– Ну что же, – впервые за эти минуты подал голос пребывавший, похоже, в состоянии глубокой задумчивости Федоров. – Давайте, друзья, выворачивайте карманы. К сожалению, друг Гост, денег у нас, как можете убедиться, просто нет. Так что ваша фирма на нас вряд ли заработает.

– Отчего же? – искренне удивился иссорианский языковед. – У вас же есть корабль. А он стоит немалых денег – если, разумеется, в исправности. Конечно, перед аукционом наши специалисты проверят его тщательно и всесторонне… Безусловно, жаль, что сорвалась ваша торговая операция, но что поделаешь – судьба.

Меркурий издал звук, весьма напоминавший стон.

– Да ладно, – негромко сказал ему Федоров по-русски. – Еще ведь не вечер.

– Конечно, не вечер, – угрюмо согласился синерианин. – Уже ночь.

– Что за странный язык, на котором вы разговариваете? – спросил Гост. – Это ливерский?

Он глядел на Федорова, слегка прищурившись.

– Один из его диалектов, – ответил Федоров не задумываясь. – А вам что, не приходилось слышать раньше?

– Возможно, и приходилось… – проговорил Гост. – Не помню.

На этот раз внимательно посмотрел на него уже советник.

– Куда же нам класть все – на землю? – спросил Изнов, вмешиваясь в языковедческий диалог.

– Ребята, – позвал Гост. – Принимайте клиентуру, йомть.

Курцы, поплевав на окурки, неспешно поднялись. Один из них доброжелательно кивнул:

– Пошли наверх, йомть. Прохладно уже…

– Устраивайтесь там, – сказал вдогонку Гост. – Я потом зайду к вам. У меня дежурство до утра, а вам вряд ли спать захочется.

– А кормить нас будут? – успел поинтересоваться практичный Федоров. – По безналичному расчету?

Он вошел последним в подъезд, так и не услышав ответа.

Наверху их провели в тесную комнатку, где не было ничего для жизни, кроме трех топчанов и умывальника с полочкой, на которой стоял пластиковый кувшин и несколько таких же кружек. Висело бумажное полотенце. Единственное окно, закрытое ставнями снаружи, с внутренней стороны было снабжено еще и решеткой.

– Действительно смахивает на камеру, – проговорил Федоров, внимательно все оглядев. – Вам не кажется?

– Не приходилось бывать, – проворчал Изнов, чье настроение испортилось окончательно. – Послушайте, вы, как вас там… Надзиратель, или как к вам обращаться…

– Йомть, – сказал иссорианин в ответ. – Значит, устраивайтесь. Эта вот дверка не запирается, и если будет нужда выйти, то по коридору и направо. А вниз сходить не надо, не положено. А если что приготовить для еды, то еще дальше по коридору, только за это расчет отдельно. Газ там, йомть, посуда, все такое.

– А как насчет продуктов? – живо заинтересовался Федоров.

– Не держим, йомть. Но если есть, то не запрещаем. А только мало кто хочет жрать перед судом. Конечно, бывает, но редко. Переживания мешают. На суде, йомть, может обернуться всяко. Ну, если срочно что-нибудь понадобится – покричите, я внизу буду. Только зря не орите, чтобы там просто поговорить или в этом роде. Поспать вам бы лучше всего. Когда спишь, меньше беспокойства.

И он ушел, затворил за собой дверь, но запирать и вправду не стал.

– Значит, придется засыпать на голодный желудок, – проговорил Федоров недовольно. – Я считаю это нарушением прав человека: раз предоставляют казенную квартиру, то должны и кормить.

– Гм… – произнес Изнов, поднял и опустил брови. – Воистину, век живи – век учись. Ладно, давайте укладываться, раз уж тут такой протокол. Белье хоть чистое?

– По-моему, здесь его никогда и не было, – ответил Федоров. Он первым улегся, не раздеваясь, на топчан, закутался в грубое одеяло. Изнов и Меркурий последовали его примеру.

– Интересно, – сказал Федоров из-под одеяла. – Мне пришло в голову: если мы усвоили здешний язык через желудок, то почему разговариваем ртом, а не чем-нибудь другим?

– А вы уверены, что это пришло вам именно в голову? – сердито откликнулся Изнов. Он укрылся с головой, и голос его прозвучал глухо.

