Едва зайдя в номер гостиницы "Националь", где я должен был пребывать, я бросился к телефону, названивая директору "Спутника". Мне удалось разыскать его лишь поздно вечером. Голос Овсеенко звучал, как из преисподней:
- Только что пришел домой. Весь день давал показания... тут целая история... Нет, нет, дорогой, не волнуйся. Все о'кей... Болгары передают тебе привет. Желаю счастливого пути...
Он, объяснялся кое-как, смешивая английские и немецкие слова. И. вроде, совсем перестал понимать мой русский. Я сообразил - директор не хочет говорить со мной. Его здорово напугали и запретили разглашать информацию. Да... Там действительно заварилась каша... В то же утро, когда я катил в Симферополь, на столе в морге уже лежал труп Паламарчука, погибшего от выстрела в висок. Это я узнал позже...
- А рыжая певица?
- Она вернулась домой. Но больше в "Спутнике", вроде, не выступала... Снежину я разыскивать не стал. И в СССР больше не поехал. Устроился на работу в серьезном ведомстве, прожил десять лет на Востоке. В СССР не рвался. И, думаю, меня бы не пустили. Связав убийство партийного босса с моим присутствием, они выяснили обо мне, очевидно, множество неприятных вещей... В частности, истинную профессию... Увы, я никогда не был ни журналистом, ни коммунистом... Разве что по совместительству.
- И это все? - искренне удивился Сид.
- Все. Что касается личных впечатлений.
- Извини... Мне кажется, Арчи, что у тебя с головой не так хорошо, как ты полагаешь. Если ты помнишь имена и названия городов, это ещё не свидетельствует о способности к здравому мышлению. Извини, в семьдесят четыре надо копаться в собственном садике, удить рыбу... Ну, я не знаю... Конечно, приятно предаваться воспоминаниям... - Сид мял в худых сильных пальцах хлебный мякиш.
- Не мни хлеб, парень. Это грех. - Насупился Арчи. - И не читай мне мораль. Я не сдал тебя в полицию вовсе не для того, чтобы выслушивать от сопляка диагноз относительно собственных умственных способностей. Это у тебя с мозгами не так уж хорошо, изволь заметить.
- Я и не хвалюсь. Полный говнюк. И без всяких надежд выбраться. Признайся, тебя во мне именно это привлекло? Псих, которому нечего терять. Наивен, не смотря на агрессивность. Нищий искатель приключений.
- Разве я плохо рассчитал? Разве тебя уже не манит блеск лежащих под водой золотых слитков?
- Прошло четверть века... Да я как-то... Я не задумывался о богатстве.
- Клад не найден. Я проверял информацию. А вот женщина по имени Анжела и по фамилии Градова, которой Паламарчук передал карту, живет в том же доме на Второй Заречной. Она вышла замуж за гитариста и даже не купила себе машину. У неё нет тайных счетов в иностранных банках и родственников, которым можно было бы переправить миллионы. - Арчи через стол приблизил седую круглую голову к сосредоточенно молчавшему собеседнику. - Она так и не поняла, каким сокровищем одарил её погибший любовник.
- С чего ты решил, что она не выбросила кассету с пленкой или не отдала её бандитам?
- Если бы план попал в руки мало-мальски мыслящего человека, то мы бы узнали о поисках и находке. Если она потеряла пленку... Ну. что ж, путь кладоискателей не прост!
- Под каким соусом я туда двину? И за чьи бабки?
- Крым теперь автономная республика в составе Украины. Там только и ждут богатых туристов. Даже если ты американский студент, население будет обожать тебя... Дорогу и расходы на прогулку, естественно, оплачу я... А как же иначе - ведь ты скажешь Анжеле, что являешься сыном некоего американца... Того самого, что пострадал от бандитов.
- Если пленка у нее, Анжела не отдаст её мне. Русские - сумасшедшие патриоты. Уж лучше она продаст информацию государству.
- Ха! Об этом писал твой отец двадцать лет назад? Все переменилось, мальчик. На бывших территориях СССР господствует мафия, а граждане утратили светлые идеалы. Они не станут связываться с государственными органами, потому что не доверяют им. Лучше синица в руке, чем журавль в небе главная заповедь простого человека. Разве живущая в нищете Градова не лучшее тому подтверждение? Русские не любят риска и патриотических назиданий. Главный их кумир теперь - доллар. Баксами ты и расплатишься с женщиной за совершенно ненужную ей пленку.
