Размахивая ножом, он загнал всех семерых маленьких Пачеко на кукурузное поле, ухитрившись при этом отхватить кончик правого уха у старшего сына. Затем избил жену, грубо овладел ею и потом заснул прямо на ней.

Избитая Эльза пришла в такое отчаяние — ведь напиток Питы только ухудшил дело! — что она, добродетельная католичка, поддалась искушению и сделала один-единственный глоток пульке своего мужа. Этот глоток имел непредсказуемые последствия: осушив вторую бутылку, Эльза созвала в дом детей и с их помощью обмотала грузное тело Абелардо всеми плащами и одеялами, которые только нашлись в доме. В конце концов Абелардо оказался крепко привязан к кровати и более беспомощен, чем узник в смирительной рубашке.

На следующее утро, когда он с диким ревом пробудился и приказал Эльзе отпустить его, она преспокойно схватила тяжелый утюг и била мужа до тех пор, пока тот не запросил пощады, в промежутках между всхлипами божась, что никогда в жизни не прикоснется к пульке, если только Эльза даст такую же клятву. Как ни странно, после этого случая и известия о том, как неудачно подействовало снадобье Питы, у нее почему-то прибавилось клиентов. А Абелардо действительно больше не брал в рот пульке и превратился в самого послушного и тихого из мужей.

Еще секунду портрет Лупе излучал сияние, а затем воздух в комнате вдруг сделался холодным и влажным. Черные глаза Лупе впились в лицо Кэти.

Кэти покаянно опустилась на колени перед портретом.

— О, Лупе, мне так жаль! — прошептала она. — Я не хотела обидеть тебя. Ты не виновата, что я не верю в колдовство. Я... поверила бы в него, если бы смогла. Как жаль, что жизнь слишком сложна...

Пол вновь затрясся под ногами Кэти. Сахарные черепа зловеще застучали.

Что-то прохладное ласково коснулось ее щеки. «Все возможно», — послышался откуда-то тихий голос. Кэти отпрянула от алтаря. Казалось, на несколько секунд здесь появился незримый дух Лупе.

Затем пол задрожал вновь, и Кэти испуганно вскочила на ноги, призывая на помощь Питу.

— Momentito!Минутку!

Услышав добродушный знакомый голос Питы, Кэти немного успокоилась.

Невысокая, полная няня с кожей кофейного оттенка вперевалку вышла из кухни, вытирая руки о белый передник.

— Ты почувствовала небольшое землетрясение?

— Землетрясение?

Небольшое землетрясение. В этих краях подземные толчки ощущались постоянно. Обычно они не приносили вреда.

Однако Кэти так перепугалась, что ее язык, казалось, присох к нёбу.

Наконец, обретя дар речи, она произнесла:

— Пита, твой алтарь с каждым годом становится все огромнее.

— Как и я сама, — с усмешкой отозвалась Пита, разглаживая на животе передник и ничуть не стесняясь внушительных размеров своей округлой фигуры. — Мне приходится воздвигать его. — Приблизившись к алтарю, она взяла фотографию матери. — Ты ведь знаешь, как все в округе восхищались Лупе.

— Д-да... знаю.

— Каждый год в это время сюда собираются люди, ожидая ее возвращения и молясь о помощи.

— Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом...

— Она умерла уже давно, а они по-прежнему верят в ее могущество — гораздо сильнее, чем в мое, — с оттенком зависти заключила Пита.

— Не расстраивайся, — утешила ее Кэти. — У тебя немало других достоинств.

— Она была так талантлива! И никак не могла понять, почему я не унаследовала ее способности.

— Моя знаменитая и талантливая мать тоже не понимает, почему я не похожа на нее.

— Лупе всеми силами старалась научить меня своим секретам, но заклинания — сложная штука. — Пита оживилась. — Мне каждый раз хотелось добавить в них что-нибудь свое и посмотреть, что из этого выйдет.

— Так вот почему ты так чудесно готовишь — благодаря творческому подходу!

— Но дополнять заклинания и добавлять новые приправы в блюдо — разные вещи, — пробормотала Пита.

— Ну, это еще неизвестно. Может, когда-нибудь ты выдумаешь самое величайшее из заклинаний! Может, оно будет таким великолепным, что Лупе от зависти позеленеет в могиле!

