Я спросил, что со светом. Энквен замешкался с ответом. «Включи аварийное освещение», – велел я. «Отсек освещен, капитан», – ответил Энквен. Я поднес руку к глазам и наткнулся на повязку. Как это я сразу не ощутил ее? Видимо, кожа утратила чувствительность. «Что со мной, Энквен?» – спросил я. Робот ответил, что у меня, возможно, задет зрительный нерв. Я заметил, что боль теперь не сильная. Энквен сказал, что, доставив меня в отсек, он сделал мне местный наркоз.

Ну, а что было дальше, не помню. Потерял сознание. Энквен рассказывал потом, что оперировать меня он решился после долгих раздумий… И спас мне зрение, а возможно, и жизнь. Заодно мой помощник спас и «Пион». В условиях искривленного пространства только человек мог принимать нужные и правильные решения…»

И вот гигантская работа по изучению Черной дыры позади. Подводить итоги рано. Собрана гора фактов, пища для размышлений, которой хватит для размышлений не одному поколению физиков Земли. Теперь-то и встал во весь рост вопрос, задумываться над которым раньше попросту не было времени: как победить гравитацию Тритона? Дело капитана… «Дело капитана», – повторил Икаров вслух, снова склоняясь над искривленной плоскостью письменного стола.

Настал день, когда подготовительные работы и расчеты на корабле были закончены. «Пион» напоминал бегуна, замершего в ожидании старта. Только ставкой в этом забеге была жизнь.

Завтра по приказу капитана белковые роботы включат двигатели, и «Пион» начнет разматывать спираль. Завтра кошмарные перегрузки пригвоздят капитана к жесткому ложу манипулятора.

Идут последние часы невесомости.

Все нужно продумать, все предусмотреть. Любая мелочь, любое упущение смогут сыграть впоследствии роковую роль. Каждый белковый был загружен до предела. Хватало работы и манипуляторам. Выполняя команды, они снова и снова проверяли двигатели, кондиционеры, ленту эскалатора: в полете все должно работать бесперебойно.

Капитан оторвался от расчетов, обвел взглядом хаос вздыбленных плоскостей и изогнутых линий, будто видел все это в первый раз.

– Фотонный отражатель в порядке, капитан, – доложил Энквен по биосвязи.

– Двигатели маневра?

– В порядке, – доложил Энквен, – только все топливо в них сожжено.

– Загружайте аннигилятор, – распорядился Икаров и потрогал свой шрам.

– Антивещество подготовлено к использованию, – сказал Энквен. – Вещества не имеется. С чего начать, капитан?

– Что начать? – не понял Икаров.

– С какого отсека начнем сжигание «Пиона»? – пояснил робот свой вопрос.

Капитан подумал.

– Начнем с астрономического отсека, – решил он. – Отсек массивный, хватит на некоторое время… А наблюдать пока все равно нечего, – покосился он на черный, словно ночь, обзорный экран.

– Есть, капитан.

– Прежде чем разрезать астроотсек, вынесите из него все приборы и инфорблоки, – велел Икаров.

– Куда? – прозвучал в мозгу капитана вопрос Энквена. Икаров побарабанил пальцами по столу. В центральный ствол? Не годится: нельзя загромождать главную артерию корабля. В какой-либо другой отсек? Тоже не пойдет. Судя по расчетам, придется сжечь все отсеки «Пиона», кроме головного…

– Переносите оборудование в головной отсек, – сказал капитан.

– Можно приступать?

– Приступайте, – разрешил Икаров. – Только запомни одно, Энквен, – добавил он. – Возможно, в полете у меня не будет… не будет возможности отдать команду. Знай: оранжерейный отсек сжигать в последнюю очередь. Все выгрузить из него невозможно… Может быть, до него и не дойдет очередь.

Последняя прогулка перед стартом! Последняя прогулка в невесомости.

Оранжерейный отсек встретил его, как частица далекой Земли. Капитан осмотрел отсек внимательным взглядом. Зеленых листьев за четыре дня, прошедших со времени последнего его посещения, значительно поубавилось. В условиях Черной звезды земная растительность продолжала перерождаться. На березе Лин появилось еще несколько голых ветвей, покрытых прожилками. Некоторые листья съежились и побурели, но они оставались живыми.