– Господа, ведите себя прилично, – посоветовал Меркурий негромко. – И вообще будьте крайне осмотрительны во всем. Боюсь, что…

Он не закончил; видимо, синерианин знал больше, чем его спутники, – или о большем догадывался, однако предпочел держать свои умозаключения при себе.

– Меркурий, может быть, выскажетесь членораздельнее? Кстати – что вы думаете об этом Госте, нашем тюремщике? Вам не кажется, Ваше Приятное Свечение… Меркурий!

Дворянин не ответил – уснул или, скорее, сделал вид, что засыпает.

– Не знаю, насколько это осмотрительно, – пробормотал Федоров, поеживаясь, – но не помешало бы выпить. Хотя бы для сугрева.

– Лучше не надо, – откликнулся Изнов. – Имеем печальный опыт.

– Проблема чисто теоретическая. Поскольку все равно нечего.

– Это меня успокаивает.

– Ничего. Завтра попадем на корабль – прихватим.

– Си, – сказал Изнов.

– Что это вы, посол, вдруг перешли на испанский?

– Нет, это латынь, друг мой.

– Какая разница?

– В данном случае огромная. По-испански это означало бы «да», но по-латыни «си» значит – «если».

– Если – что?

– Если попадем на корабль. «Если» – великое слово. Пусть в нем заключена и не вся мудрость жизни, но уж половина – во всяком случае. Ладно, советник. Попробуем и в самом деле уснуть.

– Если, – ответил Федоров невесело. – Если усну. Тут возникли некоторые поводы для размышлений…

– О чем, если не секрет?

– Я все думаю: должны же были где-то принять мой сигнал!

– Где именно?

– Если бы я знал! Мне известно только, что такое место существует, и есть реальный человек, который может – и обязан – помочь.

– Ладно. Спите.

Все-таки он уснул, и ему стала сниться всякая чепуха, черт знает что: драки, перестрелки, побеги, погони – все какой-то недипломатический репертуар. Сны донимали, как изголодавшиеся комары. А напоследок привиделся даже разговор – в котором сам он, впрочем, не участвовал.

– Да что же их поднимать в такую рань, – говорил один собеседник, чей голос во сне казался вроде бы знакомым, хотя облик никого в частности не напоминал.

– Нужно же все оговорить! А времени мало: боюсь, надежники уже в курсе, и если они их заграбастают…

– Нам их не удержать. Единственный выход – все-таки сдать их Сброду, там начнется обычная тягомотина, а мы тем временем…

– Да погоди ты… Корабль надо ведь хотя бы выключить из игры. Я попробую все-таки сыграть спектакль…

Тут Федорову наконец подумалось, что это и не сон вовсе.

Он осторожно приоткрыл один глаз.

Комната была той самой, где он засыпал. Сотоварищи Федорова по-прежнему лежали на топчанах, тусклая лампочка так же светила, а на табуретках, что довершали вкупе с фанерным столиком меблировку камеры, теперь сидели двое: их давешний спутник Гост и другой иссорианин – его советник тоже опознал сразу: тот самый парень с коммерческим уклоном, что разговаривал с вновь прибывшими о фрахте сразу после того, как они вышли из корабля. Федорову этот туземец активно не понравился, и было бы, конечно, куда лучше, если бы он не уставился на советника как раз в тот миг, когда терранин осторожно поднял веки.

– Ну что, выспались, уважаемый? – поинтересовался посетитель. – Пора, пора встречать день грядущий!

Стало ясно, что доспать не дадут. Да и действительно – дела ожидали их, и, судя по всему, не самые приятные, и надо было разделаться с ними поскорее.

– Подъем, господин Полномочный министр! – как в казарме, скомандовал Федоров. – И вы тоже не отставайте, Ваше Приятное Свечение!

Изнов лениво спустил ноги на пол, сел на лежанке, провел ладонью по лицу.

– Бриться надо, – проговорил он уныло, – а ведь все там осталось… Вот тоска. – Он зевнул. – Так что за спешка, милостивые государи?

Он смотрел на Госта, но ответил второй иссорианин:

– Йомть, значит, так. Даю миллион. Сразу предупреждаю: выше никто не даст. Спросите хоть кого: я всегда плачу столько, сколько вещь стоит. Миллион. Наличкой, конфиденциально, так что налогов платить вам не придется, очень крупно сэкономите. Оформление беру на себя. Но – сделать надо быстро, раз и два, иначе все сорвется. Кто хозяин – ты?