими-то гайками. Не знаю, как он эту тяжелягу пер. У меня, кроме лопаты за спиной, всю дорогу ничего не было, и мне стало неудобно. "Что же ты не сказал?" - спросил я Арстанбека, с усилием поднимая рюкзак. "Жалел", - засмеялся мой славный киргиз. "Так и я тебя мог пожалеть!" - возразил я. "Нет, меня не надо!" - "А зачем эти гайки на тросе?" - "Увидим. Давай скорей копать будем".
Мы долго и трудно лезли на скалу, и хорошо еще, что ветер дул в спину. На этой скале, над лавиносбором, висел огромный карниз снега, и я сообразил, что Арстанбек задумал обрушить его, чтоб стронуть лавину. Мы хорошо привязались и начали прокапывать траншею с двух сторон. Снег был плотный, твердый, будто утоптанный, приходилось его насекать. Я работал без оглядки, решив во что бы то ни стало прорыть траншею дальше середины карниза. Потом Арстанбек крикнул: "Веревку мотай!" Я подумал, что надо вылазить, а он, оказывается, увидел веревочные кольца на снегу и забоялся несчастья - если сорвусь вниз, то будет метров пятнадцать свободного падения, и я переломлю себе позвоночник.
Работали около часа. Я копал, а сам все думал: "Чего это такого не хватает, что было недавно?" Потом догадался: в горах стояла полнейшая тишина, внизу прервался шум машин, люди приготовились к лавине. Траншея наша подавалась, но Зарлыков, появившись надо мной, сказал, что надо глубже. А глубже копать было боязно - казалось, лопата вот-вот нырнет в пустоту. Я все же обогнал напарника - чуть ли не две трети карниза прошел и заслужил комплимент: "Бульдозер, не парень!" Потом Зарлыков выстрелил из ракетницы, дождался со станции ответного сигнала, и мы взялись за трос. Распустили его по дну траншеи, начали пилить снег гайками, резать тросом. Зарлыков еще раз прошелся по траншее с лопатой, втыкая ее глубоко, от души. В двух местах пробил насквозь. Знаешь, со стороны было жутковато наблюдать за этим, и я уже не понимал, на чем держится такая огромная и тяжелая гора снега, почему не рухнет.
Снова взялись пилить и хлопать тросом. И вот Арстанбек закричал: "Готовьсь!" Как-то неожиданно карниз чуть слышно заскрипел и начал медленно отваливаться. Я кинул повыше лопату, вцепился в веревку, уперся ногами в проступающий из-под снега камень. Многотонная глыбища оторвалась целиком и беззвучно скрылась. Потом под скалой послышался какой-то утробный вздох. И в ту же секунду задвигалось все внизу, смешалось, зашумело, загрохотало. Массы снега ринулись вниз по лотку, стронули камень, и грохот стократ усилился в скальном кармане. "Жакши! - кричал мне Арстанбек. - Эх, хорошо, Валера!"
Сквозь метель все же было видно, как лавина разгонялась по крутизне лотка, вспухала иногда, потом проваливалась, скрывалась за скалами и вскоре совсем исчезла, только шум ее, приглушенный расстоянием, докатывался до нас ровной волной.
Назад, уже в сумерках, я шел счастливый и гордый, вполне довольный прошедшим днем, чего со мной давненько не бывало. А недалеко от станции нас встретили ребята, искупали в снегу, сообщили, что внизу все в порядке, хотя лавина оказалась неожиданно грозной и объемистой - спрессованный снег запечатал проход к аварийному бензохранилищу. Арстанбек в ответ на эту информацию затрубил носом какую-то киргизскую мелодию.
Все! Ручка уже плохо держится в пальцах, глаза слипаются, а мне рано вставать - кухарничаю. Гоша, между прочим, зашел к нам однажды ночью и спросил меня: "Что это ты все пишешь?" Пришлось в общих чертах рассказать о наших обстоятельствах. "Лишнего не пиши", - намекнул он. "А я не знаю ничего лишнего", - сказал я. И один раз Арстанбек долго смотрел, как я пишу, потом сказал: "А мы так жениться будем, без писанины". Силен?