Сид недоверчиво взглянул на собеседника. Глаза старика горели юным огнем, он был похож на дирижера большого симфонического оркестра, вышедшего к публике.
- Не смотри на меня так, мальчик. Гудвин частенько ошибался сам, но не втягивал других в тухлые делишки. Тебе ведь не помешает прогуляться к морю?
- Ты утверждал, что взял сорочку напрокат. Поездка в Россию стоит несколько дороже, чем клевый смокинг.
- Не надо считать мои деньги. Сорочка и клад - разные вещи.
Арчи нарочито сладко зевнул: - Ада баиньки. Лучшие мысли приходят во сне.
*Глава 6
Пасха в этом году пришлась на май. Вокруг церкви Петра и Павла, что на Зеленом холме, бурно цвели акации, а на газонах вокруг алели тюльпаны. В воздухе разливались райские ароматы, а звон колоколов слышался даже на набережной. Церквушку, выстроенную в начале века купцом-миллионщиком в благодарность за исцеление от чахотки любимой супруги, после революции изрядно порушили, позже уцелевший центральный неф превратили в сушильню, где местный кооператив заготавливал чернослив и вяленые груши.
Лишь с приходом новой демократической власти в городе был восстановлен приход, а храм отремонтирован. Приезжали строители-добровольцы из Симферополя и Киева, а свои помогали и руками, и деньгами. И поднялись над старыми акациями лазоревые купола в золоченых звездах и зазвонили колокола, разнося над теплой весенней землей благую весть - Христос воскресе!
Анна пела в церковном хоре уже пять лет, но лишь во время пасхальной службы её охватывал ни с чем не сравнимый трепет. Она слышала свой голос, словно со стороны, усиленный мощным динамиком, но не ломящийся в душу, а пронизывающий её радостным солнечным лучом. И видела, чувствовала, как происходит нечто подобное и с другими - теми, кто пел рядом, кто стоял внизу со свечками в руках. Суровый сорокадневный пост она переносила нелегко - на последней неделе ноги подкашивались и в голове стоял звон, а когда двигалась, то, вроде, не касались земли - вроде чуть-чуть летела. И казалось порой - стоит попросить Господа принять её, оттолкнуться кончиками пальцев - и воспаришь в бесконечную синиюю благодать...
Анжелику Градову, называвшую себя после крещения Анной, считали женщиной доброй, несчастной и малость тронутой. Выстояв службу, в прохладе брезжущего рассвета, она пошла домой, оборачиваясь на церковь и осеняя себя крестным знамением. Выстояла, отпела! Бог силы дал. И ведь как звонко, как чисто звучал голос - из самой души... Идти вниз было легко и радостно, радость несла её на крыльях, будто река и мысли являлись светлые, праздничные.
У подъезда Анна похристосовалась со старухами - такими же, как она, сорокапятилетняя, сухонькими, подвязанными платками. Они, может, и помнили, как гоняла по городу на мотороллере рыжеволосая оторва, выступавшая в ресторанах со своей гремучей бандой. Но та была совсем другой, никакого отношения к Анне не имевшей.
Теперь они жили вдвоем с матерью. Марию Андреевну Градову, женщину бодрую, плотную, полную сил, преследовали несчастья. Вначале восемнадцатилетняя Анжелика от рук отбилась, но оставалась надежда: выправится девка, повзрослеет, возмется за ум, да еще, может, и впрямь эстрадной знаменитостью станет.
Когда Марии Андреевне стукнуло тридцать шесть, она обнаружила, что беременна. Столько лет ждали-ждали со Степаном сына и вот на тебе! Умные люди советовали сделать аборт, но она решила выносить. Организм крепкий, силой природа не обидела - сестра-хозяйка санатория "Шахтер", вскоре ставшая завхозом, не гнушалась сама по этажам с пылесосом пройтись, окна помыть, когда кто-нибудь из уборщиц на бюллетене сидел, все в образцовом порядке держала, а потом дома - вторую смену до полуночи отрабатывала. Могла бы выносить ребеночка, могла... Если б не Степкины пьянки. Запивал он не часто, но круто. Не утерпел, не дождался рождения наследника - ушел в загул, как говорил, на радостях. Привезли домой с вытрезвителя хорошие люди, знавшие Степана: "Ему бы к врачу надо". Передние зубы выбиты и рука на привязи - пьяная драка.