Я рассмеялся, смутившись своей реакции на него.

– Эндрю, было невероятно. Что это за мелодия?

– Так, написанная мной ерунда.

Я фыркнул.

– Прикалываешься? Тобой написанная?

Он кивнул.

– Написанная мной ерунда, – спародировал я его голос. – Нет, список покупок – написанная тобой ерунда, а это…, – я махнул рукой на рояль, – боже мой, Эндрю, было так… невероятно. – Других слов просто не нашлось.

Он улыбнулся с заметным облегчением и, наверно, даже с капелькой гордости.

– Спасибо.

Мне пришлось сдержать желание подойти и коснуться его. Обхватить руками его лицо и поцеловать. Взять за руку и отвести наверх в постель. Я хотел. Господи, как же я хотел.

И знал, что был не в своем уме.

Где–то каким–то образом я позволил себе пересечь границу. И не просто шагнул за нее. О, нет. Я пересек эту самую границу как Усэйн Болт^[12]. Но, не позволяя положить всему конец, не позволяя сдать назад и выполнять свою работу, мое глупое сердце заговорило раньше моего глупого мозга.

Сыграй снова.

Лола подъехала к входу в салон, и я запрыгнул на пассажирское сиденье, не дав автомобилю сзади шанса посигналить. Она гнала крошечную «хонду» восьмидесятых годов, – метко прозванную «Синди Кроуфорд» в честь любимой модели Лолы из восьмидесятых – как демона, по утренним пробкам. И стоило отдать ей должное: она проехала целых два квартала и только потом пристала с вопросами.

– Как прошел ужин?

– Хорошо.

Она перевела взгляд с дороги на меня.

– Просто хорошо?

Я старался не улыбаться и лажанулся.

– Ладно, лучше, чем хорошо. Лола, он играл мне на рояле.

– Это эвфемизм для чего–то развратного?

Я рассмеялся.

– Нет. В прямом смысле играл на рояле. Просто невероятно.

– Сара все еще была там?

– Нет, только я.

– О, неужели?

– Заткнись. Все было не так. Я попросил его сыграть, он и сыграл. То есть у него в гостиной стоит огромный рояль. Не я же купил его, чтоб он мог играть.

– Как купил проигрыватель?

Я послал ей свой лучший взгляд из разряда «завали», который только смог изобразить.

– Это иное.

–Мм–мм. – Она издала одобрительный звук, вовсе не походящий на одобрение.

– У всех должен быть проигрыватель и хотя бы один альбом Джеффа Бакли, – пояснил я. – Уверен, это писаное правило.

Она расхохоталась.

– Что он тебе сыграл?

– Сказал, написанное им самим. Знаешь, типа как мы пишем эсэмэски, он пишет музыку.

– Он хоть что–то не умеет?

– Видимо, готовить. В этом плане у него руки из одного места.

Лола рассмеялась.

– О, хорошо. На секунду мне показалось, что он – само совершенство.

Я закатил глаза.

– Однако заказывает он отличные блюда. Вчера была паста с телятиной.

Несколько раз она бросала на меня взгляд, словно пыталась прикинуть, как точнее выразиться или что–то в том же духе, и при нормальных обстоятельствах я бы велел ей выложить все начистоту. Но я абсолютно не сомневался, что не хотел слушать связанную с Эндрю речь, поэтому сменил тему.

– И куда же мы направляемся?

– В центр, – ответила она. – Съемка будет в метро.

– Круто.

До окончания дня тему Эндрю она больше не поднимала. Само собой, она занималась превращением красивых людей в необыкновенно красивых, а я занимался выполнением ее просьб. А темы наших разговоров вращались вокруг других вещей, что было просто прекрасно. Продолжалось так до тех пор, пока мы не забрались в «Синди Кроуфорд» и не двинули в сторону дома. И я решил проверить телефон. Водила она как чокнутая слепая женщина, так что иногда лучшим выходом было не смотреть не дорогу.

– Ждешь сообщения от кого–то конкретного? – спросила она.

– Я писал ему, – отозвался я. – Просто смотрю, вдруг он ответил.

Ответа не было.

– Намечается еще одно свидание за ужином?

– Все не так.

– Мм–мм. – Опять саркастичный звук типа «разумеется, нет».

– Я интересовался, выходил ли Эли на связь, – признался я. – Мы загрузили фото на «фейсбук», а его сестра оставила коммент с местом и временем субботней встречи. Всего лишь стало любопытно, заглотил ли Эли наживку, вот и все.

