– Да, – сказал Рогов. После паузы добавил: – В основном теоретически. Плюс месяц практики в Космическом резерве сейчас. Эти корабли появились, когда у меня был перерыв в полетах.

– Долго не летали?

– Довольно долго.

– Долго, Серегин, слышите? Гм… Скажите, Рогов, а летали вы на каких трассах?

– На межзвездных.

– Много? – спросил Серегин.

– Подождите, Серегин, я же разговариваю! Естественно, много: иначе он не был бы пилотом экстра-класса. Вы знаете, Рогов, я удивляюсь, что вас направили на такую скромную работу. Ведь пилотов экстра-класса не так много?

– Сейчас уже около двадцати.

– Все они – надпространственники, – сказал Серегин. – А как у вас с навыками работы в трех измерениях?

– Я почти все время работал именно в трех.

– Очень хорошо, – сказал Говор. – Исчерпывающий ответ. Вы еще что-то хотите спросить, Серегин?

– Только одно. Долго ли вы не летали? Точно.

– Да постойте, Серегин. Что вам дадут цифры? Ну, пусть он не летал даже пять лет – выработанные рефлексы и навыки ведь не исчезают. А вот почему вы не летали? Это важнее.

– Женился, – сказал Рогов. – Жил на Земле. Отдыхал, можно сказать.

– Я вас понимаю. Человеку необходимы перемены. А теперь, следовательно, семейная жизнь вам приелась, и вы решили…

– Нет, – сказал Рогов. – Не то чтобы мне надоело…

Было в его голосе что-то такое, что заставило обоих собеседников вглядеться в Рогова повнимательнее. Нет, все было в порядке: рослый, плечистый человек под сорок, с гладким лицом и уверенными движениями. Но вот только что им послышалось? Какое-то горькое превосходство, что ли?

– Вот как? А почему же вы решили, выражаясь высоким штилем, вновь покинуть Землю?

Рогов подумал и пожал плечами.

– Понимаю: вы затрудняетесь ответить. Это даже неплохо: ваше желание, значит, естественно, органично…

– Много ли у вас детей? – спросил Серегин. – И согласна ли жена?

– Дети выросли, – сказал Рогов. – Жена умерла.

– Простите, – сказал Серегин.

– Нет, позвольте! – возмутился Говор. – Что значит – простите? Как это – умерла жена? У нас стопроцентная гарантия жизни, каждый человек уже сегодня доживает до своего биологического рубежа, а вы говорите – умерла жена! Отчего? Непонятно.

– Очевидно, – сказал Рогов, – достигла своего рубежа.

– Во сколько же это лет, если не тайна?

– Ей было сто два, – сказал Рогов.

– Сто два? Простите, а сколько же тогда лет вам? – спросил Серегин.

– Двести двадцать семь, – сказал Рогов.

– Да нет, – поморщился Говор, – нас интересует не это. Не ваши релятивистские годы, не время, прошедшее на Земле, пока вы летали на околосветовых скоростях. Мы хотим знать ваш реальный, физический, собственный возраст. Годы, которые вы прожили. Ясно?

– Отчего же, – сказал Рогов. – Ясно.

– Итак, вам…

– Двести двадцать семь. Релятивистских – более трехсот.

Говор схватил бокал и снова со стуком поставил его на столик.

– Скажите, Серегин, – сердито спросил он, – кого вы мне рекомендуете? Я просил пилота, а наш друг Рогов, мне кажется, мистификатор. Потому что предложение чудес, как говорит Герт, на свете куда меньше спроса. Двести двадцать семь лет? А почему не больше?

– Двести двадцать семь, – сказал Рогов, пожимая плечами. Он не обиделся. – Больше не успел.

– Просто интересно!! Но вы понимаете, Рогов, в этом-то вопросе мы специалисты. Возраст – это, так сказать, наша профессия. И будь вам действительно… ну не двести двадцать семь, конечно, но хотя бы полтораста – учитывая ваш облик и состояние здоровья, мы изучали бы вас, как редчайшую из редкостей, биологический раритет. Но почему же мы до сих пор о вас ничего не слышали? А?

– Не знаю, – сказал Рогов. – Я не думал, что обо мне кто-то должен знать.

– Но позвольте! Вы же живете не в пустоте! Люди…

– Большую часть жизни, – сказал Рогов, – я провел как раз в пустоте.

– Да, конечно. Однако же…

– Позвольте мне, – вмешался Серегин. – Не думаю, чтобы он шутил. По его виду этого не скажешь. Да и зачем бы? И однако, это невероятно. Так что, я надеюсь, Рогов не обидится, если мы…

– Да, пожалуйста, – сказал Рогов.

– Тогда скажите, в каком году вы родились.

– В девятьсот шестьдесят пятом. Одна тысяча…

– С ума сойти! – не удержался Говор. – При всем желании я…

– Одну минуту. Когда вы начали летать?

– Вскоре после возникновения звездной космонавтики. На лунных трассах.

– Значит, вам было не так уж мало лет, когда…

– Но и не много. И опыт. И хорошее здоровье.

– Так. Затем?

– Участвовал в освоении планет. На периферии солнечной, потом в других системах… Это есть в послужном списке.

– Да, – сказал Говор. – Это релятивистские экспедиции до открытия надпространства. Но в таком случае мы крайне просто можем это… Серегин, свяжитесь, пожалуйста, со Звездной летописью.

Неторопливыми шагами Серегин прошел в угол кабинета, где, тяжелый и надменный, возвышался пульт информаторов. Серегин набрал номер. Засветился экран; он был вытянут снизу вверх, сохраняя традиционные пропорции книжной страницы. На экране зажглось название указанного Говором источника. Затем возникла первая страница, вторая…

– Быстрее, Серегин! – нетерпеливо прикрикнул Говор. – Рогов, где нам искать?

– В четырнадцатой. И девятнадцатой…

– Четырнадцатая экспедиция, Серегин. Что вы копаетесь?

Страница остановилась на экране. Серегин вглядывался в нее.

– Ведущий корабль «Улугбек», – вслух прочитал он. – Ведомый – «Анаксагор». На каком были вы?

– «Улугбек» не вернулся, – тихо сказал Рогов.

– «Анаксагор». Одну минуту… Так. Шеф-пилот – Мак-Манус. Пилоты: Монморанси – ого! – и Рогов. Да, Рогов.

Рогов вздохнул.

– Гм, – сказал Говор. – Это было сколько лет назад? Да… Удивительно. Посмотрите, Серегин: там должны быть фотографии членов экипажа. Вы, конечно, простите нас, друг мой. Вы понимаете: такие факты нельзя принимать на веру.

– Нет, пожалуйста, пожалуйста, – сказал Рогов, чуть улыбаясь.

– Вот Рогов, – сказал Серегин. Он впервые с откровенным интересом взглянул на пилота. – Посмотрите сами.