— О таком я могу только мечтать! — Эти слова Пита произнесла так печально, что Кэти поняла: она стыдится своих неудач. — Я буду стараться. Беда в том, что, когда я пробую что-нибудь новое, все выходит наперекосяк.

— О, Пита, как бы я хотела... — Кэти осеклась, вдруг ощутив уныние и неуверенность. Чего она этим добьется? Она не верила в колдовство. Но Кэти слишком любила Питу, чтобы оскорбить ее, признавшись в своем неверии.

— Что тебя беспокоит, Флакита?

Кэти бросилась в объятия Питы.

— Мне будет недоставать тебя, Пита.

— Зато у тебя появится муж и начнется новая жизнь.

Но замки Мориса так далеко! И кроме того, они слишком напоминают роскошные дворцы Арми. Почему-то Кэти казалось, что Морис не позволит ей часто приезжать сюда, в деревню к обожаемой Пите, а Кэти знала: только Пита и любит ее по-настоящему. Вот почему Кэти привезла своего ребенка сюда, в эту нищую деревню, пытаясь обеспечить дочери счастливое детство, полное любви, какого никогда не было у нее самой.

От слов Питы слезы выступили у нее на глазах, и Кэти выпалила правду, в которой не смогла бы признаться ни единому человеку в мире:

— О, Пита, это ужасно! Я не могу поговорить с Сейди о Морисе. Я... Пита, я хочу влюбиться, я хочу любить Мориса...

— Полно, моя маленькая Флакита, ты же сама говорила мне, что любишь его...

— Да — потому, что хотела поверить собственным словам!

— Но во всех газетах пишут...

— Там повторяют лишь слова, сказанные журналистам мамой и Арми. Но дело вовсе не в том, что Морис слишком плох для меня!

— Тогда в чем же?

— Я хочу любить его так же сильно, как любила Рейфа.

Пита перевела взгляд на странного вида шаткое сооружение из коробок, небрежно прикрытое неровными обрезками белого атласа.

— Ты видела, какой алтарь воздвигла наша маленькая Гордита?

Обернувшись, Кэти заметила наконец маленький алтарь, неуверенно прислонившийся к сооружению Питы.

— Она сделала его в честь Рейфа, — объяснила Пита. — Она так старалась! Я не говорила тебе об этом, потому что...

Ошеломленная Кэти шагнула к алтарю. Три неустойчивые коробки были лишь отчасти прикрыты обрезками атласа. На нижней коробке Сейди разложила свои немудреные сокровища. В центре, словно корона императора, усыпанная драгоценными камнями, горделиво красовалось ее последнее приобретение.

Лиловый светящийся череп торжествующе щерился, глядя на Кэти пустыми глазницами. Рядом с ним, в маленькой позолоченной рамке, которую Сейди потребовала купить на прошлой неделе, лежала фотография Рейфа на мотоцикле.

Так вот почему Сейди закатила такой скандал на рынке!

Эта фотография Рейфа, единственная оставшаяся у Кэти, поскольку Арми разыскал и уничтожил остальные, прежде была заперта в шкатулке с драгоценностями. Считалось, что Сейди даже не подозревает о ее существовании.

Кэти невольно потянулась к медальону, в котором хранила ключ.

Каким-то образом маленькая плутовка, всегда с негодованием отрицавшая, что она постоянно роется в вещах Кэти, утащила и ключ, и фотографию.

Но Кэти размышляла не о многочисленных проказах Сейди, а скорее о той горькой причине, следствием которой они являлись.

Бедная малышка отчаянно тосковала об отце.

— О, Пита... — пробормотала Кэти, обмякнув перед маленьким алтарем. Передернувшись, она притронулась к ярко-лиловым светящимся надбровным дугам черепа. — Я должна выйти за Мориса, и чем скорее, тем лучше. Сейди необходим отец. Знаю, со временем она примирится с Морисом.

— Но если ты сама не любишь его...

— О, Пита, если бы на свете и вправду существовало колдовство! Если бы ты только унаследовала дар Лупе и сумела состряпать зелье, от которого я влюбилась бы в Мориса без памяти!

Пита застыла, борясь с уязвленной гордостью и глубокой скорбью.

Кэти мгновенно поняла, что натворила.

— Пита, прости! Напрасно я сравнила тебя... но я не хотела...