Кэтрин хмурится, недовольная расположением стрелок на циферблате часов.

Еще целых двадцать минут до конца занятия. Гребенная вечность.

Хочется свернуть шею незамолкающему учителю и впиться в горло однокласснику, сидящему за партой спереди. Разорвать артерию к чертям собачим, вкушая тягучий красный нектар с металлическим привкусом. Только у Кэтрин нет больше острых клыков, сверхъестественной силы и, блядь, вечности тоже нет. Вампир из неё был что надо, человек — так себе. От горькости осознания ситуации хочется выть на луну (слава всем богам, что она не воняющий псиной оборотень), но может себе позволить лишь закусывать щеку до боли и терпеть.

От скучного и серого Осло её затошнило уже на следующий день после прилета. Однако Пирс вынуждена прятаться от врагов (за сотни лет существования их не сосчитаешь на пальцах обеих рук) желающих вырвать ей сердце и спалить останки на торжественном праздничном костре. Умирать ей не хочется, а девиз «Я всегда выживаю» теперь вытатуирован в районе выпирающих ребер.

Кэтрин старается держать себя в руках, ходит в школу, посещает местные вечеринки, а по выходным закупает продукты в супермаркете неподалеку. Только, как у вечно правильного Стефана, у нее не выходит. От собственной ничтожности хочется плакать, но нельзя — жалко двадцати минут потраченных утром на рисование идеальных стрелок.

Иногда, Пирс задумывается над тем, чтобы поменять себе имя. Купить книжонку с дурацким названием «Тайна имени» и подобрать, что-то похожее на свое. Катарина Петрова была миленькой наивной девчушкой, влюбчивой и мечтательной. Кэтрин Пирс шикарной стервой, любящей интриги и смертоносные игры. Кто она сейчас — сама не знает. Из прошлой жизни остались три тоненьких веревочки: Елена Гилберт, Стефан и Деймон Сальваторе — первые в списке под громким заголовком «месть». Желание утопить собственного двойника в луже крови выбито на подкорке головного мозга и светится на кофейной радужке глаза.

Продолжая отсчитывать секунды до звонка, Кэтрин явственно ощущает на себе колючие взгляды, полные ненависти и злобы. В область затылка — взгляд Евы, в правое плечо — Нуры. Первая стала свидетелем жаркого поцелуя между ней и Крисом в одном из коридоров школы. Вторая видела теперь недостижимого для нее Вильяма, шепчущего милые нежности ей на ушко. Кэтрин прикидывает в уме сколько времени понадобиться подружкам для обмена информацией, сопоставления фактов и её разоблачения перед Пенетраторами. Хищная улыбка расплывается на красивом кукольном личике — финальная стадия игры наступит совсем скоро.

Первые красавчики школы Магнуссон и Шистад стали неплохим способом отвлечения от дурных мыслей. Смазливые до нельзя парнишки, прожигающие жизнь алкоголем и сексом, привыкшие к идеализации со стороны сопливых школьниц. Кэтрин не выдумывает ничего нового и действует по проверенному плану: очаруй, околдуй, затем влюби в себя и мучай, сколько сердцу угодно. Игра с двумя близкими между собой парнями её любимая. Ничего не напоминает? Правда тогда были братья, а сейчас лучшие друзья. Жажда к играм и манипуляциям у Кэтрин таки осталась.

Играть оказывается легко и без наличия способности внушать. Пирс замечают в самый первый день её появления в Ниссен. Кудри, спадающие шоколадным водопадом по хрупкой спине, темные омуты глаз, обрамленные пушистыми ресницами и хитрая улыбка — никогда не давали сбоя. Лукавые взгляды в сторону Шистада, показная недоступность, брошенные двусмысленные фразы и бедный паренек мучается от снов с её участием. Естественно грязных. Вильяма манят колкие фразочки на контрасте с обманчиво ласковыми прикосновениями. Бедная своенравная Нура, неподпускающая к себе парня слишком долго, становится вчерашним пройденным днем. В отличие от нее, Пирс знает точно, когда поводок нужно ослабить.

Просчеты Кэтрин оказываются верны и уже вечером она с нескрываемым удовольствием наблюдает за дракой лучших друзей. Оба бьют сильно, наотмашь, пытаются доказать право на «свое». Будь они слегка наблюдательней, то заметили бы в дьявольском облике Кэтрин неоновую выписку «Ничья, своя собственная».