– Да все в порядке, Спэнс, – сказала она. – Тебе не нужно передо мной оправдываться.

– Знаю. Я и не оправдывался. – Но было все с точностью до наоборот, и мы оба это понимали. Мне хотелось рассказать ей, что я испытывал трудности в работе. Мне хотелось рассказать ей обо всех прелестях и ужасах, и страхах и великолепии. Но промолчал. Суровая реальность: моя работа с Эндрю завершится через пять дней. Придет утро воскресенья, и мы выясним, хочет ли Эли вернуться. Парень будет полнейшим кретином, если нет. – Не могла бы ты смотреть на дорогу, а не на меня? Я не в настроении сегодня умирать.

Лола нахмурилась, и тут мой мобильник звякнул сообщением от Эндрю. А мое сердце споткнулось о собственные ноги. Нелепица какая. «Прости, занят весь день. Только что закончил работать и увидел твое сообщение. От Эли тоже весточку получил. Что мне делать?».

Мое глупое сердце больше не спотыкалось – оно замерло. Господи, какая дурость. «Что он сказал?».

«Хотел поздороваться. Узнать, как я. Увидел фотку, хотел уточнить, реальная ли она».

– Что там? – осведомилась Лола. Вместо дороги смотрела она на меня, в глазах застыло волнение.

– Ничего, – солгал я. – Это Эндрю. Говорит, Эли выходил на связь. Он увидел фото.

– Это хорошо? – медленно и явно неуверенно задала она вопрос.

Я кивнул.

– Да. Этого хочет Эндрю.

Лола переметнулась от неуверенности к тревоге.

– Спэнсер?

– Нет, все хорошо. Именно поэтому я и предложил снять фотки и выложить на «фейсбук», – отчеканил я, глядя в телефон. Потом послал эсэмэс Эндрю, советуя ему сделать то, чего я больше всего боялся. «Напиши ему. Скажи, что не уверен, как со мной обстоят дела. Скажи, все зависит от того, сколько времени на отдых ему требуется. На такое он должен среагировать».

Глубоко вдохнув, я вырубил телефон. Подняв глаза, я осознал, что мы стояли через дорогу от тату–салона. Черт. Я резво отстегнул ремень и открыл дверь.

– Спэнсер, – начала Лола.

Я вышел и наклонился, чтоб сказать через дверцу:

– Увидимся завтра в семь. Я принесу кофе. – Я закрыл дверь и похлопал «Синди Кроуфорд» по крыше.

Машина сзади посигналила, и Лола, вскинув «фак», с молниеносной скоростью унеслась в поток автомобилей. Я хохотнул и рискнул пересечь улицу в час–пик.

В среду утром я забрался в «Синди Кроуфорд» ровно в семь. В руках держал лоток с кофе для Лолы и чаем для себя. Я выждал, пока мы проедем пробки, и станет безопаснее, и только потом вручил ей стаканчик.

– Вчера ты не ответил на мои сообщения, – сказала она.

– Извини, – пробормотал я. – Телефон был выключен.

– Спэнсер, мы можем это обсудить?

Я покачал головой.

– Я в норме. Пожалуйста, следи за дорогой.

– Не соскакивай с темы. Ты не можешь постоянно избегать подобного дерьма.

– Могу. Я занимался этим годами. Работает отлично.

– Тебе позволено иметь чувства, Спэнсер.

– Знаю.

– Знаешь?

– Мне казалось, мы об этом не говорим, – произнес я, глядя в окно.

– Еще один вопрос, и я оставлю тебя в покое. – Независимо от моего желания, вопрос все равно бы прозвучал, так что смысла спорить не было. – Эндрю ответил?

– Без понятия. Телефон был выключен.

– Ты вообще его не проверял?

Все еще смотря в окно, я покачал головой. Больше она не добавила ни слова, но ее вздох на сто процентов означал «о, Спэнсер».

Я помог ей дотащить коробки и сумки на колесиках с прибамбасами для макияжа до места фотосессии. Лола на пару с другими визажистами занялась моделями, а я старался не путаться под ногами. Обычно, пособничая в подобных мероприятиях, я стрелял телефончик и мутил себе «однодневку». Но сегодня симпатичные мальчики меня не интересовали, а к десяти утра мобила начала прожигать дыру в кармане.