Ее руки безвольно свисали. Она инстинктивно пыталась оттолкнуться и найти опору, но ничего не получалось. Тогда она обхватила сильную спину мужчины, впилась ногтями в его плоть, так что он должен был почувствовать боль, но все было тщетно. Больше не сопротивляясь, гетера покорно лежала в его руках.

Что происходило с ней сейчас и что произойдет дальше — об этом Дафна не хотела думать. Шум трапезы, зеваки вокруг них — все это было безразлично и далеко. Ей лишь хотелось, чтобы невероятный миг ошеломленности и женской беспомощности никогда не заканчивался.

Но постепенно Дафна пришла в себя и посмотрела в глаза Фемистокла, которые, как и прежде, ничего не выражали. Ионийка снова взяла себя в руки и услышала из своих уст слова, которые она не собиралась говорить:

— Разве ты не тот великий Фемистокл, который однажды заявил, что я когда-нибудь возжелаю быть проданной на рынке рабов?

— Да, это я. Именно так я и сказал.

Дафна ждала какого-то объяснения, отговорки или извинения. Но полководец не произнес ничего в свое оправдание. Он стоял перед ней как могучий дуб, с которым ничего не может случиться, если шторм сломает одну из его веток.

Оскорбленная в своих самых глубоких чувствах, девушка продолжала жалить:

— Разве ты не тот великий Фемистокл, который в порыве высокомерия разбил статуэтку, посвященную Аполлону Дельфийскому?

— Не в порыве высокомерия! — возразил Фемистокл.

— И какова же иная причина? Тебя охватил гнев, когда Главк объявил, что моделью для бронзовой Афродиты послужила Дафна? Именно та, которую ты хотел бы продать на невольничьем рынке.

Фемистокл набрал в легкие воздуха. Дафна чувствовала, как тяжело дается ему ответ.

— Главк — гений, — сказал он. — Его Афродита была шедевром. Никогда в жизни мне не доводилось видеть столь прекрасное произведение искусства. Я был очарован скульптурой и подумал, что это плод воображения великого Главка, который стремился создать идеал женщины. Но вдруг я заметил рядом со статуэткой тебя, Афродиту во плоти, и одновременно обратил внимание на похотливые взгляды гостей, услышал их грязные намеки. Они, глядя на Афродиту, уже считали деньги, потому что надеялись купить тебя. Я просто не мог вынести всего этого. Любой взгляд, любое замечание причиняли мне боль. Мне не хотелось, чтобы они глазели на статуэтку и узнавали в ней тебя, поэтому и столкнул ее с пьедестала.

Дафна молчала. Она поняла, что этот мужчина не похож на остальных и, оценивая его поступки, нельвя подходить с обычными мерками. Под маской вояки, которого ничем нельзя смутить, скрывалась очень чувствительная натура. Но как вести себя с этим мужчиной? Ответить ли ей на неожиданное проявление чувств Фемистокла? И какие это должны быть слова?

Полководец прервал неловкое молчание и голосом, полным спокойствия и твердости, как будто все уже было решено за нее, произнес:

— Я хочу тебя, Дафна. Я хочу, чтобы ты была только моей, слышишь? Ты — моя Афродита.

Дафна сглотнула. Она боялась, что ее ответ прозвучит фальшиво, однако, собравшись с духом, сказала:

— О Фемистокл! Ты забываешь, что я гетера, а гетера никогда не принадлежит одному мужчине. — Едва закончив фразу, она почувствовала невыносимую душевную боль и чуть не заплакала.

Пока Дафна перед серебряным зеркалом без рамки наносила на лицо свинцовые белила и подводила глаза темно-зеленой шиферной пастой, Мегара убеждала ее:

— Поверь мне, Дафна, никто здесь не причинит тебе вреда. Мы все тебя любим!

В доме гетер у Карамеикоса царила напряженность. С тех пор как Дафна нашла у себя в постели змею, девушке казалось, что ее хотят убить.

— Ты меня любишь, Мегара! — ответила Дафна. — Точно такие же нежные чувства и я питаю к тебе. Остальные улыбаются мне, но за их улыбками скрывается ненависть.

Мегара покачала головой.

— Да, конечно, твою молодость, привлекательность и красоту тяжело переносить любой женщине. Но я думаю, ты заходишь слишком далеко, когда думаешь, что все только и ждут, чтобы избавиться от тебя.