Дождавшись пока парнишки спустят пар, Кэтрин тащит их к себе домой. Наблюдая, как они обрабатывают свои увечья, она попивает виски и небрежно замечает, что никому из них ничего не обещала, как и они ей. Показное равнодушие, хлопание ресниц и соблазнительное закусывание губы делают свое дело. Наутро Ниссен разрывает новость, что у них образовалась триада. Ева прогуливает школу и напивается в хлам. Трахается с первым встречным в грязном туалете, после чего рвет там же. Нуре отказывает её привычная маска и к ней стараются не подходить ближе чем на метр.

От кидаемых завистливых взглядов одноклассниц бывшая вампирша смеется и жалеет, что не может слышать их комментарии. Слух у нее к чертям человеческий. Она поочередно сладко целует своих новых цепных собачек и соблазнительно покачивает ножкой, обутой в дорогущие дизайнерские туфли с блядской шпилькой (подарок Вильяма).

Кэтрин бы продолжать радоваться чуть подольше, но за очередным поворотом её караулит разочарование. Магнуссон — первый красавчик, главарь банды, на деле оказывается чертовски нежным любовником. Он обожает исследовать её тело часами, мягко целовать шею и смотреть на нее нежным затуманенным взглядом. Он целует её до невозможности терпко, сладко. Тягуче медленно теребит горошинки сосков и двигается в ней осторожно, ловя каждый её стон и даря в ответ чересчур громкий удар сердца.

— Нужна мне, —шепчет в её уста, чуть сильнее сжимая точенную талию.

Кэтрин, блядь, так не нравится. Вильям её идеализирует, делает своеобразным якорем, который по идее должен держать его на плаву среди бушующего океана проблем под названием жизнь. Глупый, глупый мальчик. Кэтрин — сука, бросит тебя в самый шторм и не принесет цветы на могилку.

Крис в этом плане оказывается слегка получше. Он не боится оставить на её шелковистой кожи засосы и багровые следы на бедрах, а иногда Пирс особо везет, и Шистад душит её нежную шейку, параллельно вдалбливаясь в её тело со всех сил. Она хоть и стала человеком, но любовь к царапинам, укусам и жестким резким движениям осталась.

Только Пирс этого мало и она замечает, что все чаще поглядывает на бьющуюся жилку на шее. Она часами готова ею любоваться, разве что слюни не пускает. Так сильно хочется вгрызться в артерию, вкусить алую тягучую кровь. Она уверена, ей понравится.

Выдержка отказывает через месяц. Не сдерживая себя, Кэтрин со всей дури кусает кожу Кристофера. Прокусить до такой желанной жидкости с первого раза не получается, но она словно заведенная пытается снова и снова. Мальчишка, находящийся на пике блаженства, даже и не пытается её остановить, лишь призывнее открывает доступ к своей шее. Когда, наконец-то, у нее получается слизать крошечные капельки крови, Кэтрин протяжно стонет. Ей нравится вкус, как и прежде. Пятьсот лет в теле кровососа не прошли бездарно, привычки то остались.

С того раза, она проделывает это регулярно. Меняется только человек, который послушно, думая что по доброй воле, подставляет ей свою шею или запястье. У Криса например, теперь постоянно располосана спина, будто кто-то играл на ней в крестики-нолики. Вся школа теряется в догадках, с чего бы их местные короли стали носить рубашки с высоким воротом и прикрываться толстовками до самых ушей. И на ближайших выходных бегут закупаться подобной одеждой, стадный инстинкт в действии.

Вскоре Кэтрин таких недо выпиваний крови тоже становится мало. Зависимость и потребности растут в геометрической прогрессии. Воскресенье — придорожный бар — чужая машина. Пирс больше себя не сдерживает и перерезает незнакомцу артерию нахрен, наслаждаешь стонами боли и любимым запахом. Домой она возвращается полная эйфории и с пятнами крови на дорогой шелковой блузе. Она обязательно повторит на следующих выходных, а её милые, богатые и абсолютно влюбленные Крис и Вильям помогут сдерживать жажду в будние дни.

Кэт, как её упорно называют обо парня (для них она, как парадоксально не звучит, ассоциируется с милой, порой своевольной кошечкой), оказывается чертовски умным маньяком, заставляя норвежскую полицию рвать на себе волосы при очередной находке обескровленного тела. Пирс больше не нужны клыки, она и без них продолжает наслаждаться, пусть и не вечной, жизнью.