Икаров с трудом сорвал с березы зеленый листок, долго смотрел на него. Капитан подумал, что это маленькое зеленое чудо с твердыми прожилками – в каком-то смысле символ земной жизни. В таком листке происходит таинство превращения солнечной энергии, питающей Землю. Хлорофилловые зерна внутри клеток листа неустанно трудятся, сотворяя органические вещества. Земная флора – единственный посредник между Солнцем и разумной жизнью на Земле.

Сколько трудов было положено на оранжерейный отсек, когда «Пион» собирался на Лунных стапелях! Икаров вспомнил слова Лин, которая отстаивала тезис: растения на звездолет нужно подбирать так же, как комплектуют экипаж корабля.

– Оранжерейный отсек должен работать, как часы: непрерывно, равномерно и надежно, – заявила Лин.

И действительно, жаловаться на оранжерейный отсек в полете капитану не приходилось. Отлично ужились высаженные на одном участке вперемежку лиственницы и ели. Прекрасно ладили друг с другом дуб и липа.

Икаров медленно шел по отсеку, время от времени останавливаясь.

«Пион» придется сжигать по частям, это неизбежно. Но как сохранить для землян это зеленое богатство? Икаров потянулся за биопередатчиком. Надо сказать Энквену, что, если дело дойдет до оранжерейного отсека, пусть экипаж выставляет зелень куда угодно, хотя бы в центральный ствол, пусть занимают любой свободный уголок. Головной отсек к тому времени, конечно, будет забит сверх всякой меры.

Идя из оранжереи, капитан заглянул в астрономическую обсерваторию. Здесь кипела работа. Роботы паковали астрономические приборы. Подчиняясь их четким, отрывистым командам, манипуляторы выстроились цепочкой и передавали друг другу ящики и пакеты, которые непрерывной струйкой текли в глубь корабля. Икаров остановился, наблюдая за работой.

– Работа идет по графику, капитан, – доложил откуда-то вынырнувший Энквен.

Икаров одобрительно кивнул.

– Сейчас уберем главный телескоп, после чего можно разрезать отсек, – сказал Энквен.

Икаров подошел к телескопу и прильнул к нему. Абсолютно черная пелена. Ни звездочки!

Энквен и Кельзав приблизились к телескопу, ожидая, когда капитан освободит его.

– Пожалуй, он не поместится в головной отсек, – окинул Икаров взглядом шеститонную громоздкую махину.

– Не поместится, – подтвердил Кельзав.

– Куда же вы решили поместить его? – спросил капитан, окидывая взглядом телескоп.

– Пока в оранжерейный отсек. Там много места, и, кроме того, отсек будет сжигаться в последнюю очередь, – сказал Энквен.

– Не нужно. Оставьте телескоп здесь, – сказал капитан, погладив рукой рефрактор.

– Сжечь телескоп? – переспросил Кельзав.

– Это даст нам энергию на несколько дополнительных часов, – произнес Икаров.

– Капитан, телескоп уникален, – напомнил Энквен.

– Зато ценой телескопа, может быть, удастся сохранить оранжерею… – бросил капитан. – А она представляет куда большую ценность.

Энквен выкрикнул несколько имен. Три или четыре белковых робота подошли к нему, вооруженные лазерными пистолетами. Капитан вышел из отсека в центральный коридор. Роботы направили искривленные лучи лазерного огня на стены. Лучи ползли вдоль линий, заранее намеченных Энквеном.

Один робот возился у телескопа, разрезая его на равные части. Икаров отвернулся.

– Через десять минут астрономический отсек будет разрезан, – сказал Энквен. – Какой следующий?

– Лабораторный, – сказал капитан и, прыгнув на ленту, помчался к головной рубке.

Близилась минута включения главных двигателей корабля. Икаров еще раз проверил навигационные приборы, переложил поближе биопередатчик и блок с записью голоса Лин. Он так и не дослушал его до конца. Строки о витках спирали, которые подсказали ему путь к спасению, капитан прослушивал бессчетное число раз, а все остальное берег, чтобы послушать, когда «Пион» двинется в путь и тело скует многотонная тяжесть перегрузок.