— Не все! — Дафм вздохнула. — Но Аттис преследует меня. В этом я уверена. Или ты считаешь, что гадюка сама заползла ко мне в постель? Ты и сама знаешь, Мегара, что Аттис говорила неправду, когда утверждала, будто я играю с лягушками и змеями. Я их не боюсь, это правда. Дома, на Лесбосе, мне часто приходилось наблюдать за этими животными в горных пещерах. Но чтобы брать их к себе в постель — об этом у меня и мысли не возникало! Я думаю, что все это устроила Аттис.

— Аттис! Все время Аттис! Всегда она сеет раздор в этом доме!

— Нет, — ответила Дафна. — Не Аттис сеет раздор. Причина во мне. Как только я появилась в этом доме, начались ссоры и распри. Я чужая овца, которая принесла беспокойство в загон. Я должна уйти.

Мегара отложила в сторону хитон с пурпурной оторочкой, который она приготовила для Дафны, взяла девушку за руки и прижала к себе.

— Малышка, куда ты собралась уходить? Не давай лести мужчин ослепить себя. Конечно, твоя красота притягивает их, и они обожают тебя больше, чем любую другую. Но не забывай, что дома у каждого из них на постылом брачном ложе лежит жена, некрасивая и глупая. И она ревностно заботится о том, чтобы он не терял свою влиятельность и благосостояние. Фемистокл не является исключением.

Последнее замечание попало в цель, и Дафна тут же откликнулась:

— Оставь Фемистокла в покое!

— Я знаю, что этот достойный мужчина, выдающийся полководец, ухаживает за тобой. Я только за тебя рада. Но у него, как и у большинства из них, есть жена и дети. И он никогда не бросит их.

— Прошу тебя, замолчи! — вспыхнула Дафна и вырвалась из объятий подруги. — У меня никогда не было серьезных намерений в отношении Фемистокла. Я — гетера и знаю, что мне делать.

Служанка сообщила, что прибыл паланкин для Дафны.

— Паланкин? — удивленно спросила Мегара. — Кто же это прислал тебе паланкин?

— Дифилид, — ответила Дафна и надела хитон. — Он очень вежливо пригласил меня на один из своих симпозионов. Этот богач не смеет ко мне прикоснуться, но лишь одно мое присутствие доставляет ему огромную радость. Дифилид — старик и не блещет умом, но он знает жизнь. Я решила не отказывать ему, если он желает видеть меня рядом с собой.

Мегара усмехнулась и, провожая Дафну, вложила ей в руку небольшую розовую баночку. Та не хотела брать ее, но Мегара настояла:

— Женщина никогда не знает, что ее ждет! — И Дафна уступила.

Баночка из матового стекла имела форму яблока и содержала бальзам Афродиты, тайну которого тщательно оберегали греческие гетеры. Обычные проститутки для предотвращения зачатия надевали на фаллос своих ухажеров мочевой пузырь животных или принимали горячие ванны. Гетеры, которые, на первый взгляд, не применяли никаких противозачаточных средств, беременели крайне редко.

Волшебным средством являлась мандрагора, трава с корнями в форме фаллоса. Корни сушили, толкли и смешивали со всякими ароматическими мазями. Все вместе доставляло удовольствие мужчине и предохраняло от зачатия.

Четыре раба, несшие паланкин, вели себя молчаливо и сдержанно. Они бежали по темным переулкам, которые с наступлением сумерек становились все более мрачными. Уличного освещения не было, так что носильщики перед каждым перекрестком издавали громкий крик, чтобы обратить на себя внимание и ни с кем не столкнуться.

Это было время бродяг, воров и сутенеров. Дафна была очень рада, когда они наконец миновали ворота Дипилон, вышли к более приличной части города и повернули на кипарисовую аллею, которая, протянувшись через парк, вела к особняку Дифилида. На мраморных статуях по обеим сторонам дороги горели красные факелы, придававшие обстановке театральность и особое очарование.

Дифилид любил такие праздники. Многие завидовали ему. Успех коневода и сказочное богатство, обязывавшее его оснащать половину флота, обеспечивали ему авторитет и влияние в Афинах. После смерти своей молодой жены, которая, как говорили, десять лет назад умерла от сифилиса, Дифилид окружил себя огромной командой слуг, секретарей, рабов и проституток, которые читали по глазам любое его желание. Это нравилось своенравному старику.